Десятый круг ада - Виноградов Юрий Александрович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/83
- Следующая
— Свят, свят, свят…
— Бабушка! — закричала Настя и кинулась ей на шею.
Василиса залилась счастливыми слезами, все еще не веря в неожиданно привалившее счастье. Значит, бог все же услышал ее молитву и привел внучку к ней в дом.
— Настенька, ты ли это? — без конца причитала старушка.
— Да она же, она, Василисушка, — утешала подругу Наталия Тихоновна, вытирая слезы.
На шум из своей комнаты вышел Альберт Шмидт.
— Ой, — растерялась Настя и торопливо стала поправлять сбившийся на плечи платок.
— Это наш квартирант, — шепнула ей бабушка.
Девушка торопливо начала рыться в кармане юбки, извлекла из него помятый лист бумаги и протянула немецкому офицеру. Капитан развернул документ. В нем удостоверялась личность Насти и говорилось, что она после долгих скитаний по Белоруссии возвращается к своей бабушке в деревню Сосновичи. Внизу стояла подпись старосты какой-то непонятной, с длинным названием деревни, гербовая печать и отметка немецкой гарнизонной комендатуры города Борисова.
Шмидт, читая документ, все время смотрел на девушку. Она просто ошеломила его своей красотой. На ней был деревенский дешевый платок, вылинявшая ситцевая кофточка, юбка из серой рогожки, стоптанные старые башмаки, и тем не менее даже в этом неприглядном наряде девушка выглядела привлекательной.
Капитан вернул Насте документ.
— Необходимо зарегистрироваться в комендатуре, — сказал он. — Каждый, кто появляется в Сосновичах, должен немедленно встать на строгий учет. Это приказ коменданта.
— Я завтра же пойду к господину коменданту, герр офицер, — на немецком языке ответила Настя.
— О, вы прилично говорите по-немецки?! — удивился и в то же время обрадовался Шмидт.
— Что вы, у меня такой страшный акцент…
Наталия Тихоновна вышла вперед и с гордостью по-немецки произнесла:
— Настя окончила Борисовскую среднюю школу. Была круглой отличницей. Там и ваш немецкий учила.
— Гимназия — это хорошо! — изрек капитан. — С таким образованием я могу предложить вам работу у себя в строительной конторе.
Василиса упала в ноги явно опешившему Шмидту.
— Умоляю вас… Оставьте внучку дома. Намаялась, бедняжка, скитаючись. Христом-богом прошу… Настенька помощницей моей станет. Куда нам, старым, вдвоем с Натальюшкой, справиться со всем…
Капитан бросил взгляд на девушку, терпеливо ожидавшую решения своей участи, смилостивился.
— Пусть остается, — сказал он и ушел в свою комнату.
Старушки зашептались с Настей, то и дело с тревогой посматривая на дверь комнаты немецкого офицера. Из их слов Настя узнала, что кроме роты солдат-строителей в деревню прибыли три машины эсэсовцев в черных мундирах. Они усиленно охраняют строящийся объект, создали для этого специальную комендатуру. Въезд и выезд из Сосновичей находится под их строжайшим контролем и допускается только с личного разрешения коменданта, противного рыжего офицера. Эсэсовцы почти ежедневно делают обыски в домах, проверяют у всех документы. Особенно они оберегают капитана, днем двое как тени ходят за ним по пятам, а ночью дом охраняют часовые. Очевидно, их квартирант считается важной птицей у фашистов.
Строят гитлеровцы дом отдыха для своих летчиков, ведь места в Сосновичах привольные, воздух чистый, душистый, сосновый бор за околицей, быстрая речка, заливные луга. Все взрослое население деревни согнали на работы. Да еще из других мест пригнали рабочих, соорудили для них барак возле старой мельницы, а сторожем в нем хромой старик Фома, побирушка. Он в Сосновичах недавно. Фашисты хотели сначала его прогнать, а потом сжалились и оставили при казарме. Видно, и у этих супостатов сохранилось еще что-то человеческое. А старик-то добрый, набожный, любому углу рад.
— Да вон он, легок на помине, — показала Василиса на сгорбленного бородатого старика в латаном-перелатаном кожухе, мелко вышагивающего по улице. — Каково ему, сердешному! Мы с Натальюшкой тоже подаем ему чего бог послал.
