Выбери любимый жанр

Соколы - Шевцов Иван Михайлович - Страница 39


Изменить размер шрифта:

39

В результате длительного и частого общения с В.М. Молотовым появляется интересная книга Феликса Чуева «140 бесед с В.М. Молотовым». Кстати, о Полине Жемчужиной нашел в ней хотя и уклончивый, но исчерпывающий ответ: жена второго человека в государстве была агентом Сиона, за что и была арестована. Предательства государственных интересов Сталин никому не прощал. Книга имела успех у читателей, и окрыленный Феликс хочет продолжить эту «серию», разыскивает почти столетнего Лазаря Кагановича, встречается с ним, беседует, выпускает книгу «Так говорил Каганович». Но, увы, большого интереса она не вызвала, не та личность. Получилась самореклама, самооправдание палача, и только. Когда Феликс сказал мне о своем намерении встречаться с Кагановичем, я ответил ему довольно резко:

— Зачем он тебе нужен, этот выродок? Но отговорить Феликса было невозможно. Человек он упрямый, решительный и бескомпромиссный, — если уж наметил себе цель, то дойдет до нее любыми путями, чего бы это не стоило. С детства он преклонялся перед знаменитостью, в юности боготворил личность. Особенно, если эта личность связана с авиацией. Отцовское наследие он всегда хранит в глубине сердца. Он пишет стихи о Чкалове и Громове — легендарных ветеранах воздушного флота страны Советов. В юности знакомится и потом часто общается с главным маршалом авиации А.Е. Головановым и пишет о нем воспоминания. Его кумир маршал Рокоссовский — это ЛИЧНОСТЬ, и Феликс отдает ему дань в поэзии и публицистике, хотя с ним он не был знаком, а вот с Г.К. Жуковым однажды встречался. Лично мне посчастливилось встречаться с Константином Константиновичем Рокоссовским в бытность его командующим Северной группой войск и министром обороны Польши. Да, это была выдающаяся личность, обаятельный, светлый и мужественный человек, но Жуков — это Жуков!

Поэзия Феликса Чуева жесткая, резкая, без закругленных углов, категоричная и прямая. Одно стихотворение так и называется: «Зачем срубили памятники Сталину?» Как и многие из нас, он видит и возмущается преднамеренным растлением молодежи, падением нравов и говорит об этом с язвительной иронией и сердечной болью:

… Все дансинги шумной планеты
как будто грохочут о том,
что песенка музыки спета,
заброшена, как граммофон.
И ты потянулась туда же в
несмелой и плавной красе, куда
же ты, ангел Наташа? Куда?
Да туда же, где все.
Не против я пляски безликой,
Я тоже на свете живу, но разве
не к нам за «Калинкой», за
песнями едут в Москву?..
Однако становится жутко,
Что нет за душой своего
И, кроме пластмассовой дудки,
не нужно вообще «ничего».

Трогательной любовью к Отечеству, жарким патриотизмом пронизана вся поэзия Чуева. Особенно много у него читателей-поклонников среди авиаторов, где он всегда «свой» поэт. Об этом мне говорили мои друзья маршалы авиации И.И. Пстыго и Н.М. Скоморохов. Со знанием профессионала он написал книгу об основоположнике теории ракетных двигателей Б.С. Стечкине. Он пишет книгу об авиаконструкторе С.В. Ильюшине. Его стихами восхищался великий ученый с мировым именем академик Иван Матвеевич Виноградов.

По своему характеру Феликс общительный, в компании «заводной», с неистощимым запасом анекдотов, прибауток, побасенок. На встречах с читателями его выступления всегда сопровождались аплодисментами и восторгом. Вместе с Геннадием Серебряковым, Валентином Сорокиным, Станиславом Куняевым, Иваном Акуловым и Чуевым мне много раз приходилось выступать перед сотрудниками подмосковной милиции. Вот уже четверть века, как существует Общественный совет при Главном управлении Внутренних дел Московской области, в который входят около сотни известных деятелей искусства и литературы. Первым его председателем был крупный русский писатель Аркадий Первенцев, свыше десяти лет Совет возглавлял я. Моими заместителями были Валентин Сорокин и Феликс Чуев, членами совета— «радонежцы» Иван Акулов, Геннадий Серебряков, Станислав Куняев. Мы провели десятки творческих вечеров в отделах и подразделениях подмосковной милиции. И самой большой неизменной популярностью среди стражей порядка пользовались стихи Сорокина, Серебрякова, Чуева, Куняева в исполнении самих авторов.

У Заречной улицы, на которой стоят дачи Серебрякова и Чуева, — большой пруд. Среди купающейся детворы часто можно встретить стройную, спортивную фигуру Феликса. Вода — его излюбленная стихия, и он, не довольствуясь этим, ежегодно, даже в смутное время ельцинских реформ, ухитряется пробраться к берегам Черного моря.

В Чуеве меня всегда восхищала целеустремленная энергия, неистощимая работоспособность, умение поспевать везде и браться за самые сложные дела, заводить знакомства, переходящие в дружбу, с интересными людьми, именно с интересными, а не с «нужными». По собственному желанию побывал он и на афганской войне. И в проклятое время горбачевской «перестройки» и ельцинских реформ его пламенная муза не только не замолчала, но зазвучала еще сильней и беспощадней. В стихотворении «Черный понедельник», с гневом говоря о выродках, из танков расстрелявших в 1993 году парламент, он, напоминает им о неминуемом отмщенье:

Отныне впрок пойдет ученье,
и боль за позой затая,
не всепрощенье, а отмщенье
готовит Русская земля.
и эту страшную науку
не победят ни гнев, ни
страх, когда живьем не вас, а внуков
сожгут у вас же на глазах.

С полным правом он смеет говорить о себе:

Я в этот мир пришел не для
забавы, все сразу угадавший
наперед. Немыслимо достоинство
державы, когда погасло звание «народ».

С кем из поэтов можно сравнить этого неугомонного непоседу? Разве что с Валентином Сорокиным.

Сорокин пришел в русскую поэзию от жаркого мартена и пламенем души своей зажег священный огонь любви к родному Отечеству. Именно этот огонь объединил вулканический характер поэта и его стихи и поэмы, то беспощадные, взрывчатые, то, как поцелуй любимой.

О тебе шумят в лесах стремнины
И клокочут скальные орлы.
Знаю — ты и Родина едины
И неувядаемо светлы.

Для таких, как Валентин Сорокин, жизнь — это вечное горенье, отсутствие покоя, озабоченность и боль за нелегкую судьбу Отечества.

Россия, боль моя и вера,
Себя, светлейшая, храни.
И на багровых гребнях эры
Булат закаленный грани.

В этих молитвенных словах звучит тревога — поэт видит, сердцем чувствует надвигающуюся беду и поименно знает тех, кто ее несет и тех, кто молчаливо не препятствует носителям зла.

Как стон измученной души звучит его голос:

О, Родина, и боль моя и грусть,
Гляди, опять без тени благородства
Сжигает все, чем ты дышала, Русь.
Слепое сионистское уродство.
И на святых славянских городах
Навешивает собственное имя.
В мечтах высоких, в мировых трудах
И мы уже становимся иными:
Не дорог нам отеческий порог,
И гордость предков укатилась в дали.
Чужой ученый и чужой пророк
Историю народа растоптали.
39
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело