Подлипка течет в океан - Кудинов Иван Павлович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/8

— Смотри, смотри, вот она! — закричал радостно Тим. — Ястребиха.

А ты говорил: несчастливое дерево! Эх ты, знаток! Думать надо. Да ее теперь ни за что отсюда не выгонишь… Вон, смотри! Думать надо, — повторил он и засмеялся.

Стремительная, красивая птица плавно кружила над ними и тонко, угрожающе попискивала. Иногда она повисала на одном месте, распластав крылья, и тогда Тим видел остро поблескивающий ястребиный глаз.

— Ну, все! — облегченно вздохнул Тим. — Теперь порядок. Пошли.

Не будем ей мешать.

А на обратном пути вдруг он забеспокоился, сомнение закралось ему в голову.

— Лень, а если из гоголиных яиц выведутся ястребята?

— Как же так? — удивился Ленька. — Так не должно быть, яйца же гоголиные.

— Так ведь ястребиха на них сидит!

— Ну и что? — возразил Ленька. — У нас вон в прошлом году курица сидела на утином яйце, а вывелся все равно утенок…

Андрей вернулся вечером. Солнце, раскалившись докрасна, скатилось к лесу, и все вокруг заполыхало, красные отблески легли на крыши домов, на деревья и даже на воду.

Тим услышал гул мотора и побежал к реке. И еще издали увидел Андрея и каких-то людей рядом с ним. Сбавив шаг, он старался разглядеть, кто там еще приехал вместе с Андреем. И первым, кого он узнал, был егерь Семен Калугин. Правая рука у него почему-то была перебинтована и висела перед грудью на подвязке. «Ранили…» — подумал Тим, тревожно вглядываясь в лица остальных стоявших чуть в сторонке двух мужчин. И одного из них он тоже узнал — Половинкин!.. Четвертый, невысокого роста, узкоплечий, с маленькими бегающими глазками, был незнаком. И он, как-то странно моргая, посмотрел на подошедшего Тима, так странно и непонятно, что Тим в тот же миг отвел от него взгляд.

— Как дела? — спросил Андрей, устало улыбнувшись. — Ходили к большому осокорю?

— Ходили, — сказал Тим и покосился на Половинкина. — Все в порядке: осталась ястребиха.

— Вот и отлично!

— Ну, пошли, что ли, — поторопил их Половинкин. — Чего рассуждать?

— А ты не спеши, — оборвал его дядя Семен. — Поспешишь — народ насмешишь. Возьми-ка вон лучше мотор неси.

— Это уж, извините, не моя забота. Не имеете права…

— Я тебе дам право, я тебе покажу и лево, и право… — двинулся на него дядя Семен. — Ты у меня не так запоешь, погоди, ты у меня другим голосом заговоришь.

— Да ладно, — сдался Половинкин. — Чего расшумелся? Мне нетрудно и донести…

Но Андрей, к удовольствию Тима, когда Половиякин хотел было взять мотор, отстранил его и сказал:

— Пусть идет налегке. Он привык налегке ходить. Пусть идет.

И ловко вскинул мотор на плечо, твердо, почти не сгибаясь под тяжестью, пошел в гору. Дядя Семен взял ружья — их было два: одно, наверное, Половинкина, а другое — того, узкоглазого, все время молчавшего и молча, покорно шедшего теперь за Андреем. Рядом с ним шел Половинкин, насвистывая свой любимый мотивчик: «Во поле березонька стояла…» Процессию замыкали егерь Калугин с ружьями и Тим.

— Дядь Семен, — решился, наконец, спросить Тим, — что они сделали?

— Поохотиться решили, — сказал егерь и подвигал плечом, поудобнее пристраивая ружья. — В лося стреляли, подлецы. Прямо у самого кордона, в осиннике.

— Убили?

— Нет. Помешали мы им, а то бы, конечно, не пощадили. — Половинкин все насвистывал, весело ему. Как будто ничего и не случилось.

— А что с рукой у вас? — спросил Тим.

— Задели немного… — сказал дядя Семен. — Я один поначалу был, а их двое. Хорошо, Андрей вовремя подоспел.

— Больно?

— Ничего. Перетерпим. И не такое бывало. Ничего, Тима, мы еще повоюем. Повоюем, а?

