Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ - Хомяков Петр Михайлович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/86
- Следующая
– Дело, Юрий Тимофеевич в том, что очень многие процессы в природе часто развиваются с эффектами, которые можно назвать «эффектами спускового крючка». Вот нависла осыпь. Кинул камешек, маленький такой. И осыпь покатилась вниз. А в ней камней в миллионы раз больше, чем тот, что мы кинули.
Да что там камешек. Вот снежная лавина. Тут и кидать ничего не надо. Просто крикнул, и она поехала.
Но это примеры самые простые. Я пока понятно говорю?
– Конечно, понятно. Чего тут сложного?
– Юрий Тимофеевич, то что вам понятно, не вызывает у меня сомнений. Я о другом. Вашим собеседникам, о которых вы говорили, будет это понятно?
– Ну, это же и ребенку понятно.
– То, что понятно ребенку, не всегда понятно старому маразматику.
– Ох, Петр, ну что бы ты делал без меня? Ну разве можно рассчитывать на успех в жизни и быть таким открытым врагом любого начальства?
– Так я, Юрий Тимофеевич, и не рассчитывал на успех в жизни. Я смирился с тем, что его не будет.
– А на кой ляд ты тогда получал второе высшее образование и защищал кандидатскую?
– Знаете, для себя. Чтобы доказать себе, что могу. Это примерно, как и со спортом. Занимался, выступал, старался побеждать. Но знал, что максимум до чего дойду, так это до кандидата в мастера.
– Это, конечно, черт знает что. Но я тебе верю. И говорю тебе, что жизнь не спорт. И я из тебя сделаю человека. Если не для тебя самого, то хотя бы для твоих детей, моих внуков. Которых ты хочешь иметь много. Насколько я понял, к этому-то ты относишься ответственно?
Петр сразу посерьезнел, и коротко бросил:
– Да.
– Вот хотя бы один аспект в жизни есть, которым ты не играешься и не шутишь.
– А разве можно этим шутить?
– Да сейчас многие этим шутят.
– Вымирающая популяция.
– Опять фронда, опять революционные настроения. Да ты прямо какая-то смесь Марата с Робеспьером.
– Да нет, Юрий Тимофеевич, скорее смесь Степана Разина и батьки Махно.
Генерал вдруг рассмеялся.
– А знаешь, я понял, от чего тебе нравится эта тематика, связанная с кризисами, катастрофами, всеми этими «эффектами спускового крючка». Ты изучаешь все это фанатично, не для научной карьеры, а для того, чтобы когда-нибудь взять, да и взорвать весь этот мир, который тебе так не нравится с помощью своих знаний.
Я прав?
Петр на миг задумался.
– А знаете, черт побери, вы поняли меня лучше, чем я сам себя. Ведь верно, верно! Вот уж, никогда не догадывался.
– Но, Петр, ты же муж и будущий отец, пора бы стать более спокойным. Пора бы упорядочить свою ярость. Тем более, что я же вижу, как ты любишь Ольгу. Подумай, хорошо ли вам будет во взорванном тобой мире?
Генерал говорил в совершенно не свойственной для себя манере. Так мягко он не говорил даже с любимой младшей дочерью. И Петр оценил это. Впрочем, отнюдь не только сейчас. Он оценил отношение Кузьмина к себе гораздо раньше.
– Буду стараться, Юрий Тимофеевич. Буду стараться. Но вы правы, все эти исследования действительно интересны для меня. А как направить успех этих исследований в нужное русло, как конвертировать его в успех социальный, вам виднее. И здесь я полностью в вашем распоряжении.
– Ну, вот и славненько. А теперь продолжай. Итак, лавина и камнепад это самые простые примеры. И все гораздо сложнее.
– Да. Во-первых, лавина и камнепад это примеры, когда процесс может идти только в одну сторону. Камни падают вниз. Но в природе есть масса процессов, когда, условно говоря, можно и столкнуть лавину вниз, и вызвать ее взлет вверх. Это, конечно же, неудачное сравнение, но в целом должно быть понятно, что есть ситуации, когда малыми воздействиями можно толкнуть развитие событий по крайней мере в две стороны.
– В общем, это тоже понятно. Но что же во-вторых?
