Формула одиночества - Мельникова Ирина Александровна - Страница 8
- Предыдущая
- 8/82
- Следующая
– Посмотрим, – пожала плечами Марина. – Никогда не загадываю наперед. Я здравомыслящий человек и реально оцениваю свои возможности.
– Жаль! – сказал Арсен и принял исходное положение. А Марина так и не поняла, к чему относилось его замечание. То ли к ее здравомыслию, то ли к тому, что она способна пренебречь таким удовольствием, как созерцание замечательного Гегского водопада.
Она бросила взгляд на Сабрину. Та спала, привалившись к спинке сиденья. Пухлые губы приоткрылись, и на подбородок сползла струйка слюны. Лицо ее раскраснелось, белокурые волосы слиплись на висках.
– Простите. – Марина коснулась плеча Виталия. – Можно опустить стекло с моей стороны?
– Без проблем! Дыши нашим воздухом, наслаждайся!
– Спасибо! – сказала она и подставила лицо свежему ветерку с гор. Справа опять показалось море, и Марина пожалела, что заняла место не с той стороны, с которой следовало бы.
На море она могла смотреть бесконечно, но поглотившие берег густые заросли то и дело его заслоняли. Тогда она переводила взгляд на покрытый пышной растительностью горный хребет. Дорога шла по склону горы, все время заворачивая влево. Со стороны Марины он почти отвесно уходил вверх, прямо в бледно-голубое небо. Со стороны Сабрины – резко падал вниз.
Сочные травы, папоротники, непроницаемая стена колючих кустарников затянули основание леса – огромные глыбы, замшелые пни и полусгнившие валежины. Многие деревья с трудом удерживались на покрытых зеленым мхом камнях. Их гигантские стволы обвивал плющ, с ветвей свешивались гирлянды лиан, а в тенистых местах – мох-бородач. Некоторых представителей южной флоры она узнавала сразу – дубы, клены, тополя, лещина, естественно, пальмы и олеандры, бамбук и платаны, мимозы и даже бананы с гроздьями мелких плодов, другие же были ей абсолютно незнакомы. У дороги, точь-в-точь как в Сибири или в Средней полосе России, разлеглась мать-и-мачеха, цвели полевые ромашки, синели цикорий и дикая мята, розовели вьюнки и еще какие-то мелкие цветы, издали похожие на чабрец. Иногда среди кипарисов и пальм мелькали белоснежные здания санаториев и баз отдыха, некоторые еще в строительных лесах,
– Смотри! – Виталий вытянул руку вперед. – Наша Гагра.
Побережье изгибалось гигантской подковой. Вдоль берега бухты узкой, но длинной полосой вытянулся город. Белые пятна особняков, особенно яркие на фоне темной зелени, облепили подножие горы. Многоэтажных зданий виднелось мало. Для курортного города это было нетипично.
Виталий, казалось, угадал ее мысли:
– Война отбросила нас лет на сорок назад. – Взгляд его в зеркале изменился, стал серьезным, даже жестким. – Мужчин в первые годы после войны вообще не впускали в Россию. Работы не было совсем. Отдыхающие тоже перестали ездить. Наши женщины на тачках везли в Адлер мандарины, орехи, фейхоа, простаивали на посту несколько суток и сдавали все за гроши перекупщикам. И Анжела моя там здоровье потеряла, и теща. И мерзли они, и под дождем мокли... А затем на эти копейки покупали в России одежду, лекарства, продукты и снова назад на своем горбу везли это нашим детям в Абхазию.
Он весело прищурился и подмигнул Марине в зеркальце заднего вида.
– Да ты не дрейфь! Абхазы не пропадут, пока есть вино и мамалыга. И не пропали! А теперь и вовсе не пропадем. Русские помогли нам победить в войне, а теперь вкладывают деньги в нашу экономику. Пенсионеры стали получать доплату к пенсии от вашего президента.
– Раньше пенсия была сто рублей, теперь – около двух тысяч, – засмеялся Арсен. – Огромные деньги!
– А ты не смейся! Деньги, конечно, по вашим меркам небольшие, но для наших стариков и они в радость! – серьезно сказал Виталий. – Вашего президента у нас крепко уважают. Он нам российские паспорта дал, значит, теперь он и наш президент. – И Виталий снова подмигнул Марине: – Чего скисла? Не горюй! Все у нас хорошо! А будет еще лучше. Года три назад тут дома за десять тысяч не хотели покупать, а теперь с руками рвут за миллион.
