Стрельба по тарелкам (сборник) - Дивов Олег Игоревич - Страница 7

– Это большой миф. – Барро потянулся всем телом. – Он красивый, трагический и по аналогии понятный любому кретину. Он ведь списан с бытующих мифов, вон с того же еврейского.

– И чем он лучше правды?

– Тем, что в нем правды – ни слова, – сказал Барро твердо. – По-твоему, что я должен был объяснить Ландау? Что Шестую Миротворческую набирали из щенят-идеалистов? Что нас искусственно модифицировали для службы во имя мира? Что мы верные псы человечества, а наш долг – защищать и служить? Но вот какая неприятность: добрая треть из нас, насмотревшись на кровищу, сбрендила, нарушила присягу и пошла спасать мир от него самого! И пришлось нас, уродов, выколупывать изо всех высоких кабинетов, что нашлись на Земле. Из всех правительств, корпораций, парламентов, церквей и так далее… Потому что мы решили железной рукой привести человечество к счастью! Умиротворить его раз и навсегда к такой-то матери… А открытая, гласная охота на мутантов по градам и весям – только ширма, поскольку на местах оседают самые безвредные. Это я должен был сказать Ландау?

– Безвредные-то они безвредные, – заметил Кнехт, – а вот завтра Розе как взбредет в голову учинить тут секту… Томми-Святоша угробил триста душ одним махом. А ведь такой был лапочка. Безвредный!

– Томми всегда был психом. Роза-то более-менее в порядке.

– Да, но сможешь ли ты поручиться за ее дочь?

– Да я за своего детеныша поручиться не могу! – выпалил Барро с неожиданной злобой.

– Не дури. Отличный парень.

– Ага, только я чуть не поседел в одночасье, когда увидел, как он взглядом ложки гнет…

– Врешь! – Кнехт подпрыгнул на топчане.

– Это был просто фокус. Парень купил учебник юного чародея и решил папу разыграть. А папа едва не рехнулся от ужаса.

– Предупреждать надо… – попросил Кнехт. – Я сейчас знаешь как испугался?

– Неправда, – возразил мягкий женский голос. – Ты не умеешь пугаться, Эгги. Ты никогда не боялся.

– Это разные вещи, – сказал Кнехт, не оборачиваясь. – Заставить меня бояться трудно. Но испугать-то можно. Привет, дезертир. Хорошо прикрываешься. Я засек тебя шагов за десять, не больше.

– Невежливо сидеть к дамам спиной, ты не находишь?

Кнехт медленно повернулся. В коридоре стояла женщина – невысокая, пухленькая и круглолицая. Смоляная коса до пояса завершала картину совершенной… безобидности. Женщина держала за руку такую же упитанную девочку лет пяти. Ребенок увлеченно грыз большущую конфету.

– Ну тебя и разнесло, Розита! – ляпнул Кнехт.

Барро приподнялся на топчане и заинтересованно уставился на гостей.

– М-да, – сказал он.

И снова лег.

– Знаете, что!.. – гостья задохнулась от возмущения.

– Знаем, знаем, – буркнул Кнехт. – Ты нарушила присягу, родила и растолстела. Еще плохие новости есть?

Женщина круто повернулась и ушла, волоча за собой девочку.

– Она всегда любила покушать, – подал голос с топчана Барро.

– Пожрать, – уточнил Кнехт и тоже лег.

– Ах, мальчики, только не надо про спагетти, я на диете! Ох, мальчики, я на нервной почве опять набрала лишний килограмм… Но согласись, в двадцать лет Розита была чертовски хороша!

– Тогда и я был чертовски хорош, – заявил Кнехт. – В двадцать лет это не проблема.

– А я и сейчас ничего.

– Если бы, – сказала женщина, снова появляясь в коридоре. – Два потасканных облезлых придурка. И может, я дезертир, а вас-то – выгнали! Трусы, лодыри и пьянь, вот кто вы оба.

– Что за эпитеты, Розита? Ребенку вредно такое слушать.

– А он и не слушает, он выше этого. Эгон, какого черта вы тут делаете?

– Посадили, вот и сидим, – объяснил Кнехт.

– Какого черта вы в моем городе?!

– А-а…

– Если честно, мы тут случайно… – начал Барро.

– Заткнись, Гейб. Ни слышать, ни видеть тебя не желаю. Матерь божья, куда все пропало, от тебя же ничего не осталось! – воскликнула женщина в сердцах. – Ты все пропил, и свой талант, и остатки совести заодно! Подумать только – охотник за головами! Свободный художник Габриель Барро… Да на тебя смотреть больно!