Настя с трудом сдержала улыбку, узнав хромого старика. Ефимчук за полмесяца до ее прихода к бабушке послал его в Сосновичи. Фома являлся помощником Насти. Через него она осуществляла связь со штабом партизанской бригады «Авангард». Вот бы удивились бабушка и Наталия Тихоновна, если б узнали, что убогому старику не так уж много лет. Фома — так действительно звали «старика» — являлся лучшим разведчиком у партизан. Он обладал редкой способностью быстро перевоплощаться.
— Прямой тебе путь в артисты, Фома, — говорил обычно Ефимчук. — Кончится война — давай на сцену.
Но Фома не хотел быть артистом. Для такого ответственного дела, по его мнению, надо иметь особый талант, а он такого таланта в себе не находил. Парень мечтал быть учителем математики. В те немногие дни, когда ему доводилось бывать в партизанской бригаде, Фома не расставался с тетрадями, решая в них самые сложные задачи по программе средней школы. Он донимал учительницу Тамару Федоровну, знавшую немецкий язык и выполнявшую обязанности переводчика у партизан, просил проэкзаменовать его. Молодой разведчик сразу же после войны мечтал поступить на физико-математический факультет лучшего в стране, да и во всем мире, Московского государственного университета имени Ломоносова, а для этого надо было хорошо знать любимый предмет, чтобы не завалиться на приемных экзаменах.
Утром Настя поднялась чуть свет вместе с бабушкой и стала помогать ей по хозяйству. Нагрела воды для квартиранта, вычистила железный таз, выгладила свежее полотенце. Шмидт вставал рано. Делал у себя в комнате легкую физическую зарядку и выходил на кухню мыться. Он обрадовался, когда с полотенцем на плече увидел Настю, собиравшуюся подать ему воды. Девушка была еще прекрасней, чем вчера. На ней ладно сидело простенькое полотняное платье с белым фартуком, должно быть перешитым из старых бабушкиных нарядов. Вечером Шмидт слышал, как за дверью стрекотала швейная машинка.
— Доброе утро, герр капитан! — приветливо встретила его Настя. — Вы разрешите мне вместо бабушки подать вам воду?
— Да, да. Конечно, — поспешил с ответом Шмидт. Ему было чрезвычайно приятно, что эта юная белоруска осторожно лила в его ладони подогретую воду. Он долго тер лицо, шею, смочил волосы.
— Благодарю, — вытираясь поданным полотенцем, произнес он.
— Рада услужить вам, герр капитан, — поклонилась Настя.
Днем она пошла в комендатуру, расположенную в деревенской начальной школе. Подала дежурному эсэсовцу свой документ, стала объяснять, почему оказалась в Сосновичах. Эсэсовец неожиданно вскочил из-за стола, вытянулся. В канцелярию вошел комендант, «противный рыжий офицер», о котором говорила Насте бабушка. Настя тоже поднялась со стула. Комендант, пораженный красивым лицом посетительницы, невольно остановился. Какую красотку господь бог послал в этой глухой, грязной и бедной деревушке!
Комендант взял со стола дежурного документ и попросил Настю пройти в его кабинет.
— Я сам займусь посетительницей, — сказал он удивленному эсэсовцу.
— Яволь, герр оберштурмфюрер! — гаркнул в ответ дежурный.
Комендант внимательно прочитал документ. С еще большим вниманием он слушал рассказ девушки о ее скитаниях, не спуская с нее пристального, точно пронизывающего насквозь, холодного взгляда. Насте становилось не по себе. Она то и дело краснела и часто сбивалась. Оберштурмфюрер смотрел на Настю неподвижным ледяным взглядом и напоминал ей сейчас удава, гипнотизирующего кролика. Роль бедного кролика отводилась ей, и она с нетерпением и невольным страхом ждала конца беседы, чтобы избавиться от детально изучающего ее взгляда фашиста.
— Значит, вы будете жить в доме старой Василисы? — спросил оберштурмфюрер.
— Да, герр комендант. Она моя бабушка. Мама у меня умерла еще до войны. А отец пропал без вести. Бабушка — единственная родственница…
«И везет же этому капитану Шмидту! — с завистью и неприязнью подумал оберштурмфюрер о командире строительной роты. — Такая будет красотка под боком. Протяни руку, и она твоя…» Комендант понимал, что не так-то просто будет забрать у Шмидта красавицу белоруску, хотя он и попытается это сделать. Капитану кто-то покровительствует в Берлине, его берегут. Неспроста же обыкновенного командира строительной роты охраняет взвод эсэсовцев!
- Предыдущая
- 32/83
- Следующая
