Том 7. Приключения Таси - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 14
- Предыдущая
- 14/34
- Следующая
А Карлуша между тем продолжала, всхлипывая:
— Сегодня я долго спать не могла и все думала: почему мы недружно живем, почему ссоримся? Ведь все мы далеко от родных здесь, из разных сторон, как птички слетелись. Вот бы и жить согласно и дружно. А мы — то друг друга дразним, то наставников сердим. Это нехорошо. Они заботятся о нас. И Орлик, и сестра его, и Сова… Да, все мы недобрые, насмешливые. Одна только Дуся, как ангел, да Маргариточка, а другие зато… А я хуже всех была! На всех злилась, всех ненавидела, точно виноваты все в том, что я калека горбатая. Вот Бог и наказал. Пропала Милка, а папочка ее с такой любовью мне подарил! Он уже больной тогда был, папочка. Еле ноги передвигал, а сам все меня ласкает: "Как ты после меня, моя деточка, останешься, говорит, бедняжечка моя"… Жалко ему меня было… Бедный, бедный папочка! Как он страдал! А я и подарка его сберечь не сумела. Гадкая, дурная, поделом мне! Вперед уж не буду такою. Постараюсь исправиться, хорошей быть, доброй. Если виновата перед кем, прощенье выпрошу. Вот и к тебе пришла. Прости, Бога ради, Тася, милая.
Карлуша скользнула от Тасиной кровати и бросилась в свою постель.
Тася зарылась с головой в подушку. "Прости ради Бога, Тася, милая", — слышался ей на разные лады голос Карлуши, перед которой так виновата она.
Тася хотела было вернуть Карлушу, покаяться перед ней во всем, выпросить у нее прощение. Но вдруг горбунья пожалуется, и страх перед наказанием удержал Тасю.
Уснула она только под утро тяжелым, неспокойным сном.
Со дня пропажи Милки Тася не находила себе покоя. Проснувшаяся совесть грызла сердце девочки. Ей было жаль и горбунью Карлушу, и саму Милку. Она даже похудела, и в глазах ее затаилась печаль.
— Ты больна, Тася? — спрашивала Стогунцеву Дуся, испытующе глядя на девочку своими ласковыми и проницательными глазами.
— Ах, отстань, пожалуйста, — с напускным неудовольствием отвечала Тася, избегая взгляда Горской.
Та только головою покачивала, очевидно, догадываясь, что Тася скрывает от нее что-то.
И вдруг Милка нашлась! Нашлась самым неожиданным образом, недели через две после описанных событий. Старшие девочки с m-lle Орлик побывали как-то раз в балагане и увидели там Милку. Милка прыгала через обруч и изображала часового, стоя на сцене с крошечным ружьем.
— Милка! Милка! — позвала Маргарита, и четвероногий часовой, позабыв свои обязанности, бросил ружье и, подняв хвост, бросился в ложу, где сидели девочки, прямо на колени Вронской. Тогда m-lle Орлик попросила вызвать дрессировщика, чтобы узнать, откуда у него кошка. Явился неприятного вида, нечистоплотный господин и сказал, что кошка его, что он привез ее с собой из Петербурга и что не отдаст ее ни за какие деньги.
Когда же m-lle Орлик очень серьезно заявила ему, что кошка принадлежит одной из пансионерок и что ее украли у них из пансиона и пригрозила полицией, хозяин балагана сдался и сказал, что он ничего не знает и что кошку ему принес его ученик "Король воздуха", за которым и послал тотчас же. Явился знакомый уже читателю черноглазый мальчик, одетый в яркие, обшитые позументами, тряпки, и заявил на расспросы надзирательницы, что кошку он не украл, а что ему подарила ее одна девочка-пансионерка, которую он видел две недели тому назад в окне.
— Он лжет! Он лжет! Он сам украл Милку и только боится сознаться, — тихо сказала Маргарита на ухо Анне Андреевне.
Но мальчик расслышал ее слова.
— Зачем лгать! — беспечно сказал он, — кошку дала мне маленькая девочка, которая была зла на горбатую пансионерку за то, что ее наказали, оставили без гулянья. Горбатую зовут Карлуша, кошку — Милка; если она ваша — берите ее… без полиции берите. А я больше ничего не знаю.
— А как выглядела та девочка в окне? — . спросила m-lle Орлик маленького акробата.
Тот тотчас же обрисовал наружность Таси.
— Черные глаза… Черные кудри… Румяное личико… Словом, красивая девочка, которая может служить украшением цирка.
— Сомнений нет! Это Стогунцева! — решила m-lle Орлик.
— Это Тася! — подтвердили девочки.
Она дали акробату за кошку рубль и, взяв Милку, они поспешили домой, не дождавшись окончания представления.
При появлении Милки девочки всполошились. Карлуша бросилась обнимать свою любимицу.
— Это мне в награду за то, что я старалась хорошо себя вести все это время и не ссориться ни с кем — вот покойный папа и послал мне радость, — говорила она, смеясь и плача в одно и то же время.
Девочки гладили Милку и радовались не меньше Карлуши. Одна только Тася не разделяла общего оживления. При виде Милки она густо покраснела и незаметно выскользнула из комнаты, чтобы девочки не могли увидеть ее смущенного лица. Старшие девочки к тому же все время испытующе поглядывали на нее, и это еще более смущало Тасю. A m-lle Орлик, вернувшись из цирка, прямо прошла в комнату брата, где они долго совещались о чем-то.
Девочки ходили торжественные и притихшие, зная, что это совещание неспроста, и что их ждет что-то необычайное. Наконец, ровно в девять часов вечера, когда большой колокол позвал к чаю, двери директорской комнаты распахнулись, и Орлик вышел в столовую, где находились пансионерки. В руках он нес большой темный мешок, перевязанный бечевкой. Лицо директора было сухо и серьезно.
— Дети! — начал Василий Андреевич. — Дети! До сих пор у нас в пансионе были шалости, детские проказы, непослушание и капризы. Но теперь появилась новая дурная черта — мстительность. Кто-то из вас рассердился на Вавилову и очень дурно поступил с нею, отдав ее кошку в чужие руки. Очевидно, тот, кто сделал это, совершенно позабыл, что распорядиться без спросу чужою собственностью — это то же самое, что украсть. А это еще худший порок, нежели мстительность, и должен быть строго наказан. Повторяю, дети, между вами не может быть воровки. В этом я уверен. Девочка, сделавшая это, просто не обдумала хорошенько своего поступка, и поэтому я прошу ее сознаться. Сознание снимает уже половину вины. "Повинную голову и меч не сечет", — говорит русская пословица. Итак, дети, я жду. Пусть виновная назовет себя и этим уменьшит свою вину перед всеми.
Орлик закончил свою речь и теперь стоял в выжидательной позе, не выпуская из рук своего странного мешка. Девочки переглядывались и молчали. Маргарита Вронская и графиня Стэлла, бывшие в балагане и знавшие истину, изредка взглядывали на Тасю.
Но и Тася молчала, хотя лицо ее покрылось пятнами, а глаза бегали, как у пойманного зверька. "Нет! Нет! Ни за что я не сознаюсь! — думала она. — Назвать себя перед целым пансионом, чтобы сгореть со стыда на месте, чтобы потом терпеть насмешки и попреки! Терпеть, может быть, строгое наказание, долгое заключение в темном карцере! О, нет! Это уж слишком! Я не признаюсь ни за что! Ни за что!"
И она упорно молчала, не смея поднять глаз на Орлика. Молчали и остальные. Так длилось пять минут, не больше, но эти минуты показались Тасе вечностью. Наконец Орлик прервал тяжелое молчание:
— Так как виновная не хочет сознаться, то придется прибегнуть к справедливому решению судьбы. В этом мешке, — и он поднял странный мешок над головою, — двенадцать билетиков. Одиннадцать из них совершенно чистые, двенадцатый с надписью: "Она виновна". Каждая из вас опустит руку в мешок и вытащит билетик. Судьба справедлива, и она не допустит, чтобы правая оказалась виноватой и наоборот. Билетик с надписью попадет в руки настоящей виновной. А теперь я потушу лампу — это необходимо сделать до поры до времени. Только прежде встаньте все в шеренгу и, подходя по одной к мешку, называйте свое имя.
Орлик подождал, пока девочки исполнят его приказания, и потом потушил свет.
В комнате наступила темнота. Только догорающий огонек лампады, зажженной у киота, перед которым обычно молились пансионерки, обливал своим дрожащим, чуть заметным светом Орлика с мешком и шеренгу из двенадцати девочек.
- Предыдущая
- 14/34
- Следующая
