Люди огня - Волховский Олег - Страница 42

• Предыдущая
• 42/157
• Следующая

Теперь нужно было только скоординировать наши действия. Я взглянул на руки Марка. Они по-прежнему были связаны за спиной. К тому же я заметил, что мой друг здорово прихрамывает. Но это его не очень смущало. У Марка явно было боевое настроение. Украдкой, шаг за шагом, он продвигался ко мне. А времени оставалось мало. На литургии мы вырубимся. Оба!

Монахи заметили наши маневры и оттащили меня в другой конец храма. А Марк почему-то не предпринимал решительных действий. Рана давала о себе знать или он боялся действовать в толпе? Не знаю. Верно, я преувеличивал его возможности.

Запели «Слава в вышних Богу и на земле мир…». Я сжал губы. Михаил подошел ближе и взял меня за руку. Вдруг сквозь звуки песнопений прорвался какой-то гул. Что-то происходило на улице, у стен храма.

Началась евхаристическая литургия. И одновременно на лестнице послышались шаги, гулкие, отчетливые. Кажется, монахи тоже их заметили, и голос священника дрогнул, когда он произносил «Благословен Ты, Господи…». Я оглянулся на двери. В храм четко и слаженно входили солдаты, вооруженные автоматами и одетые в камуфляж. По крайней мере, взвод. Я не разобрал знаков различия на их форме, было слишком темно. К тому же по нас заскользили лучи карманных фонариков, слепя еще больше.

— Молчать! — по-арабски приказал один из военных, вероятно командир. И песнопение захлебнулось. Монахи повернулись и смотрели на непрошеных гостей. Пламя свечей играло на дулах автоматов.

— Кто из вас Марк и Петр, апостолы Господа? — осведомился командир.

Марк вышел вперед и кивнул мне. Он стоял ближе к ним, я решил, что он знает, что делает, и последовал его примеру. Михаил отпустил мою руку и печально посмотрел на меня, словно прося прощения. Я отвернулся и пошел к солдатам. Мы встали рядом с ними, и Марку тут же развязали руки. Теперь я разглядел форму: на нашивках на груди солдат сиял золотой Знак Спасения.

Командир беглым взглядом окинул заполненную монахами церковь, вскинул автомат и сделал знак своим подчиненным. Раздалось одновременно несколько очередей. Я видел, как упал Михаил, так и не сводивший с меня взгляда, как дернулся и осел Map Афрем, забрызгав кровью ноты со странными крючками и точками (я в них заглядывал из любопытства когда-то очень давно, то есть несколько дней назад), а перед престолом упал священник в белом облачении, державший в руках чашу, и на ризе расплылись красные пятна, а чаша упала и опрокинулась, и вино из чаши смешалось с его кровью.

Солдаты во главе с командиром спустились в зал и стали толкать ногами трупы. Судя по всему, живых не было. Потом офицер подошел к убитому священнику, наклонился, поставил причастную чашу и помочился в нее. Солдатам шутка понравилась, и человека три весело последовали его примеру. Мы с Марком остались стоять у входа.

— Да расслабьтесь вы, ребята, — добродушно сказал командир. — Вы свободны. Господь призывает вас к себе.

— Они спасли нам жизнь, — проговорил Марк.

— Кто, монахи?

— Монахи. Неужели нельзя было обойтись без этого? Они бы и так нас выдали!

— Они же Погибшие! — пожал плечами командир. — Мы просто обязаны их убивать! — Кажется, для него это не было обременительной обязанностью.

Марк молчал.

— Ладно, пойдемте, ребята, — подытожил офицер. — Вас ждет вертолет.

— Куда мы полетим?

— Пока в Каир.

— А дальше?

— Вот, для вас два билета на самолет «Каир — Пекин».

— Пекин?

— Да, Господь собирается принять сан Императора Поднебесной и хотел бы видеть вас на коронации.

— Императора чего? — удивился я.

— Поднебесной Империи.

— Он что, захватил Китай?!

