Выбери любимый жанр

Чернобыльская молитва. Хроника будущего - Алексиевич Светлана Александровна - Страница 28

Изменить размер шрифта:

Мир разделился: есть мы – чернобыльцы и есть вы, все другие люди. Заметили? У нас здесь не акцентирует: я – белорус, я – украинец, я – русский… Все называют себя чернобыльцами. «Мы – из Чернобыля», «я – чернобыльский человек». Как будто мы отдельный какой-то народ…. Новая нация…

Монолог о том, как совершенно неведомая вещь вползает, влезает в тебя

"Муравьи… Маленькие муравьи ползут по стволу…

Вокруг гремит военная техника. Солдаты. Крики, ругань. Мат. Трещат вертолёты. А они ползут… Я возвращался из зоны, и от всего увиденного за день ясной в памяти оставалась одна эта картина … Этот момент… Мы остановились в лесу, я стал покурить возле берёзы. Стал близко, опёрся. Прямо перед моим лицом муравьи ползли по стволу, не слыша нас, не обращая никакого внимания… Упорно преследуя свой маршрут…Мы исчезнем, а они и не заметят. Что-то такое промелькнуло в мыслях. В обрывках мыслей. Столько было впечатлений, что думать я не мог. Я смотрел на них… Я… Я никогда раньше их так рядом не замечал… На близком расстоянии…

Сначала все говорили «катастрофа», потом «ядерная война». Я читал о Хиросиме и Нагасаки, видел документальные кадры. Страшно, но понятно: атомная война, радиус взрыва… Это я даже мог себе представить. Но то, что случилось с нами … На это меня не хватало… Не хватало моих знаний, не хватало всех книг, которые я за жизнь прочитал. Приезжал из командировки и с недоумением смотрел на книжные полки в своём кабинете… Читал… А можно было и не читать… Какая-то совершенно неведомая вещь разрушала весь мой прежний мир. Вот она вползает, влезает в тебя… Помимо твоей воли… Помню разговор с одним учёным: «Это на тысячи лет, – объяснял он. – Распад урана – это двести тридцать восемь полураспадов. Переведём на время: один миллиард лет. А у тория – это четырнадцать миллиардов лет». Пятьдесят… Сто… Двести лет… Но дальше? Дальше – стопор, шок!. Я уже не понимал, что такое – время? Где я?

Писать об этом сейчас, когда всего десять лет прошло… Миг…Писать? Думаю, рискованно! Не надёжно. Все равно будем придумывать что-нибудь похожее на нашу жизнь. Снимать кальку. Я пробовал… Ничего не получилось… После Чернобыля осталась мифология о Чернобыле. Газеты и журналы соревнуются, кто напишет страшнее, особенно любит страхи человек, который там не был. Все читали о грибах с человеческую голову, но никто их не находил. О птицах с двумя клювами… Поэтому надо не писать, а записывать. Документировать. Дайте мне фантастический роман о Чернобыле… Нет его! И не будет! Я вас уверяю! Не будет…

У меня отдельный блокнот… Вёл с первых дней… Записывал разговоры, слухи, анекдоты. Это самое интересное и достоверное. Точный отпечаток. Что осталось от Древней Греции? Мифы Древней Греции…

Я отдам вам этот блокнот… У меня он заваляется среди бумаг, ну, может быть, детям, когда они вырастут, покажу. А все-таки это история…

Из разговоров:

«По радио уже третий месяц: обстановка стабилизируется… Обстановка стабилизируется… Обстановка стаб…»

"Мгновенно воскресла забытая сталинская лексика: «агенты западных спецслужб», «заклятые враги социализма», «шпионские вылазки», «диверсионная акция», «удар в спину», «подрыв нерушимого союза советских народов». Все вокруг твердят о засланных шпионах и диверсантах, а не о йодной профилактике. Любая неофициальная информация воспринимается, как чужая идеология.

