Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной - де Ваал Томас - Страница 36
- Предыдущая
- 36/94
- Следующая
Кедры и кипарисы отбрасывали широкие тени на посыпанные гравием аллеи поселка Дарнагюль. Здесь очень тихо. И ни души – не у кого даже спросить дорогу. Я приехал сюда, на северное кладбище города, чтобы взглянуть на места захоронения бакинских армян, чтобы рассказать потом Белле и ее друзьям в Армении, в каком виде содержатся теперь могилы их отцов и дедов. Я с некоторым трепетом вошел в ворота запущенного кладбища и скоро наткнулся на трех сторожей, которые явно не были рады приходу чужака. "Вы должны получить разрешение у начальства", – буркнул один из них. Я сказал, что хочу лишь пройтись по кладбищу, и, не обращая больше на них внимания, быстро зашагал по петляющей аллее.
Свернув за угол, я понял, почему они не хотели меня пускать. По обеим сторонам дорожки железные ограды могил были выворочены из земли, надгробные памятники разбиты. На одном участке черное мраморное надгробие Розы Маркаровой (1925-1974), с выгравированным на нем портретом, валялось рядом с могилой. К счастью, разрушения коснулись только участков вдоль аллеи. В глубине кладбищенской территории могилы остались нетронутыми и только сильно заросли сорняками и крапивой. Вандалы, очевидно, прошлись только по аллее, разрушив все, что попалось им на пути, и потом ушли.
Я побродил там некоторое время, ощутив специфическую атмосферу запустения. На обратном пути я опять столкнулся с одним из сторожей. "А что, теперь сюда больше никто не приходит?" – поинтересовался я. "Раньше приходили и армяне, и азербайджанцы, – ответил он. – Еще до того, как тут взорвали бомбу". "Какую бомбу?" Я не был уверен, что правильно его понял. "Сюда приходили "еразы" и все порушили. Они-то и взорвали бомбу", – сказал старик. Под еразами он имел в виду азербайджанцев из Армении и всплеск ненависти в январе 1990 года.
Не так много времени прошло после водораздела 1990 года, но для того чтобы разыскать сегодня армянский Баку требуется, по меньшей мере, терпение археолога. Армянский район города не был полностью стерт с лица земли, как мусульманские кварталы Еревана. Это не так просто, потому что еще в середине 1980-х годов в Баку проживало двести тысяч армян. Упоминания об армянах исчезли из современных туристических путеводителей по Баку, а большинство армянских памятников просто уничтожено.
Единственное напоминание о них – армянская церковь Григория Просветителя недалеко от Площади Фонтанов в центре Баку, построенная в 60-х годах девятнадцатого века. Одиннадцать лет назад церковь подожгли, и с тех пор она стоит заброшенная. С колокольни давно сняли крест, и я обнаружил там зал для игры в бильярд. На том месте, где раньше в тени Девичьей башни в Старом городе стояла старинная часовенка Девы Марии, теперь пустырь. Один дипломат, который работал в Баку в 1992 году, в самый разгар карабахской войны, рассказывал, как на его глазах крушили эту часовню восемнадцатого века.
Большинство бакинцев просто не знают, что некоторые городские постройки были возведены армянами. Например, здание Филармонии на главной улице Истиглалийят – стилизация под знаменитое казино в Монте-Карло – было построено в 1910 году армянским архитектором Габриэлем Тер-Микаэловым, по чьему проекту также возведен внушительного вида особняк напротив Филармонии – веселое строение в псевдоарабском стиле, с высокими псевдовосточными балконами. Тер-Микаэлов, несомненно, считал себя прежде всего бакинцем, а уж потом армянином. И я подчеркиваю его этническую принадлежность лишь потому, что сегодня в Баку национальность армянского зодчего замалчивается.
Маленький армянский Баку все же некоторым образом продолжает жить. Правда, здешние армяне ведут призрачное существование, и отыскать их довольно трудно. Сейчас их в городе насчитывается от пяти до двадцати тысяч, и почти все – женщины, вышедшие замуж за азербайджанцев. В этом смысле Баку сохранил остатки былой толерантности – хотя эти женщины и не афишируют свою национальность. "Правила игры" все еще соблюдаются.
Меня познакомили с несколькими армянскими женами. Черноглазая Ольга с изящно выщипанными бровями, точно сошла с древнеегипетской картины. Она рассказала, что почти все ее родственники, включая брата, бежали из Баку и осели кто в России, кто в Америке, но она осталась здесь с мужем-азербайджанцем и детьми. Я спросил, не было ли ей страшно. Она ответила, что когда у власти в стране был Народный фронт и национализм достиг апогея в 1992-1993 годах, она боялась выйти из дома, но когда к власти вернулся Гейдар Алиев, она вновь почувствовала себя в безопасности. "С тех пор как вернулся Алиев, я спокойна. Теперь моя главная забота – заработать на жизнь", – твердо заявила она.
Другие женщины считают, что армянам в городе живется несладко. Я познакомился с тремя бакинскими армянками, которые пострадали из-за своей национальности. Из их рассказов становится понятно, что в повседневной жизни Баку армянская женщина не чувствует себя ущемленной, но как только у нее возникает какая-то проблема, сразу выясняется, что она совершенно бесправна.
София пришла со своим мужем-азербайджанцем, с которым прожила шестьдесят лет. Приколотые к ее жакету медали свидетельствовали, что она – участница войны. Она уже много лет не получает пенсию, и как-то в ее присутствии один чиновник сказал: "Пошлите ее документы в Ереван". Обе спутницы Софии лишились своих квартир. Танину квартиру заняли азербайджанские беженцы, а у Евгении квартиру отняла невестка-азербайджанка. Обе безуспешно пытались отсудить утраченную собственность. Евгения, небольшого роста, с заостренными чертами лица, выглядела вконец измученной и, казалось, готова была вот-вот расплакаться. Личные трагедии этих женщин являются частью более серьезных проблем. Но в Баку живут их семьи, и уехать им некуда.
Я рассказал про этих трех армянок Хидаяту Оруджеву, советнику Гейдара Алиева и идеологу по вопросам этнических меньшинств. Оруджев одновременно выступает в роли защитника азербайджанской толерантности и обвинителя армян, причинивших столько страданий азербайджанцам. В своем кабинете на одном из верхних этажей здания президентского аппарата, окна которого выходят на Каспийское море, он заявил: "Ко мне не поступало ни одной жалобы, которая бы возникла на почве национальных отношений". Когда же я поведал Оруджеву о конкретных горестях Софии, Тани и Евгении, он пообещал во всем разобраться, но при этом предположил, что я слишком наивен и что меня ввели в заблуждение: "Есть люди, которые искажают факты и хотят использовать национальный вопрос как ширму для удовлетворения своих претензий, которые не имеют под собой никаких законных оснований" (5).
Оруджев восемнадцать лет прожил в Армении, где работал режиссером азербайджанского драматического театра в Ереване. Он имеет достаточный опыт, чтобы реально оценить всю сложность армяно-азербайджанских отношений, но настаивает, что во всем виноваты армяне. Наша беседа приобрела сюрреалистический характер. Президентский советник подробно рассказал мне, что Азербайджан стал жертвой длительной агрессии Армении и что десятки тысяч граждан республики погибли или были изгнаны из своих домов. Да, соглашался я, добавляя, что сам не раз был свидетелем проявлений враждебности азербайджанцев к армянам. "Это не к армянам, а к правительству Армении, – поправил меня Оруджев. – Азербайджанцы относятся к армянам толерантно, но испытывают ненависть к их руководству", – заявил он.
Специфика занимаемой Оруджевым должности требует от этого чиновника немыслимого раздвоения убеждений. В какую-то минуту он будет яростно клеймить позором армянский "геноцид" и агрессию, а в следующую минуту начнет с жаром доказывать, что азербайджанская традиция толерантности и добрососедства никуда не делась, и ни один азербайджанец не испытывает никаких антиармянских чувств. Мне его даже жалко стало – ведь его эрзац-толерантность почти столь же фальшива, как и это здание из стекла и бетона, в котором он сидит. Выйдя из президентской канцелярии на залитую солнцем площадь, я свернул на улицу Истиглалийят и тут же увидел куда более благородный, но незаметный образчик характерного бакинского синтеза стилей и традиций, – чудесный тер-микаэловский особняк в стиле арт-нуво.
- Предыдущая
- 36/94
- Следующая