Том 13. Большая Душа - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/39
• Следующая

— И мы понеслись под звуки вальса. А кругом нас звучал замирающий шопот восторга. "О, какая прелестная пара, — шептали присутствующие. — Она соединяет в себе легкость косолапого медведя с изящной грацией гиппопотама".

— Стыдно говорить такие глупости! — сердито поблескивая маленькими глазками, сказала Миля, уязвленная за подругу, в то время как Зизи не могла произнести ни слова.

Неизвестно, чем окончилась бы эта сцена, если бы в классную старшего отделения не вошла в этот миг m-lle Алиса Бонэ и не заявила во всеуслышанье.

— Занимайте ваши места, дети, Ольга Федоровна сейчас придет давать урок арифметики. Райская, вы дежурная нынче? Раздайте же листки для письменной работы. Vite, vite, cheres amies.

Маленькая, очень подвижная и еще молоденькая, недавняя курсистка педагогических курсов, Ольга Федоровна Репнина вошла в класс с небольшим изящным портфелем под мышкой.

— Здравствуйте, дети, у нас сегодня, кажется, письменная работа? Вы об этом хотите мне сказать, не правда ли, Марина Райская?

Близорукие глаза Мары были устремлены в окошко, за которым угасал дождливый октябрьский день. И мысли Мары были далеко. В ее воображении рисовались иные, красивые, картины:

"Белые дома родного Тобольска. Быстрые, студеные воды Иртыша. Убегающие вдаль родные горы. Никогда, никогда, кажется, не привыкнет она, Мара, к дождливому скучному Петербургу! Здесь нет ни привольных ласковых гор, ни любимого Иртыша с его пароходами, барками и лодочками, ни ледяной жестокой, но прекрасной зимы. Здесь есть другая река, правда, красавица Нева. Но разве она ей, Маре, родная? И приволья здесь нет такого, как дома. Да, ей грустно, грустно до слез, что вот уже четыре года, как ей, Маре, со старушкой-бабушкой, подругой бабуси, пришлось переселиться сюда, в чужой, душный, густо заселенный Петербург".

— Мара, да что же такое с вами? Вы, кажется, грезите с раскрытыми глазами? Проснитесь, дитя мое! Возьмите-ка лучше эти листки для письменной работы и раздайте их воспитанницам, — произнесла Ольга Федоровна.

Краснея до ушей, Марина исполнила приказание учительницы. Не в первый раз уже ей приходится получать подобные замечания в классе. Ее рассеянность вошла даже в поговорку: "Рассеянна, как Марина Райская".

— Все готовы? — осведомилась Ольга Федоровна, обежав глазами свою маленькую аудиторию, и сейчас же ей ответили десять воспитанниц хором:

— Все готовы, Ольга Федоровна.

— Отлично. Итак, я начинаю диктовать задачу. Слушайте ее внимательно и записывайте.

— А задача-то совсем не трудная, — шепнула Соня-Наоборот, оборачиваясь со своей первой парты назад, в сторону Доси, сидевшей рядом с Асей Зариной на второй скамейке.

— Пожалуй, что и не трудная, — согласилась Дося, — только, между нами говоря, не очень-то я долюбливаю эти задачи с бассейнами, в которые то вливается, то выливается вода. И чего вливать да выливать без толку, только мучить нас, бедняжек, этими бассейнами, право.

— Да ведь ты понимаешь задачу? — осведомилась Ася, всегда тревожившаяся за Досины классные работы гораздо больше, чем за свои.

— Знаю, ведь летом же ты сама меня истерзала этими бассейнами до полусмерти.

— Ну и решай себе…

— Вы все еще собираетесь, а у меня скоро и конец делу, — также тихо, сквозь зубы, сообщила подругам Соня-Наоборот, снова откинувшись на спинку парты, служившую основанием следующей скамейки.

— Чего уж там, ты у нас профессор математики, что и говорить, — шепнула ей в ответ Дося. — Не уступишь и Ольге Федоровне.

— Дети, тише! Кто там болтает? Делайте свое дело, и без разговоров, пожалуйста, — повысила голос Репнина. — Зина Баранович, что это с вами? Не клеится у вас дело, кажется? Не понимаете задачи? — обратилась учительница к Зине.

Вся пунцовая от этого замечания, не в меру самолюбивая, девочка ответила, надувая губы:

— Нет, у меня все идет, как следует.

— Ну, стало быть, я ошиблась. Тем лучше.

