Источник жизни - Линьков Лев Александрович - Страница 22
- Предыдущая
- 22/25
- Следующая
Последняя неделя — и домой… Кто из пограничников не мечтал о своем будущем после нескольких лет службы?!
«Если ты не хочешь остаться на сверхсрочную службу, то я лично рекомендую тебе устроиться на работу в уголовный розыск, — говорил на-днях Исаев. — Интересная профессия, тоже с ищейками работать будешь. Запутанные преступления бывают. А еще лучше, действительно, поступай в институт. Скорее всего тебе подойдет юридический. Ну, а мы останемся здесь шпионов и диверсантов ловить. Для меня граница — родной дом!»
— Ну как, не уговаривал больше? — спросил ефрейтор Васильев во время обеда.
— Не уговаривал, — ответил сумрачно Иван.
— Значит, нам с тобой до самого Ростова вместе, попутчики. А вот Терентьев решил остаться на сверхсрочную. Ему, конечно, можно еще послужить: его не ждет невеста.
— При чем тут невеста? — рассердился Терентьев. — Если любит — подождет. А если любовь вот такая, — он показал мизинец, — на канатах не удержишь. Сознания у тебя нет.
— У меня сознания нет? — обиделся Васильев. — А разве я на заводе пользу не принесу? И на заводе и в колхозе — везде нужны люди. Мы свое отслужили честно. Ты решил остаться — и хорошо, а мы едем по домам.
— И то верно, Павлов ведь у нас совсем маленький, — один без попутчика дорогу домой не найдет, — не преминул вставить Терентьев. И, усмехнувшись, добавил: — Железная дорога тебе не черная тропа…
Вспомнив сейчас об этом разговоре, Иван нахмурился. Из задумчивости его вывел гусь «Петр Петрович», который терся клювом о носок его сапога.
— Ах, это ты, артист!
Иван почесал гуся под крылом.
— Скоро, «Петр Петрович», я скажу вам прощайте.
— Домой собираемся? — спросила Елена Борисовна.
Иван и не заметил, как подошла жена Исаева.
— Домой, — улыбнулся он.
— Решено и подписано?
— Подписано!
— И не жалко нас покидать?.. Ну-ну, не сердитесь, — сказала женщина, увидев, что Павлов сразу смутился. — От нее? — кивнула она на письмо, которое держал Павлов.
— Да!
Елена Борисовна села рядом на скамейку. Она хорошо понимала Павлова. Разве она сама не провела три года в разлуке с любимым? Разве вот так же не жила от письма до письма, пока Исаев не окончил пограничное училище и не приехал за ней в Свердловск?
Елена Борисовна знала, что мужу не хочется отпускать Павлова — лучшего пограничника, но сердцем была на стороне Ивана.
— Ну, какие же у вас еще новости? — спросила она.
— Какие же у меня могут быть еще новости! О новостях я напишу из дома.
Елена Борисовна шутливо махнула рукой: уезжая все так говорят, обещают писать чуть ли не каждый день, а напишут письмо или два — и конец. Вовсе-то не писать совесть не позволяет: несколько лет вместе прожили.
— Теперь у вас начинается совсем-совсем новая жизнь: новые люди, новые встречи…
Елена Борисовна помолчала.
— Любит вас Исаев, — задумчиво сказала она. Тяжело ему расставаться с вами.
Из окна послышался детский плач. Женщина поднялась.
— Мишук мой проснулся. Надо итти.
— Тоже пограничником будет? — спросил Иван и встал.
— Вырастет, сам решит…
Вечером Павлов и новый инструктор службы собак Пырков, прибывший на заставу из Казахстана, направились в дозор.
Уже было заполночь, когда Джульбарс вдруг напал на чужой след.
Минут через десять пес остановился, поднял морду, стал тереть нос лапами, зачихал, закашлял, повалился в траву и начал перекатываться с бока на бок.
Иван поспешно вытащил из кармана платок, сжал ладонью морду Джульбарса и вытер ему ноздри.
— Нюхательный табак, — пояснил старший сержант Пыркову.
Посыпая им землю, нарушитель действовал наверняка: собака потеряет след.
— Вот она, черная-то тропа! — пробормотал Павлов. — Старую лисицу трудно изловить. Что же, на всякую гадину своя рогатина. Давай искать след по окружности.
Иван натянул поводок и побежал влево. Метров через сто повернул вправо и пустил вперед собаку.
