Битва Шарпа - Корнуэлл Бернард - Страница 34

• Предыдущая
• 34/79
• Следующая

Шарп прокладывал себе путь между соломенными матрацами, лежавшими на утоптанном земляном полу. Воздух в наглухо заблокированных казармах был зловонным, и немногие лампы, которые еще горели, коптили. Женщина плюнула, когда Шарп проходил мимо.

— Хочешь, чтоб тебя изнасиловали там, глупая сука? Я прикажу выбросить тебя наружу, если ты этого хочешь.

— No, senor, — отпрянула она, напуганная его гневом.

Муж женщины, сидевший у смотровой щели, пытался принести извинения за свою жену.

— Эта женщина просто напугана, сэр.

— Мы тоже. Все, кроме последних дураков, напуганы, но это не означает, что можно так распускаться. — Шарп поспешно прошел туда, где Харпер стоял на коленях около груды заполненных соломой мешков, которые служили матрацами и которыми теперь заблокировали дверь.

— Там человек, который зовет вас, сэр, — сказал Харпер. — Я думаю, что это — капитан Донахью.

Шарп присел около смотровой щели рядом с забаррикадированной дверью.

— Донахью! Это — вы?

— Я в мужском бараке, Шарп. Хотел сообщить, что мы в порядке.

— Как вы ушли из башни?

— Через дверь, ведущую на крепостные валы. Здесь полдюжины офицеров.

— Кили с вами?

— Нет. Не знаю, что случилось с ним.

Шарп это не волновало.

— А Сарсфилд там? — спросил он Донахью.

— Боюсь, что нет, — ответил Донахью.

— Держитесь, Донахью! — крикнул Шарп. — Эти педерасты уйдут на рассвете! — Он почувствовал себя гораздо свободнее, узнав, что Донахью взял на себя защиту другого барака: похоже, что Донахью при всей его застенчивости и замкнутости оказался хорошим солдатом.

— Жалко отца Сарсфилда, — сказал Шарп Харперу.

— Он отправится прямо на небеса, — сказал Харпер. — Не так много священников, о которых можно сказать это. Большинство из них — настоящие дьяволы по части виски, женщин или мальчиков, но Сарсфилд был хорошим человеком, очень хорошим человеком. — Стрельба в северном конце форта затихала, и Харпер перекрестился. — Жалко и бедных португальских ублюдков, — сказал он, понимая, что означает такое затишье.

Бедный Том Гаррард, подумал Шарп. Или Гаррард жив? Том Гаррард всегда казался заговоренным. Он и Шарп сидели в красной от крови пыли возле разрушенного Гавилгура, кровь их убитых товарищей текла ручьями с каменных стен. Сержант Хаксвилл был где-то там, бормотал как обезьяна, пытаясь спрятаться под трупом мальчишки-барабанщика. Проклятый Обадия Хаксвилл, который тоже утверждал, что заговорен, хотя Шарп не верил, что ублюдок все еще жив. Сдох от сифилиса, хотя, конечно, если есть хоть намек на правосудие в этом проклятом мире, он должен пасть под пулями расстрельной команды.

— Следи за крышей, — сказал Шарп Харперу. Крыша казарм представляла собой выложенную из камней арку, некогда способную выдержать удар пушечного ядра, но время и забвение ослабили жесткость конструкции.

— Они найдут слабое место, — сказал Шарп, — и попробуют прорваться к нам. — И это будет скоро, думал он, потому что тяжелая тишина в форте означала, что Луп покончил с Оливейрой и будет теперь добывать свой главный приз — Шарпа. Следующий час обещал быть нелегким. Шарп повысил голос, возвращаясь в другой конец барака. — Когда они нападут, стреляйте без остановок! Не цельтесь, не ждите, просто стреляйте и освобождайте место у вашей смотровой щели для другого человека. Они попытаются добраться до стен казарм, и мы не можем им помешать, и они попытаются пробиться сквозь крышу, так что держите ухо востро. Как только увидите над собой звезды — стреляйте. И помните — скоро рассвет, а они не будут оставаться после восхода солнца. Побоятся, что наша кавалерия отрежет им путь к отступлению. Удачи вам, парни!.

— И да благословит вас Господь, — добавил Харпер из мрака в дальнем конце барака.

Атака сопровождалась ревом — как будто вода прорвалась через запруду. Луп сосредоточил своих людей под прикрытием соседних казарм, затем выпустил их разом в отчаянную атаку против северной стороны двух занятых бараков. Прорыв был задуман так, чтобы французская пехота как можно быстрее преодолела опасный участок, простреливаемый мушкетами и винтовками людей Шарпа. Мушкеты стреляли, заполняя казармы вонючим дымом, но третий или четвертый выстрел у каждой смотровой щели прозвучал неожиданно громко, и внезапно человек отдернулся с проклятием, почувствовал боль в запястье от отдачи мушкета.

