Выбери любимый жанр

Чернобыльская молитва. Хроника будущего - Алексиевич Светлана Александровна - Страница 47

Изменить размер шрифта:

Я вспомнила… Ради правды тех дней и наших чувств. Чтобы не забыть, как менялись мы… И наша жизнь…"

Людмила Дмитриевна Полянская,

сельская учительница

Монолог о свободе и мечте об обыкновенной смерти

"Это была свобода… Там я чувствовал себя свободным человеком…

Вы удивлены? Я вижу… Вы удивлены… Понять это может только тот, кто был на войне. Они выпьют, воевавшие мужики, и вспоминают, я их слушал, до сих пор тоскуют. По той свободе, по тому взлёту. Ни шагу назад! – сталинский приказ. Заградотряды. Ясное дело… Уже история… Но ты стреляешь, выживаешь, получаешь положенные сто грамм, махорку… Тысячу раз можешь умереть, разлететься на куски, но если постараешься, перехитришь, – черта, дьявола, старшину, комбата, того, кто в чужой каске и с чужим штыком, заговоришь самого Всевышнего, – ты можешь выжить! Я был на реакторе… Там как в окопе на переднем крае. Страх и свобода! Живёшь на полную катушку… В обычной жизни этого не понять. Не проникнуться. Помните, нас все время готовили: будет война. А сознание оказалось не готовым. Я был не готов… В тот день… Собирался пойти вместе с женой вечером в кино… Пришли на завод двое военных. Вызвали меня: «Солярку от бензина отличишь?» Спрашиваю: «Куда пошлёте?» – «Куда-куда? Добровольцем в Чернобыль». Моя военная профессия – специалист по ракетному топливу. Секретная специальность. Забрали прямо с завода, в одной майке и футболке, домой не дали заскочить. Просил: «Жену надо предупредить». – «Мы сами сообщим». В автобусе нас собралось человек пятнадцать, офицеры запаса. Мужики мне понравились. Надо – поехали, надо – работаем… Погнали на реактор – лезли на крышу реактора…

Возле выселенных деревень стояли вышки, солдаты на вышках с оружием. Оружие с патронами. Шлагбаумы. Таблички: «Обочина заражена. Въезд и остановка строго запрещены». Серо-белые деревья, облитые дезактивационной жидкостью. Белой. Как снег. Мозги сразу набекрень! В первые дни боялись сесть на землю, на траву, не ходили, а бегали, чуть машина пройдёт – натягивали респираторы. После смены сидели в палатках. Ха-ха! Через пару месяцев… Это уже что-то нормальное, – это уже твоя жизнь. Рвали сливы, бреднем рыбу ловили, там щуки ого-го! И лещи. Лещей сушили к пиву. Вы об этом уже, наверное, слышали? В футбол играли. Купались! Ха-ха… (Снова смеётся.) Верили в судьбу, в глубине души мы все фаталисты, а не аптекари. Не рационалисты. Менталитет славянский… Я верил в свою звезду! Ха-ха! Инвалид второй группы… Заболел сразу. «Лучевка» проклятая… Ясное дело…А у меня даже медицинской карточки в поликлинике не было до этого. Черт с ним! Не я один… Менталитет…