– Во вторых, сложнее. Уж извините. Дело в том, что мы пока рассмотрели некие статические состояния. На самом деле, все в природе колеблется. И эффекты спускового крючка по большей части не легкие толчки в ту или другую сторону неких лавин. А столь же слабые, но раскачивания ситуации. Систему раскачивают, входя в резонанс с некоторыми ее собственными колебаниями.
И от частоты этих качаний, от того, с какими процессами внутри самой системы достигнут резонанс, зависит, куда понесет систему. В какую сторону она сама сперва раскачается, а потом и понесется, как лавина.
– Пример можешь привести?
– Да вся гомеопатия пример именно таких сверхмалых воздействий.
– А где здесь качания?
– Папан, поверь неандертальцу на слово. Вся жизнь организма, это масса ритмических процессов. И любое терапевтическое вмешательство это по большому счету изменение ритма этих процессов. Говорю тебе это, как дипломированный врач.
Ольга появилась в дверях кабинета неожиданно тихо.
Петр сразу вскочил.
– Олюня, как себя чувствуешь? Чего ты встала?
Ольга была на девятом месяце беременности.
– А мне не надо лежать, мне надо двигаться. Хотя бы по квартире. А пришла я сказать вам мужики, чай пить будете? А то мне одной скучно.
– Будем, конечно, – с энтузиазмом воскликнул Петр.
Когда Ольга была на шестом месяце, Петр решительно сказал:
– Все, пора заканчивать выпендреж. Переезжаем к твоим родителям. Тебе там сейчас будет лучше и удобнее.
– А как же наша неуемная гордость? – лукаво спросила она.
– Когда речь идет о здоровье жены и будущего ребенка, я реалист и циник.
– Да, циник-романтик, тот еще коктейль.
– Считай, что это фирменный напиток в нашей таверне.
– Ну, тогда поехали.
Так они оказались в квартире Кузьмина.
Они прошли на кухню. Ольга шла впереди, утиной походкой беременной женщины. Впрочем, беременность ее не портила. Она переносила ее поразительно легко.
– Знаешь, временами мне кажется, что ты стала еще сексуальнее в этом положении, – сказал ей как-то Петр.
– Так зачем дело стало, неандерталец? Вперед и с песнями.
– А можно?
– Если осторожно и в неклассической позе. И потом, ты стал со мной поразительно робок. Я ценю твою заботу, но мне иногда кажется, что когда ты смотришь на меня, у тебя начинают трястись руки, и ты бледнеешь. Ну, не бойся ты так за меня. Это перебор, дружище.
– Заметано, подруга. В ознаменование исполнения твоих пожеланий, можно тебя по заднице хлопнуть?
– Хлопнуть нельзя, погладить можно.
Он погладил ее по бокам и бедрам, а потом они начали целоваться прямо в коридоре. Видевшая это генеральша, подумала про себя, что они сумасшедшие.
Разумеется, все это было в прошлом. А сейчас Ольга шла на кухню по длинному коридору огромной генеральской квартиры и, оглянувшись, шутя прикрикнула:
– Не отставать, мужики!
Когда они сели за стол, генерал спросил:
– Как назовете?
– Извини, папан, – ответила Ольга, – но Юрием мы назовем второго. Первого я хочу назвать в честь своего несравненного неандертальца, Петром.
Она не сомневалась, что будет сын.
– А знаешь, Олюня, – сказал вдруг генерал. Юрием назовешь третьего. А второго давай-ка в честь моего отца, Тимофеем.
– Заметано, экселенц. За нами не заржавеет.
– И откуда у тебя такой жаргон?
– Да все детство и юность по отдаленным гарнизонам, – с лукавым смирением потупила глаза Ольга.
– Ну, что ты, Олька врешь, – вскинулся генерал. – Это Томка росла в отдаленных гарнизонах. А ты уже в областных центрах и в столице.
– Папан, тебе никто не говорил, что беременным женщинам перечить нельзя? Вот обижусь сейчас, расстроюсь и рожу прямо на кухне. Что делать будете, мужики? А?
Петр при этих словах побледнел.
А Ольга рассмеялась.
– Неандерталец, опять бледнеешь по пустякам. Шутка. Давайте лучше про умненькое. Чтобы неандерталец номер два был таким же интеллектуалом как неандерталец номер один. Итак, что вы там говорили про гомеопатию.
– Да вот, Петр говорил про возможности малых воздействий. Его послушаешь, так все в природе можно переиначить по-своему, лишь слегка пошевелив пальцами.
- Предыдущая
- 20/86
- Следующая