— Они блокируют отверстия! — крикнул другой.

Шарп подбежал к ближней смотровой щели на северной стене и просунул винтовку в отверстие. Дуло наткнулось на камень. Французы держали выпавшие блоки каменной кладки напротив внешних отверстий смотровых щелей, эффективно блокируя огонь защитников. Остальные забрались на крышу, где их ботинки издавали приглушенные звуки — словно крысы шебуршали на чердаке.

— Иисус Христос! — побледнев, солдат смотрел вверх. — Мария, матерь божья, — начал он молиться стенающим голосом.

— Заткнись! — приказал Шарп. Он слышал звон металла, скребущего по камню. Как скоро крыша рухнет и пропустит поток жаждущих мести французов? Сотня бледных лиц уставились на Шарпа, ожидая ответа, которого у него не было.

Ответ нашел Харпер. Он взобрался на чудовищную груду заполненных соломой мешков у двери, чтобы добраться до верха стены, где маленькое отверстие служило дымоходом и вентилятором. Отверстие было слишком высоко, чтобы французы могли его закрыть, и достаточно высоко, чтобы позволить Харперу стрелять вдоль крыши барака Донахью. Конечно, настоящая опасность грозит лишь тем французам, что стоят ближе к Харперу, но если он будет стрелять без перерыва, он по крайней мере замедлит нападение на Донахью, и остается только надеяться, что Донахью ответит тем же.

Харпер дал первый залп из своего семиствольного ружья. Залп отозвался эхом под сводами казармы, словно выстрел из тридцатидвухфунтового орудия. Ответом на ливень пуль был стон, донесшийся с соседней крыши. После этого один за другим мушкеты передавались сержанту, который стрелял снова и снова, не пытаясь целиться, а просто посылая пулю за пулей в серую массу, которая роилась на соседней крыше. После полдюжины выстрелов масса начала редеть, потому что солдаты начали искали убежище внизу. Ответный огонь рассеивался вокруг смотровой щели Харпера, больше поднимая пыль, чем создавая опасность. Перкинс перезарядил семстволку и Харпер выстрелил из нее снова — одновременно с мушкетом, стрелявшим из такого же отверстия в бараке Донахью. Шарп услышал над собой скребущий звук, когда француз скатился к краю крыши.

Кто-то закричал в казарме, когда в него попала мушкетная пуля. Французы по очереди открывали со своей стороны смотровые щели и стреляли в барак, где женщины и дети плакали и кричали на полу. Осажденные держались подальше от смотровых щелей — единственная защита, которую они имели. Харпер продолжал стрелять, в то время как целая группа мужчин и женщин заряжала для него, но большинство обитателей казармы могло только ждать в дымном мраке и молиться. Шум был адский: стук, топот, скрежет — и вдобавок, как жуткое обещание ужасной смерти, которая ждет побежденных, дикий волчий вой людей Лупа вокруг казарм.

Пыль посыпалась вниз с потолка. Шарп велел всем отойти от опасного места, затем окружил его с людьми, вооруженными заряженными мушкетами.

— Если камень упадет, — сказал он им, — стреляйте как черти и не переставайте стрелять!

Было трудно дышать. Воздух был заполнен пылью, дымом и зловонием мочи. Дешевые свечи слабо мерцали. Дети кричали всюду, по всей казарме, и Шарп не мог остановить их. Женщины кричали тоже, в то время как приглушенные голоса французов дразнили их, обещая, что дадут женщинам кое-что получше чем просто дым, чтобы им было из-за чего кричать.

Хагман откашлялся и плюнул на пол.

— Прям как в угольной шахте, — сказал он.

— Ты бывал угольной шахте, Дэн? — спросил Шарп.

— Я целый год провел в шахте в Дербишире, — сказал Хагман и вздрогнул, когда вспышка мушкета озарила соседнюю смотровую щель. Пуля безопасно ударила в противоположную стену. — Я был совсем малыш, — продолжал Хагман. — Если бы мой отец не умер, и моя мать не уехала к своей сестре в Хэндбридж, я был бы все еще там. Или, скорее всего, уже мертв Только самые удачливые доживают до тридцатого дня рождения в шахте. — Он вздрогнул, когда гулкие ритмичные удары загремели вдоль похожего на туннель барака. Или французы принесли кувалду, или использовали какой-нибудь валун как таран. — Мы как три поросенка в домике, — сказал Хагман в гулкой темноте, — а большой злой волк рычит снаружи…

• Предыдущая
• 34/79
• Следующая