Я – солдат, я закрывал чужой дом, входил в чужое жильё. Это такое чувство… Ты словно подглядываешь за кем-то… Или земля, на которой нельзя сеять… Корова тычется в калитку, а она закрыта и на доме замок. Молоко капает на землю… Это такое чувство! В деревнях, которые ещё не выселили, крестьяне занимались самогоноварением, их заработок. Продавали нам. А у нас денег завались: тройные оклады на работе и суточные выдавали тройные. Потом вышел приказ: того, кто будет пить, оставят на второй срок. Так водка помогает или нет? Ну, хотя бы психологически… Там в этот рецепт свято верили… Ясное дело… Крестьянская жизнь текла просто: что-то посадил, вырастил, убрал, а все остальное идёт без них. Им дела нет до царя, до власти… Первый секретарь цека или президент… До космических кораблей и атомных станций, митингов в столице. И они не могли поверить, что мир в один день перевернулся, и они живут уже в другом мире… Чернобыльском… Они же никуда не уезжали. Люди заболевали от потрясения… Они не смирялись, они хотели жить, как всегда. Дрова с собой забирали тайком, зеленые помидоры срывали, закручивали. Банки взрывались, ещё раз кипятили. Как это уничтожить, закопать, превратить в мусор? А мы именно этим и занимались. Аннулировали их труд, извечный смысл их жизни. Мы для них были враги… А я рвался на сам реактор. «Не торопись, – предупреждали меня, – в последний месяц, перед дембелем всех на крышу гонят». Служили мы шесть месяцев. И точно, через пять месяцев передислокация, теперь уже под реактор. Шуточки разные и серьёзные разговоры, что вот через крышу пройдём… Ну, пусть пять лет после этого протянем… Семь… Десять… Ясное дело…Чаще называлась цифра «пять» почему-то. Откуда она взялась? Без шума, без паники. «Добровольцы, шаг вперёд!» Вся рота – шаг вперёд. Перед командиром – монитор, включает – на экране крыша реактора: куски графита, расплавленный битум. «Вон, ребята, видите, обломки лежат. Почистите. А вот тут, в этом квадрате, тут пробьёте отверстие». Время – сорок-пятьдесят секунд. По инструкции. Но это невозможно – требовалось хотя бы несколько минут. Туда – назад, забег – бросок. Кто-то нагрузил носилки, другие сбросили. Туда, в развалины, в дыру. Сбросил, но вниз не смотри, нельзя. Все равно заглядывали. Газеты писали: «Воздух над реактором чистый». Читали и смеялись. Матюгались. Воздух чистый, а мы дозы вон какие хватаем. Выдали дозиметры. Один – на пять рентген, его с первой минуты зашкаливало, второй, как авторучка, на сотню рентген, тоже в некоторых местах зашкаливало. Пять лет, сказали, детей нельзя будет иметь… Если за пять лет не умрём… Ха-ха!.. (Смеётся.) Шуточки разные… Но без шума, без паники. Пять лет… Я уже десять прожил… Ха-ха!.. (Смеётся.) Вручали нам грамоты. Их у меня две… Со всеми этими картинками: Маркс, Энгельс, Ленин… Красные флаги… Один парень исчез, думали, что сбежал. Через два дня нашли в кустах. Повесился. Чувство у всех такое, сами понимаете… Тогда выступил замполит, что, мол, он письмо из дому получил – жена ему изменила. Кто его знает? Через неделю у нас дембель. А его нашли в кустах… Был у нас повар, он так боялся, что жил не в палатке, а на складе, где вырыл себе нишу под ящиками с маслом и тушёнкой. Перенёс туда матрац, подушку… Жил под землёй… Присылают разнарядку: набрать новую команду и всех на крышу. А все уже там были. Найти людей! Ну, и его зачистили. Один только раз залез… Вторая группа инвалидности… Звонит часто мне. Связи не теряем, держимся друг за друга… За свою память, она будет жить столько, сколько мы проживём. Так и напишите…

В газетах враньё… Сплошное враньё…Нигде не читал, как шили мы себе кольчуги. Рубашки свинцовые. Трусики. Нам выдавали резиновые халаты, напылённые свинцом. Но плавочки варганили себе свинцовые… За этим делом следили… Ясное дело… В одной деревне нам показали два тайных дома свидания… Мужчины, оторванные от дома, шесть месяцев без женщин, экстремальная ситуация. Все наезжали. А девчонки местные гуляли, все равно, плакали, скоро умрём. Плавочки свинцовые… Одевались поверх штанов… Напишите… Анекдоты травили. Вот, пожалуйста. Американский робот отправили на крышу, пять минут поработал – стоп. Японский робот девять минут поработал – стоп. Русский робот два часа работает. Команда по рации: «Рядовой Иванов, можете спуститься вниз на перекур». Ха-ха!.. (Смеётся.)

Перед тем, как нам выходить на реактор, командир инструктирует… Строй стоит… Несколько ребят взбунтовались: «Мы уже там были, нас домой должны отправить». Моё, например, дело – топливо, бензин, а меня тоже на крышу посылали. Но я молчал. Я сам хотел, мне было интересно. А эти взбунтовались. Командир: «У нас на крышу пойдут добровольцы, остальные шаг из строя, с вами проведёт беседу прокурор». Ну, эти ребята постояли, посоветовались и согласились. Присягу принимал, значит, должен, знамя целовал… На колено перед знаменем становился… Мне, кажется, никто из нас не сомневался, что могут посадить и дать срок. Слух пустили, что два-три года дают. Если солдат получал больше двадцати пяти рентген, то командира могли посадить за то, что облучил личный состав. Ни у кого больше двадцати пяти рентген… У всех меньше… Понимаете? Но люди мне нравились. Двое заболели, нашёлся один, сам сказал: «Давайте я». А он уже один раз на крыше был в этот день. Зауважали. Премия – пятьсот рублей. Другой яму наверху долбил, пора уходить – долбит. Мы ему машем: «Вниз!» А он на колени упал и добивает. Крышу надо было пробить в этом месте, чтобы жёлоб вставить, мусор спускать. Пока не пробил – не встал. Премия – тысяча рублей. За эти деньги тогда можно было купить два мотоцикла. У него сейчас первая группа инвалидности… Ясное дело… Но за страх платили сразу… И вот он умирает… Сейчас умирает… Страшно мучается… В эти выходные ездил к нему… «Спроси, о чем я мечтаю?» – «О чем?» – «Об обыкновенной смерти.». Ему сорок лет. Женщин любил… Жена красивая…

Перейти на страницу: