Розеттский ключ - Дитрих Уильям - Страница 15

— Беги домой! — крикнул я стоявшей в нерешительности Мириам, заметив, что одежда на ней была уже частично порвана.

Испуганно кивнув мне в ответ, она сделала шаг в сторону, но тут один из мерзавцев дотянулся до ее ноги. Я подумал, что он потянет ее за собой вниз, но она с ловкостью танцовщицы огненной джиги резко ударила его прямо между ног. Я услышал лишь глухой звук удара, и француз оцепенел, как фламинго, замерзший в квебекских снегах. Она вырвалась на свободу и выбежала из ворот. Смелая девушка! Я не догадывался, насколько она отважна и сведуща в вопросах мужской анатомии.

Теперь свора французских бандитов ополчилась на меня, но я уже вновь вооружился купидоном, ухватив его за голову. Раскрутившись вместе с ним, я в подходящий момент выпустил его из рук. Двое мерзавцев опять упали, а изваяние, увы, разбилось. Между тем жители окрестных домов, услышав шум ожесточенной драки, начали громко возмущаться. Третий бандит уже вытаскивал спрятанную под плащом саблю — очевидно, пронесенную в город тайно, без предъявления у ворот Иерусалима, — но мне удалось успокоить его арабским кинжалом, прежде чем он справился с ножнами, и клинок вернулся на место. Я частенько участвовал в драках, но мне еще не приходилось никого закалывать, и меня поразило, с какой легкостью лезвие моего кинжала вошло в плоть, с жутким звуком царапнув по ребрам. Француз захрипел и так резко отпрянул, что рукоятка выскочила у меня из руки. Я невольно пошатнулся, осознавая, что остался совершенно безоружным.

Тем временем допрашивавший Мириам негодяй вытащил пистолет. Слыша возмущенные крики жителей, он, конечно же, не осмелится осквернить все законы и стрелять в этом священном городе!

Но пистолет оглушительно громыхнул, полыхнув молниеносным огнем, и что-то обожгло мне висок. Полуослепленный, я отскочил в сторону. Пора немедленно отступать! Шатаясь, я выбежал на улицу, а шельмец, размахивая саблей, последовал за мной, плащ развевался за его спиной, как крылья черной птицы. Откуда же взялся этот дьявол на мою голову? Ошарашенный выстрелом, я слабо различал происходящее вокруг.

Когда я наконец повернулся, чтобы хоть как-то попытаться отразить нападение, мимо меня пролетела какая-то палка и ее конец ударил моего преследователя в верхнюю часть груди. Он зашелся жутким кашлем и рухнул на спину, поскольку ноги его скользнули вперед. Ловя ртом воздух, он изумленно таращил глаза. На помощь мне, как оказалось, пришла Мириам, схватившая шест рыночного навеса и метнувшая его как копье! Мне просто везет на встречи с сообразительными и отважными женщинами.

— Ты! — выдавил он, устремив взгляд на меня, а не на нее. — Почему ты все еще не сдох?

Я мог бы задать ему тот же вопрос. В полумраке узкой улочки я с изумлением узнал сначала эмблему, которую выбил удар Мириам из-под его рубахи, — букву «G», заключенную в масонские циркуль и угольник, — а потом и смуглую физиономию «таможенника», который привязался ко мне во время поездки в Тулон, когда я в прошлом году бежал из Парижа. Тогда он пытался украсть у меня медальон, и в итоге я выстрелил в него из винтовки, а Сидней Смит, оказав мне нежданную поддержку, покончил с другим бандитом. Раненый «таможенник», завывая, рухнул на тулонскую дорогу, а я сбежал в лес, размышляя, смертельна ли его рана. Очевидно, он выжил. Что же этот дьявол делал теперь в Иерусалиме, вооружившись до зубов?

Но я с ужасом понял, что он, конечно, прибыл сюда с той же целью, что и я, намереваясь раскрыть древние тайны. Этот приспешник Силано, вероятно, не собирался сдаваться. Он явился сюда за Книгой Тота. И для начала разыскивал меня.

Но мне не удалось убедиться в своих подозрениях: он с трудом поднялся на ноги и, услышав вопли прохожих и крики стражей порядка, убежал, хрипло ругаясь.

Когда мы отправились к дому Иерихона, Мириам начала бить дрожь, и я обнял ее за плечи. Между нами никогда еще не было такой физической близости, но сейчас мы шли, бессознательно прижавшись друг к другу. За зиму я успел хорошо изучить Иерусалим и теперь выбирал наименее людные улочки, где сновали разве что крысы; я заметил их, когда оглядывался через плечо, проверяя, нет ли за нами слежки. Обратный путь к дому Иерихона шел в гору — этот город вообще построен на холмах, и христианский квартал расположен выше мусульманского, — поэтому после подъема мы зашли в ближайший укромный уголок перевести дух и заодно убедиться, что я выбрал верное направление, несмотря на плачевное состояние моей головы.

— Мне очень жаль, Мириам, — сказал я. — Им не нужна была ты, они гнались за мной.

— Кто же эти люди?

— Тот, что стрелял в меня, француз. Я видел его раньше.

— Где видели?

— Во Франции. Честно говоря, я тогда тоже стрелял в него.

— Итан?!

— Он пытался меня ограбить. Жаль, что я его не прикончил.

Она смотрела на меня так, словно видела впервые в жизни.

— Нет, он не пытался отнять у меня деньги, его интересовало совсем другое. Я пока не рассказывал вам с братом ту историю.

Она удивленно приоткрыла рот.

— Видимо, пора это сделать.

— А та женщина, Астиза, тоже причастна к ней? — тихо спросила она.

— Да.

— А кто она такая?

— Ее интересует древняя история. На самом деле она жрица, служительница одной очень древней египетской богини, Исиды, если ты слышала о такой.

— Черная Мадонна, — прошептала она.

— Кто-кто?

— Когда-то давно люди поклонялись изваяниям праматери богов, вырезанным из черного камня. Одни просто воспринимают их как вариант христианских статуй, но другие считают, что на самом деле это продолжение культа Исиды. То есть что существуют две разные мадонны — белая и черная.

Как интересно! Имя Исиды не раз всплывало в ходе моих поисков в Египте. И вот оказывается, что эта скромная, молчаливая женщина, судя по всему благочестивая христианка, также знает кое-что о ней. По-моему, ни одна из языческих богинь не пользуется такой широкой известностью.

— Но почему такое различие: белая и черная?

Мне вспомнился черно-белый шахматный рисунок пола в парижской масонской ложе, где я познавал секреты франкмасонства. А еще две одинаковые по форме колонны, обрамлявшие алтарь в той ложе, они также различались по цвету: одна — черная, а вторая — белая.

— А вас не удивляет, почему есть ночь и день? — заметила Мириам. — Ведь все в мире двойственно, такое учение возникло в глубокой древности, задолго до появления Иерусалима и Иисуса. Мужчина и женщина. Добро и зло. Высота и низость. Сон и бодрствование. Наше сознательное и бессознательное. Мироздание находится в постоянном противоречии, и все-таки противоположности должны сходиться, чтобы образовать целое.

— То же самое говорила мне Астиза.

Она кивнула.

— Вы не заметили, что на шее у стрелявшего в вас француза висела медаль, символизирующая эти противоречия?

— Ты имеешь в виду масонский знак пересекающихся циркуля и угольника?

— Я видела такие в Англии. Циркуль описывает круг, а плотничий угольник образует квадрат. И опять двойственность. А буква «G» означает God — по-английски «бог», или gnosis — по-гречески «знание».

— Еретическая ложа египетского обряда зародилась как раз в Англии, — объяснил я.

— Так что же нужно тем людям?

— Они ищут то же самое, что и я. То, что искали мы с Астизой. Они могли взять тебя в заложники, чтобы добраться до меня.

— Его пальцы впились в меня, точно когти, — все еще дрожа, сказала она.

Я испытал чувство вины из-за того, что нечаянно вовлек ее в эту историю. Поиск сокровищ, казавшийся легким приключением, грозил теперь серьезными опасностями.

— У нас появились соперники, и лучше бы нам успеть опередить их в поисках. Наверное, мне понадобится помощь Иерихона.

Она потянула меня за руку.

— Тогда пойдем скорей домой.

— Погоди. — Я увлек ее обратно в тень. Сознавая, что эта драка придала нашим отношениям долю чувственной близости, я решился задать более личный вопрос. — Ты ведь тоже потеряла кого-то, правда?