Вчера из моего репортажа редактор вычеркнул рассказ матери одного из пожарников, тушивших в ту ночь… ядерный пожар. Он умер от острой лучевой болезни. Похоронив сына в Москве, родители вернулись в свою деревню, которую вскоре отселили. Но осенью они тайно, через лес пробрались к себе на усадьбу и собрали мешок помидор и огурцов. Мать довольная: «Закрутили двадцать банок». Доверие земле… Вечному крестьянскому опыту… Даже смерть сына не перевернула привычный мир…

«Радио „Свобода“ слушаешь?» – вызвал редактор. Я промолчал. – «Мне в газете не нужны паникёры. Ты о героях напиши… Солдаты на крышу реактора полезли…»

Герой… Герои… Кто они сегодня? Для меня это врач, который, несмотря на приказы сверху, говорит людям правду. И журналист, и учёный. Но, как сказал на планёрке редактор: «Запомните! У нас нет ни врачей, ни учителей, ни учёных, ни журналистов, у нас у всех сейчас одна профессия – советский человек.»

Верил ли он сам в свои слова? Неужели ему не страшно? Моя вера подтачивается каждый день."

"Приехали инструкторы из цека. Их маршрут: на машине из гостиницы – в обком партии, назад – тоже на машине. Обстановку изучают по подшивкам местных газет. Полные саквояжи минских бутербродов. Чай заваривают на минеральной воде. Тоже привезённой. Рассказывала об этом дежурная гостиницы, где они жили. Люди не верят газетам, телевидению и радио, ищут информацию в поведении начальства. Она наиболее достоверная.

Что делать с ребёнком? Хочется схватить в охапку и бежать. Но у меня партбилет в кармане. Не могу!"

"Самая популярная сказка зоны: лучше всего помогает от стронция и цезия – водка «Столичная».

Но в деревенских магазинах неожиданно появились дефицитные товары. Слышал, как выступал секретарь обкома: «Мы создадим вам райскую жизнь. Только оставайтесь и работайте. Завалим колбасой и гречкой. У вас будет все то, что есть в лучших спецмагазинах». То есть в их обкомовских буфетах. Отношение к народу такое: ему достаточно водки и колбасы.

Но черт возьми! Никогда не видел, чтобы в сельском магазине было три сорта колбасы. Сам купил там жене импортные колготки…"

"Дозиметры побыли в продаже месяц и исчезли. Об этом писать нельзя. Сколько и каких радионуклидов выпало – тоже нельзя. Нельзя и о том, что в деревнях остались одни мужчины. Женщин и детей вывезли. Целое лето мужчины сами стирали, доили коров, копали огороды. Конечно, пили. Дрались. Мир без женщин… Жаль, что я не сценарист. Сюжет для фильма… Где Спилберг? Мой любимый Алексей Герман? Написал об этом… Но и тут неумолимый редакторский красный вычерк: «Не забывайте, у нас враги. У нас много врагов за океаном». И поэтому у нас есть только хорошее, а плохого нет. И непонятного не может быть.

Но где-то специальные составы подаются, кто-то видел начальство с чемоданами…"

«Возле милицейского поста меня остановила старая бабка: „Погляди ты там на мою хату. Пора бульбу копать, а солдаты не пускают“. Их переселили. Обманули, что на три дня. Иначе бы они не поехали. Человек в вакууме, человек без ничего. Они пробираются в свои деревни через военные заслоны… Лесными стёжками. По болотам… Ночью… За ними гоняются, ловят. На машинах и вертолётах. „Как при немцах“, – сравнивают старые люди. В войну…»

«Видел первого мародёра. Молодой парень, одетый в две меховые куртки. Доказывал военному патрулю, что лечится таким способом от радикулита. Когда раскололи, признался: „Первый раз страшновато, а потом привычное дело. Выпил чарку – и пошёл“. Переступив инстинкт самосохранения. В нормальном состоянии это невозможно. Так наш человек идёт на подвиг. И также – на преступление».

«Зашли в пустую хату – на белой скатерти лежит икона… „Для Бога“, – сказал кто-то…»

В другой – стол накрыт белой скатертью… «Для людей» – сказал кто-то…"

«Съездил в свою родную деревню через год. Собаки одичали. Нашёл нашего Рекса, зову – не подходит. Не узнал? Или не хочет узнавать? Обиделся».

"В первые недели и месяцы все притихли. Молчали. В прострации. Надо уезжать, до последнего дня: нет. Сознание отключилось. Не помню серьёзных разговоров, помню анекдоты: "теперь во всех магазинах радиотовары «, „импотенты делятся на радиоактивных и радиопассивных“. А потом анекдоты вдруг исчезли…»

Перейти на страницу: