Опавшие листья - Коллинз Уильям Уилки - Страница 26

– Извините, мисс, пришел какой-то иностранец джентльмен от мистера Гольденхарта. Он желает лично переговорить с вами…

Она остановилась и оглянулась. Странный запах, смесь мыла и духов, проник в комнату, и вслед за тем появился высокий, спокойный мужчина, весьма плохо одетый, положил сухую желтую руку на плечо горничной и отстранил ее прежде, чем она успела промолвить слово.

– Не трудитесь докладывать, милая, я ведь и окончу за вас. – Проговорив ласково эти слова, он приблизился к Регине и намеревался пожать ей руку. Регина вскочила и уставилась на него. Этот взор должен был бы устрашить самого храброго человека, но не произвел никакого действия на этого человека. Он все еще протягивал руку, и его худощавое лицо озарилось приятной улыбкой.

– Мое имя Руфус Дингуэль, – сказал он. – Я из Колспринга и являюсь от лица Амелиуса к вам и вашему семейству.

Регина молча выслушала его и холодно поклонилась, а потом, обратившись к горничной, остановившейся в дверях, сказала: «Вы останетесь здесь, Феба». Руфус внутренне недоумевавший на что здесь нужна Феба, продолжал изъявлять сердечные чувства, приличествовавшие обстоятельствам.

– Я слышал о вас, мисс, и очень рад с вами познакомиться.

Законы вежливости и приличий требовали, чтоб Регина сказала что-нибудь.

– Я никогда не слышала вашего имени от мистера Гольденхарта, – заметила она. – Вы с ним старые друзья?

Руфус с живостью объяснил:

– Мы с ним вместе переехали Атлантический океан, мисс. Я люблю малого, он честный, славный, он меня оживляет. Мы придерживаемся дружбы в нашей стране. Как вы себя чувствуете, мисс? Желаете вы пожать мне руку? – Он взял ее руку, не ожидая ответа и от всего сердца пожал ее. Регина слегка вздрогнула. Она прибегла к помощи на случай дальнейшей фамильярности: «Феба, позовите тетушку».

Руфус прибавил со своей стороны.

– И скажите, милая, что я сердечно желаю познакомиться с тетушкой мисс Регины и прочими членами ее семейства.

Феба, улыбаясь, вышла из комнаты. Такой забавный посетитель был редкость в доме Фарнеби. Руфус посмотрел ей вслед с невыразимым одобрением. Горничная, казалось, была ему гораздо более по вкусу, чем госпожа ее.

– Какое прелестное создание, – сказал он, обращаясь к Регине. – Она напоминает мне наших американских девушек: стройная, тонкая фигура и так мило держит голову. Сколько ей лет?

Регина вместо ответа на этот вопрос, молча и с достоинством указала ему на стул.

– Благодарю, мисс, этот стул мне не годится, вы видите, какие у меня длинные ноги, если я сяду так низко, то для сохранения равновесия мне придется положить ноги на решетку. А это не принято в Великобритании.

Он выбрал себе самый высокий стул, полюбовался работой и отделкой и поставил у камина.

– Самый великолепный и изящный этот стиль, так называемой эпохи Возрождения.

Регина с ужасом заметила, что у него не было в руках шляпы, как обыкновенно у всех посетителей, он, без сомнения, оставил ее в зале, у него был такой вид, точно он расположился провести тут весь день и остаться обедать.

– Я видел ваш портрет, мисс, – продолжал он, – и не могу похвалить фотографию после того, как увидел вас лично. Он возбудил во мне не совсем благоприятные чувства. Я читал в Кульспринге лекцию о портретной фотографии, и я вкратце раскритиковал ее по справедливости беспощадно. Слушатели поняли мою мысль, она им понравилась. Кстати, я вспомнил об Амелиусе. Вы, мисс, ничего не имеете против того, что он принадлежит к общине христиан-социалистов?

Взор молодой особы, когда она отвечала, не пропал для Руфуса. Он запечатлел его в памяти, на случай надобности.

– Амелиус скоро бросит все эти глупости, пожив подольше в Лондоне, – сказала она.

– Может быть, – согласился Руфус. – Малый без ума влюблен в вас. Да, он вас любит. Я это заметил и вполне в том уверен. Могу только сказать, что ему потребна взаимная любовь. Вы, мисс, без сомнения сами заметили это.

Регина отнеслась к последнему замечанию, как к покушению на ее личность. «Что еще скажет он? – думала она. – Я должна указать этому человеку его место». Она бросила на него уничтожающий взор и заговорила в свою очередь.

– Могу я спросить, мистер… мистер…

– Дингуэль, – напомнил Руфус.

– Могу я спросить, мистер Дингуэль, вы пожаловали сюда по просьбе мистера Гольденхарта?

Как ни был прост и добродушен Руфус, как ни желал он оценить по достоинству молодую леди, которая будет со временем женой Амелиуса, он почувствовал тон, которым были сказаны эти слова. Нелегко было раздражить этого человека, скромно сознающего свое достоинство. Но холодное презрение, небрежное обращение Регины истощили снисхождение этого терпеливого человека.

«Помилуй Бог, Амелиуса от женитьбы на вас», – думал он, поднимаясь со стула и приближаясь к ней, чтоб проститься.

– Мне не пришло бы в голову явиться к вам, мисс, если б мы не разлучались с Амелиусом. Извините, пожалуйста.

В моей стране я был бы благосклонно принят как его друг и доброжелатель. Я ошибся…

Он остановился. Регина вдруг изменилась в лице. Она смотрела не на него, но через его плечо, по-видимому, на что-то, находившееся позади него. Он обернулся посмотреть, что это было. Невысокого роста, плотная сильная леди с диким грустным взором неслышно вошла в комнату. Пока он говорил, она, как видно, ожидала, чтоб он закончил то, что хотел сказать. Когда они очутились лицом к лицу, она пошла к нему навстречу твердыми, тяжелыми шагами и протянув руку вперед, чтоб его приветствовать.

– Вы можете быть вполне уверены в дружеском приеме, сэр, – сказала она свойственным ей спокойным тоном.

– Я тетка этой молодой особы и очень рада видеть друга Амелиуса у себя в доме. – И прежде чем Руфус успел ответить ей, она обратилась к Регине. – Я давала вам возможность и время объясниться с этим джентльменом, я боюсь, что он принял вашу холодность за умышленную грубость.

Румянец вспыхнул на лице Регины, она с минуту колебалась между гневом и слезами. Но хорошая сторона ее натуры одержала верх, и она, несмотря на свойственную ей застенчивость и сдержанность, сказала Руфусу, подняв на него свои большие прекрасные глаза.

– Я не имела никаких дурных мыслей, сэр, я не привыкла принимать иностранцев. А вы задавали мне такие странные вопросы! – прибавила она вдруг с твердостью. – Посторонние люди не имеют обыкновения говорить о таких вещах у нас в Англии.

Она взглянула на мистрис Фарнеби, слушавшую ее с непоколебимым спокойствием и смутилась. Ее тетка способна заговорить с незнакомцем об Амелиусе в ее присутствии и Бог весть, чего не придется ей еще вынести. Она снова обратилась к Руфусу.

– Извините меня, я оставлю вас с теткой, у меня есть дело. – И под этим предлогом она удалилась из комнаты.

– У нее нет никакого дела, – резко заметила мистрис Фарнеби, когда дверь затворилась за ней. – Садитесь, пожалуйста.

В первый раз в жизни Руфус чувствовал себя неловко.

– Я умею ладить с людьми, миледи, – сказал он. – Я не могу понять, чем оскорбил вашу племянницу.

– Моя племянница имеет некоторые хорошие качества, но она особа ограниченного ума, – объяснила мистрис Фарнеби. – Вы не принадлежите к разряду тех людей, которых она привыкла видеть. Она не поняла вас, вы необыкновенный джентльмен. Например, – продолжала она с серьезной важностью женщины, недоступной для юмора, – вы что-то странное сделали со своими волосами. С них течет и вместе с тем пахнет мылом. Не употребляйте на это своего платка, им вы этого не сотрете. Я сейчас дам вам полотенце. – Она отворила маленькую дверь, которая открыла узкий проход в комнату с ванной. – Я самая сильная женщина в доме, – все тем же важным тоном объявила она, вернувшись с полотенцем в руках.

– Сидите смирно и не беспокойтесь. Я вытру вас досуха. – И она начала действовать полотенцем, точно мать Руфуса, вытиравшая его в дни отрочества. Голова шла у него кругом от силы трения, и пораженный контрастом холодного приема оказанного ему племянницей и дружеского обращения тетки, Руфус сидел в покорном и безмолвном изумлении.