— Повоюем, — твердо сказал Тим. — Дайте, дядя Семен, я понесу одно ружье. Вам же тяжело…

Старый егерь глянул на Тима, благодарно кивнул и снял с плеча ружье.

— Держи. Донесешь?

— Донесу, — ответил Тим.

И хоть ружье было тяжеловато, но он старался изо всех сил. Так и шагали они рядом.

Вот и пришли жаркие летние дни. Расцвел на косогорах пахучий иван-чай, забились в речных камышах утиные выводки. По утрам в Подлипке гулко всплескивали щуки, звенели и тренькали на все лады птицы в зеленых тальниковых зарослях. А в Тимкиной дуплянке появились на свет маленькие желтобрюхие гоголята.

Заботливая мама-ястребиха выкинула из гнезда пустую яичную скорлупу и полетела добывать малышам корм. Чем она их собиралась кормить, трудно сказать — ведь пищу, которой питаются ястребы, ни за что не станут есть гоголи. Но пока она летала, произошло еще одно немаловажное событие: гоголята, обсохнув и обогревшись, один за другим, как десантники, вывалились из гнезда — прямо в воду. И уплыли. Ястребиха вернулась, а дуплянка пуста.

Она растерянно стала кружить над осокорем, над речкой и жалобно звать исчезнувших малышей.

Но никто не отзывался на ее голос. Гоголята уже уплыли в камыши и присоединялись к другому выводку таких же пушистых, желтоносых гоголят, как и они сами, и большая утка, увидав их, предупредительно и ласково встретила: «Крек-крек»… Пожалуйста, мол, живите с нами, всем вместе будет веселее…

А ястребиха все летала, летала и все звала и звала печальным, плачущим голосом. И на другой, и на третий день она кружила над речкой и плакала, звала своих детенышей. Ей и невдомек было, что не ее это детеныши. Хоть и высидела она их, согревая теплом своего тела, а жить с ней гоголята не станут. Да и не смогут. Так уж устроен мир. И все-таки Тиму до слез было жаль ястребиху. Вот уже прошло несколько дней, а она все еще летает, с каким-то безрассудным материнским упорством разыскивая птенцов. И когда Тим уходил, он помахал ей рукой и тихо сказал:

«Спасибо тебе, хорошая ястребиха. Если бы не ты, не было бы в моей дуплянке гоголят… До свидания! Не горюй. Будут еще и у тебя свои детеныши, вот увидишь, будут…»

Тим уезжал в город. Было раннее утро, и сизый туман висел над речкой. Солнце еще не взошло. Ехали они вчетвером: Андрей, Тим, дядя Семен и Белка, которая, будто чувствуя, что Тим уезжает, не отходила от него ни на шаг.

Мотор гудел ровно и весело, и зеленые волны расходились от бортов катера. Дядя Семен провожал их до ближайшего дебаркадера, а там они сядут на теплоход и будут плыть еще целый день по Оби.

— А это правда, — спросил Тим, — что все реки текут в сторону океана?

Дядя Семен кивнул.

— Правда. Вот, скажем, Подлипка наша впадает в Обь, а вместе они текут в океан… — И, помолчав, серьезно и многозначительно добавил: — Все малые воды стремятся к большой воде. Уяснил? То-то же!

И ласково, дружески похлопал Тима по плечу.

— Так что к осени мы тут будем ждать тебя. Непременно приезжай.

— Приеду, — пообещал Тим. Он уже стоял на палубе теплохода и смотрел, как матросы проворно убирают сходни. Теплоход, протяжно и басовито гуднув, отошел от деревянного причала, и зеленоватая полоска воды между берегом и теплоходом быстро стала расширяться. Тим помахал рукой и уже издалека крикнул: — Обязательно приеду!

«Прие-е-ду!» — разнеслось эхом над рекой. Белка кинулась вслед, пробежала вдоль берега и остановилась, долго смотрела на странно уменьшающийся, словно истаивающий на глазах пароход. Тима и вовсе почти что не было уже видно. Только голос его все еще звучал, как бы висел в прохладном, розовом от восходящего солнца воздухе: «Прие-ду-у!»

• Предыдущая
• 8/8