— Почти. Некоторые провинции еще сохраняют независимость, но столица наша.

— Когда он успел?

— Он Господь.

Это было непостижимо. И не только из-за молниеносности сей военной операции. В конце концов, в наше время война может длиться и меньше недели. Просто здесь, в египетском монастыре, было странным само существование Поднебесной Империи. Живя среди монахов, мы на время почти забыли о внешнем мире. Но теперь реальным был Китай, а синайский монастырь уже превращался в мираж в моем сознании.

Не прошло и полутора суток, как мы оказались на борту самолета.

В Пекин мы прилетели пятнадцатого апреля. У трапа самолета нас встретил Иоанн с несколькими телохранителями. Мы поздоровались и пожали друг другу руки.

Солнце уже зашло, был прелестный весенний вечер, тихий, свежий, напоенный ароматами первых цветов.

— Мило тут у вас, — заметил я.

— Да, на редкость, — поморщился Иоанн. — Сейчас как раз время песчаных бурь. Это вам очень повезло.

— В гостиницу?

Ангелочек с деланым удивлением поднял брови.

— Какая гостиница?! Летний дворец! Завтра у вас аудиенция у Господа.

Летний дворец оказался совокупностью традиционных китайских одноэтажных построек с загнутыми вверх крышами. Подступы к покоям охраняли выступающие из сумерек бронзовые статуи странных рогатых и чешуйчатых чудовищ, так что мне стало не по себе.

Иоанн посмотрел на меня и усмехнулся:

— Пьетрос, ты думаешь, это что?

Я пожал плечами.

— Это цилинь, — с удовольствием объяснил он. — Китайский единорог.

— Ну у них и представления! — Я как-то привык к тому, что единорог должен быть похожим на лань, белым и пушистым.

Впрочем, внутри наши комнаты оказались обставленными вполне по-европейски, и я наконец нормально выспался.

Аудиенция была назначена на три часа дня. Эммануил сидел в окружении апостолов на палубе мраморного корабля, на берегу искусственного озера Куньмин, и пил чай. У него за спиной, ближе всех, стояла Мария в атласном платье китайского фасона, расшитом странными птицами со змеиными шеями, рыбьими хвостами и многоцветными перьями.

— На постройку этого корабля в начале века была потрачена большая часть казны морского флота, — просветил меня Иоанн, провожавший нас на аудиенцию. — Хотя мраморное только основание, корпус — деревянный.

Среди апостолов не было Матвея. Как я потом узнал, он был послан Эммануилом на Тибет.

Господь заметил нас и кивнул. Перед ним на маленьком столике, тоже с загнутыми вверх краями, стояла чашечка изящнейшего китайского фарфора. На Учителе был шелковый лазоревый халат с золотыми драконами и облаками, на голове у него была странная прическа вроде пучка на деревянной шпильке. Причем я готов поклясться, что его волосы стали намного темнее. Самое интересное, что смотрелось это все просто классно. Господь протянул руку и взял чашечку, и будь я проклят, если его кожа не стала немного желтее!

Он посмотрел на меня чуть раскосыми глазами и улыбнулся.

— Пьетрос! Разве я не говорил тебе, что у Бога нет национальности?.. Ладно, Петр и Марк, с вами потом. Варфоломей, продолжай!

Варфоломей был тот самый длинный тощий парень, которого я видел еще в Москве, на первом собрании апостолов, когда все начиналось, и который показался мне богемной личностью. Сейчас он производил совершенно другое впечатление. Во-первых, он единственный из апостолов, если не считать Марии, подобно самому Эммануилу был одет по-китайски — в длинный малиновый халат с вышитыми журавлем и цилинем. Во-вторых, на носу у него помещались маленькие круглые очки, скорее придававшие ему вид ученого, чем поэта. Картину дополняли каштановые вьющиеся волосы, расположенные на голове в хаотическом беспорядке и жутко контрастировавшие со всем остальным.

• Предыдущая
• 42/157
• Следующая