Соколы - Шевцов Иван Михайлович - Страница 56
- Предыдущая
- 56/93
- Следующая
Иван Глазунов честно служит России во имя ее благоденствия, верный наказу своего отца. Выше приводилось высказывание Ильи Сергеевича о том, как трудно писать небо. В этом отношении его сын успешно справился с «трудностями»: в пейзажах Ивана Глазунова написанное с блеском небо занимает главенствующую роль. В Академии профессор Иван Ильич Глазунов возглавляет класс исторической живописи.
Образу Ииуса посвящено другое монументальное полотно — дипломная работа Виталия Шведула «Напутствие Спасителя ученикам». На картине Христос изображен среди двенадцати апостолов, характерные образы которых выписаны с психологической глубиной. Блестящий портретист, участник многих выставок на родине и за рубежом, Шведул работает преподавателем в Академии.
Серьезный интерес к библейским сюжетам в Академии находит поддержку и поощряется самим Ильей Сергеевичем. Преподаватель Академии профессор Михаил Шаньков — художник широкого диапазона, также обратился к библейской теме, создав интересную, колоритную по живописи картину «Христос в Гефсиманском саду». Но на выставке в Манеже особое внимание зрителей привлекала его картина «Остановка». Простой, незатейливый сюжет — группа москвичей столпилась ранним морозным утром на остановке в ожидании троллейбуса. Кто из нас не видел в натуре такой сюжет, кто сам не стоял на остановках общественного транспорта? Подумаешь, невидаль какая! — скажет иной. Но почему-то толпятся те же москвичи-зрители у этой картины, чем-то она манит и притягивает, задевает какие-то тонкие струны души. На остановке около трех десятков пассажиров. Но это не безликая толпа. Это люди, человеки, индивидуумы. У каждого свой характер, свои заботы, своя жизнь и судьба. Всмотритесь в их лица, написанные с тонким проникновением в душу. Вглядитесь в их позы, манеры, в одежду. В каждом из них свой неповторимый и сложный мир, созданный чарующим колдовством красок, таинственной игрой теней. Даже бронзовый Гоголь в глубине двора в предрассветной синеве создает особый колорит в этой дивной гармонии. Это большое, нетленное искусство, звонкая пощечина хулителям и разрушителям нетленного. Никакой «авангард», никакие формалистичные кривляния и манифесты не в силах вытеснить, заменить восходящее из глубин истории реалистическое искусство правды, гармонии прекрасного и духовно возвышенного. Живопись Михаила Шанькова и его коллег, из Академии Ильи Глазунова радует и обнадеживает: «Бесконечно правы те художники, которые ставят свободу творчества превыше всего. Но не существует свободы от природных корней, от Отечества, от традиций, от того, что народ твой почитает, как «святыню» — говорит Михаил Шаньков.
Большой интерес зрителей вызвала живопись Виктора Шилова. Перед его картинами слышались произносимые в полголоса вопросы: «Это что — сын Александра Шилова?» Нет, не сын, и даже не родственник. Просто однофамилец.
Ученик Ильи Глазунова (учился в его портретном классе в институте имени Сурикова) Виктор Шилов — художник яркого самобытного дарования. Трагедийный мотив пронизывает главные его картины, посвященные гибели А Пушкина, С.Есенина, сына Петра Великого царевича Алексея. Художник сумел заглянуть в души своих героев в последнюю трагическую минуту их земного бытия, донести до зрителя роковое мгновение между жизнью и смертью. В выше названных картинах каждый мазок, тщательно продуманный и взвешенный, несет смысловую нагрузку. Смертельно-холодный синий колорит на кафтане Петра, и еще более усиленный во всей композиции смертельно раненого Пушкина. В этих картинах особый, глубокий смысл художник вкладывает в положение рук. Через них, через судорогу пальцев, открывается душевная драма. Если глаза — зеркало души человека, то руки — зеркало его характера и физического состояния. Глаза и руки — главные составные в образе человека. Вспомните руки Достоевского в изображении Перова. Они главенствуют, они — центр портрета. Писать руки трудно, как и облака. В этом отношении Виктор Шилов преуспел. Даже в обычном портрете Петра выразительно написанная рука передает внутреннее состояние царя-самодержца. В Академии профессор Виктор Шилов заведует кафедрой живописи, рисунка и композиции. Он много знает, много умеет. Ему есть, что передать начинающим художникам — питомцам Академии.
Если б меня спросили какому жанру из работ художников Глазуновской Академии я отдаю предпочтение, — исторической картине, в том числе и жанровой, портрету или пейзажу, я бы затруднился ответить. Во всех жанрах там есть сильные мастера, есть и подлинные шедевры Работы портретистов поднимаются до классических высот. Да это и понятно: сам ректор — отменный портретист, и многие из нынешних преподавателей Академии учились в его портретном классе в институте имени Сурикова, как например, Лейла Хасьянова, отличный портретист, тяготеющая к декоративным элементам. Среди ее работ выделяются «Портрет мальчика с собакой», «Женский портрет в русском костюме» и портрет актрисы Л.Гриценко. Ее кисти принадлежит большое историческое полотно — «Княгиня Евпраксия», полное трагизма и духовного величия. В Академии Лейла Хасьянова заведует кафедрой академического и анатомического рисунка, преподает и руководит мастерской портрета. Живописный портрет по сути своей универсален: и в жанровой и в исторической картине он берет на себя большую нагрузку, высвечивая характер персонажа. Часто успех картины зависит от того, насколько глубоко и ярко выражен образ человека.
Доставляют радость и пейзажи, созданные художниками Академии. Особенно выделяются работы декана живописного факультета Игоря Лапина своим затаенным торжественным лиризмом. Его пейзажи средне-русской природы, изумительные по цветовому настрою, насыщены божественной тишиной, покоем, умиротворением. Золотистые березы, глядящие в прозрачные заводи зеркало первого, еще тонкого льда таят в себе нечто сказочное, молитвенное, вечное. Как и его коллеги, Игорь Лапин многогранен. Его портреты полны мягкой теплоты и задушевности.
В этом очерке я не касаюсь творчества других одаренных мастеров Академии, таких, как Александр Устинович, Владимир Штейн, Юрий Сергеев, Дмитрий Слепушкин. Все они составляют не только творческое ядро академии, но и цвет современного русского реализма в живописи.
…Заочно с Ильей Сергеевичем Глазуновым мы были знакомы давно. Я знал его работы с 1957 г. по выставке в ЦДРИ, он читал нашумевший в свое время мой роман-памфлет «Тля». Личное знакомство состоялось в конце марта 1997 года на квартире художника. Там я встретил и выдающегося скульптора Анатолия Бичукова, с которым был знаком раньше. В Москве Анатолий Андреевич изваял два, на мой взгляд, очень удачных памятника: Сергею Есенину, установленный на Тверском бульваре, и у Трубной площади сотрудникам милиции, погибшим при исполнении служебного долга. В Академии Народный художник России Бичуков заведует кафедрой ваяния.
Был поздний вечерний час. Илья Сергеевич возвратился с деловой встречи, связанной с финансированием Академии. Разговор с государственным чиновником, видно, был нелегким, это чувствовалось по возбужденному состоянию знаменитого много курил — сигарету за сигаретой. На бледном лице, осененном возбужденными голубыми глазами, лежала печать усталости, которую он старался скрыть за оживленным разговором, веселой шуткой, озорной, остроумной прибауткой. Рассказывал, как трудно вести деловой разговор с чиновником, далеким от искусства и даже культуры. «Особенно, если чиновник к тому же и подлец, — рассказывал Илья Сергеевич. — Уж лучше дурак, чем подлец. С дураком проще: тому дал конфетку, он и рад, и доволен, и считай — дело сделано. С подлецом трудно. На то он и подлец, чтобы делать другим подлость».
Несмотря на усталость, художник возбужден, в нем клокочет огонь души, его энергия восхищает, как и эрудиция, которую он и не пытается скрывать. Он работает с увлечением, с жаром, на износ, совсем не думая о последствиях для своего здоровья. Для него теперь главное — его детище, Академия. На нее направлены все физические и духовные силы, организаторский талант. Трудно, ох как трудно удержаться на плаву, в адово время израильской оккупации, когда тонут крупнейшие предприятия и учреждения, наука, культура. А он и его, Академия держатся. Мне нравится его категоричность, даже резкость в оценке тех или иных явлений или личностей. Мы обсуждали широкий круг насущных проблем и вопросов. Меня радовало, что по большому счету, по глобальному вопросу— кто враг России, кто виновен в ее последней трагедии? — мы — единомышленники, как, впрочем, и по многим другим проблемам.
- Предыдущая
- 56/93
- Следующая