Нет, Ольга Федоровна не ошиблась. Дела Зины Баранович, действительно, не клеились совсем. Решение задачи оказалось не под силу Зине. Девочка волновалась, злилась, выходила из себя.

Она то принималась в который раз уже перечеркивать целые действия и начинала их снова, то шептала своей соседке Миле:

— Да помоги же ты мне, Шталь. Неужели же не можешь? Хороша дружба, нечего сказать!

Увы! На этот раз Миля Шталь не могла помочь подруге — как на беду, у нее самой нынче ничего не выходило с решением задачи.

— Зиночка, прелесть моя! Погоди немножко, мой ангел. Дай мне самой сперва справиться, а потом я помогу тебе, — молящим шепотом уговаривала она Зину.

Но та в ответ только передернула плечами:

— Когда это ты справишься, желала бы я знать? Уж не когда ли окончится урок? Очень мне тогда нужна будет твоя помощь!

Между тем, на первой скамейке дела шли много лучше. Соня-Наоборот быстрее других девочек решила задачу. Покончив с нею, она схватила карандаш и стала проворно списывать решение на клочке бумаги, изредка поглядывая на Ольгу Федоровну. Учительница была занята просматриванием письменных работ младшего отделения и вся ушла с головой в это дело.

Соня-Наоборот переписала задачу на бумажку, скатала под партой так, что получилось некоторое подобие бумажной клецки, и, откинувшись назад с самым невинным видом, закинула за спину руку с шариком, зажатым в кулаке. Ася и Дося внезапно подняли головы и увидели перед собой на парте крошечный бумажный комок.

— Если решила сама, Дося, перебрось Зине Баранович, — услышала девочка шепот не раскрывавшей рта Сони. — Перекинь Зизишке, а то, несчастная, я вижу, трудится в поте лица и, кажется, безрезультатно; да и Миля тоже от подруженьки нынче недалеко ушла.

Дося проворно схватила бумажку. Ей самой она была не нужна. Задачу девочка уже почти решила; оставалось только сделать последнее действие и переписать начисто.

Поэтому, не развертывая комочка, она решила тотчас же направить его дальше по назначению, то есть на последнюю скамейку, где, действительно, в поте лица трудилась, выбиваясь из последних сил, над решением задачи Зина.

— Ради Бога, не попадись. Оставь лучше, еще увидит Ольга Федоровна, — предупредила шепотом подругу Ася.

— Ничего. Не увидит. Она сама занята сейчас, — отвечала шепотом Дося.

И, живо повернувшись назад, взмахнула рукой с бумажным шариком.

— Зизиша, лови! — чуть слышно, сквозь стиснутые зубы, процедила девочка.

Комочек с решением упал.

Но, увы, упал совсем не туда, куда ему упасть следовало. Не на парту, занимаемую Баранович и Шталь, а тут же, неподалеку, посреди класса, к полному ужасу самой Доси и ее соседки.

Упал очень близко и в то же время далеко от Доси, потому что, не поднявшись с места, девочке нельзя было дотянуться до него.

На беду, Ольга Федоровна неожиданно подняла голову, обвела глазами отделение и увидела бумажку. Тотчас же поняв значение такого невинного на вид комочка, она встала со своего места и неторопливым шагом направилась к нему.

Дося следила за приближением математички к злополучному шарику.

На лице Ольги Федоровны застыла чуть-чуть насмешливая улыбка. Пять пар девичьих глаз следили сейчас за каждым шагом учительницы.

Сейчас им было не до письменной работы. Все они как одна не отрывали глаз от Репниной.

Ольга Федоровна подняла бумажку, быстро развернула ее, проглядела ее содержание и, укоризненно покачивая головой, обратилась к девочкам:

— И не стыдно вам, дети? Ведь это же обман! И самый настоящий обман. Как вы не можете понять, что, обманывая таким образом меня, вашу преподавательницу, вы вредите себе и никому больше. Ну какая, скажите, будет польза для вас, если вместо того, чтобы решать задачи, вы станете списывать их друг у друга? По крайней мере, сама я не вижу никакой пользы в таких классных работах. Это ваш почерк, Соня Кудрявцева? — неожиданно обратилась она к Соне-Наоборот. — Я сразу узнала его. А вот кого вы пожелали облагодетельствовать таким образом, я положительно не угадываю. Не скажете ли вы мне это, может быть, сами? Только правду говорите, не иначе, Соня.

• Предыдущая
• 26/39
• Следующая