– Ой-ой-ой… – пробормотал Барро язвительно и перевернулся на бок.

– Мы тут случайно, – сказал Кнехт. – У твоих Ландау конфликт с Голдбергами. Тебе надо было подмять под себя обе семьи, а ты, как обычно, разинула варежку. Вот Голдберги и сдали Ландау полиции. Сказали, на них работает мутант. Сами в это не веря, просто чтобы нагадить. Ортега тоже не поверил, но слил инфу на городское дно. А мимо проезжали мы…

– Проползали по дну, – уточнила женщина с плохо скрываемым отвращением.

– Хотя бы. А ты, как всегда, считала ворон – и засветилась. Сто раз я тебе говорил: не зевай на работе, убьют! Без толку… И вот мы здесь. Буэнос диас, Розита. Есть идеи?

Женщина думала. Девочка грызла конфету, сверля Кнехта черными глазенками. Барро, казалось, уснул.

– Я хочу только одного, – медленно проговорила женщина. – Чтобы меня оставили в покое. Ты ведь больше не служишь, Эгон, верно? Значит, ты не вызвал группу. Смотри на меня!

– Мы работаем за деньги, – сказал Кнехт. – А ты стоишь миллион. И неизвестно, во сколько оценят девочку. Нужна мне тут группа? Я собирался нейтрализовать тебя, а девочку выкрасть и уйти через границу. Прости уж за такую прямоту. Вот я и говорю теперь – есть идеи, Розита?

– Полтора миллиона, и мы забудем о тебе навеки, – подал голос Барро.

– Заткнись! – крикнула женщина.

Воздух в камере Барро сгустился и потяжелел. От мужчины, лежащего на топчане, остался только расплывчатый силуэт. Неподвижный силуэт.

– Никогда ты его не любила, – бросил Кнехт. – Смотри, не прибей ненароком. Он уже не тот, что раньше.

Женщина смотрела на Кнехта, тяжело дыша. На лбу ее выступили капли пота. Девочка оторвалась от конфеты и с интересом уставилась на маму. Потом вслед за ней перевела взгляд на Кнехта.

– Зря ты это, – сказал Кнехт безмятежно. – Бизнес есть бизнес. И напрасно ты приучаешь ребенка таращиться на людей страшными глазами.

– Не любила… – протянула женщина. – Вот и нет. Давным-давно я любила Гейба. Только он меня не замечал. А потом его окрутила эта белобрысая дылда, и я поняла, что он просто глуп… А ты по-прежнему силен, Эгги. Даже сильнее, чем раньше.

– Это не сила, Розита, это опыт и голые нервы. Скоро нервов не останется, и я буду слаб. Мы быстро изнашиваемся, увы. Будь проклят тот день, когда я вступил в Шестую Бригаду. Черт побери, она ведь называлась Миротворческой… Теперь она такая только по документам.

– Да, в народе ее зовут Истребительной, – женщина невесело усмехнулась. – Народ не ошибается. И он за нас, не за вас. А ты, значит, начал сомневаться, Эгон? Все-таки установка защищать и служить ломается даже у таких твердолобых.

– Я защищал и служил почти двадцать лет, – мягко сказал Кнехт. – Не осуждай меня. Ты-то сбежала. Я не смог. И вот мы… По разные стороны решетки.

– Она нас всегда разделяла, Эгон. Только я не понимала этого по молодости. Я не создана для войны, мое дело – мир. Я несу людям тишину и покой, я учу их, как быть счастливыми. А ты всегда был охотником на людей. Нашел свое место в жизни… Значит, говоришь, бизнес есть бизнес? Хорошо, ты получишь миллион. Ландау заплатят тебе сегодня же. А ты забудешь, что меня видел. И сделаешь так, чтобы этот жалкий нюхач тоже все забыл. Я ему не верю, поэтому ты отвечаешь за него. А наша дочь наложит на тебя заклятье. Если ты расскажешь о нас с ней – умрешь. Попробуешь нейтрализовать нас – умрешь. Если это сделает Гейб – все равно умрешь ты. Потому что сделку мы заключим с тобой. Соглашайся, Эгон. Это хорошая сделка. Как раз для тебя, ведь ты прекрасно умеешь забывать.

– Наша дочь?.. – тупо переспросил Кнехт.

– Ты умеешь забывать, – повторила женщина.

Кнехт сидел на топчане и смотрел на девочку. Девочка смотрела на него. Еще секунду-другую они играли в гляделки, потом девочка засмеялась и спрятала лицо в мамину юбку.

– Она случайно не умеет гнуть ложки взглядом? – спросил Кнехт.