– Долларов? – удивилась Марина.
– Что ты? Пока еще рублей! – засмеялся Виталий. – Отдыхающие к нам все смелее и смелее едут, хотя по телевизору уже в апреле начали всякие глупости болтать про Абхазию. То грузинские танки на подходе к Ингури, то в Батуме беженцев стали выселять из общежитий, и они пошли напролом через границу, то российских миротворцев выводят... О чем только не трепались, только русские все равно приехали отдыхать. Значит, наши люди заработают себе на жизнь, понимаешь, на целый год заработают.
Виталий замолчал на мгновение: в это время он обгонял тяжелый лесовоз с пучком толстенных бревен. Обгон прошел благополучно, и Виталий заговорил снова:
– Осенью, как только виноград созреет, вином займемся. Я в прошлом году больше тонны вина залил и чачи уже не помню сколько, но много. В ноябре—декабре пойдут лимоны, апельсины, мандарины. Вырастить их сложно, лечить надо деревья, ухаживать за ними, чтобы хороший урожай собрать. Я уже говорил, сдаем их за копейки, а вы, как за заморские фрукты, бешеные деньги платите... А ведь у нас еще и киви растет, и фейхоа, и хурма, и инжир... Все растет, только бананы пока не вызревают...
Марина слушала Виталия, не отрывая взгляда от улиц города. Среди пальм и кипарисов виднелись когда-то прекрасные особняки, дворцы, кинотеатры и рестораны. Сердце ее сжималось при виде облупившихся стен, разбитых каменных парапетов и лестниц, зияющих провалов окон. Некоторые здания и вовсе были разрушены. Она впервые наяву увидела последствия бомбежек и артобстрелов. Следы войны были бы заметны еще больше, если бы их не скрывала буйная растительность.
И все же Старые Гагры поразили Марину своей изысканной красотой, кружевной прелестью известной колоннады, а еще бесконечной аллеей огромных эвкалиптов. Кора на них висела клочьями. Как пояснил Виталий, таким образом деревья спасались от жары.
– Раньше здесь было болото. – Широким жестом он обвел пространство перед собой. – Колхидская низменность. Комары, малярия. Кто-то очень умный предложил высадить эвкалипты. За сутки они поглощают полторы сотни литров воды. Говорят, насильно заставляли людей высаживать деревья. Под пистолетом. Никто не верил, что они осушат болото. И видишь – получилось. А теперь смотри. – Он кивнул влево, где на обочине лежали два недавно спиленных великана. – Дорогу расширяют и даже эвкалипты не щадят...
Ближе к центру города разбитые дома почти исчезли, зато тут и там Марина заметила новостройки – красивые двух– и трехэтажные особняки, ничем не хуже тех, что возводятся сейчас на окраинах и в предместьях российских городов, здания банков и супермаркетов с тонированными стеклами и европейской отделкой. Да и сам город жил обычной мирной жизнью: по улицам сновали по-летнему ярко одетые люди, курились дымки вынесенных на улицу мангалов, мелькали неоновые вывески магазинчиков и пестрые шатры летних кафе. В окно то и дело врывалась музыка, а мимо проносились автомобили, правда, их было несравнимо меньше, чем в Сочи или в Адлере.
Марина заметила, что на лобовом стекле каждой или почти каждой машины красовалась яркая наклейка: бело-зеленые полоски абхазского флага, а под ним ярко-красным выведено: «Я люблю Абхазию». Виталий то и дело высовывал руку из окна или громко сигналил, приветствуя знакомых. Судя по количеству сигналов и взмахов руки, в приятелях у него значилась добрая половина города.
На обочине застыла машина местной ГАИ, и гаишник в точно такой же, как в России, милицейской форме откозырял их машине и что-то весело прокричал вслед по-абхазски. Виталий при этом лихо обошел по встречной полосе тащившийся впереди с черепашьей скоростью древний «Бьюик», и Марина подумала, что рассказы Ларисы о лихости местных водителей – отнюдь не вымысел.
Справа то пропадало, то появлялось море. Мелькавшие мимо темные силуэты пальм на его фоне казались декорациями теневого театра. Багровое солнце зависло над поверхностью моря. Огненная дорожка протянулась от самого горизонта и была почти неподвижной, как и все водное пространство.
- Предыдущая
- 8/82
- Следующая