Так они описали большой полукруг. На поляне, у кустов шиповника, Джульбарс снова зачихал.
— К ноге, — позвал Иван и оглянулся.
Первый раз Джульбарс зачихал около тех двух дубов, где стоит Пырков, сейчас — у кустов шиповника. Иван снова побежал в сторону полукругом. Новый полукруг дал третью точку. Направление, по которому удирал нарушитель, было определено.
— Табаку нехватит, — зло сказал Иван, и они опять побежали вперед, оглядываясь на дубы и кусты шиповника. Наконец Павлов остановился.
— Ищи!
Джульбарс сделал небольшой круг, потянул носом и, нюхая траву, тихо заурчал. След найден!
Перед рассветом пограничники и собака остановились на околице спящего поселка.
— Огородами пойдем, — прошептал Павлов, — чтобы никто не видел.
Они свернули с дороги и, укрываясь за живой зеленой изгородью, стараясь не шуметь, пошли к противоположному краю поселка.
«А след? Как же след?» — хотел было спросить Пырков, но промолчал: старшему сержанту виднее.
Павлову и в самом деле было виднее: он знал всех жителей поселка и сразу сообразил, что если нарушитель намеревается переждать здесь до наступления темноты и если он бывал тут раньше, то скорее всего зайдет к вдове Синьковской, которая жила одиноко и замкнуто.
И действительно, когда они подошли со стороны огорода к небольшому дому с окнами, наглухо закрытыми ставнями, Джульбарс опять взял след и ткнулся носом в порог.
Павлов осторожно нажал на дверь: она была заперта изнутри. Прислушавшись у окна, старший сержант прошептал Пыркову: «Наблюдай за окнами и дверью», а сам твердо и решительно постучал.
Минуты две никто не отвечал. Потом в сенях послышались шаги босых ног, и спокойный женский голос спросил:
— Кого надо?
— Свои, гражданка Синьковская.
— Сейчас, — отозвалась женщина, — я оденусь.
Еще через минуту стукнул засов, и дверь растворилась.
Павлов вошел вслед за женщиной в комнату.
Абажур настольной лампы прикрывала шаль, и потому в горнице был полумрак. «Никого нет?» Но Джульбарс сразу потянул к занавешенной ситцевым пологом кровати. А женщина вдруг махнула шалью, и лампа потухла. Павлов быстро нагнулся, и тотчас над его спиной по двери оглушающе пробарабанила короткая очередь.
Старший сержант выстрелил наугад в сторону кровати, отскочил к стене и отпустил поводок.
Снова вспыхнули венчики огня у ствола пистолета. Иван выстрелил два раза подряд. Тотчас послышалось грузное падение тела и гневное рычание собаки. Павлов был уверен, что попал во врага. Но убил он его или только ранил? И где сейчас женщина?
В комнате пахло пороховыми газами. Откуда-то лилась вода. Должно быть, на столе опрокинулась бутылка. Старший сержант протянул руку и нащупал что-то твердое, холодное. Пистолет.
В это время в комнату вбежал Пырков.
— Держите собаку! — закричала женщина.
Теперь, при свете, Иван увидел ее: она стояла за печкой, отбиваясь от разъяренной собаки скалкой. «Для меня скалку припасла».
Лежащий на полу грузный мужчина застонал.
— Стереги ее! — приказал Павлов Пыркову, а сам наклонился над раненым и быстро обыскал его.
В одном кармане второй пистолет, в другом, нагрудном, небольшая жестяная коробочка.
Колхозная подвода привезла пограничников, раненого нарушителя и женщину, хранившую хмурое молчание, на заставу.
Исаев по телефону доложил о происшествии коменданту участка, потом взял отобранную у нарушителя коробочку, внимательно осмотрел ее, поднес к уху, потряс и только после этого открыл. В коробочке лежал табак.
— И всего-то! — разочарованно воскликнул Иван.
— Глупости! — сердито сказал Исаев, смерил лезвием ножа глубину коробочки внутри и снаружи. — Во-первых, у коробочки два дна, а во-вторых… мы сейчас поглядим, что во-вторых.
Осторожно Исаев надрезал второе дно и извлек сложенный в несколько рядов листочек кальки с какой-то схемой.
— Во-вторых, значит, табак для отвода глаз: нарушитель — шпион.
- Предыдущая
- 22/25
- Следующая