Петроградская повесть - Жданов Николай Гаврилович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/16
• Следующая

Она молчала. Я видел, что она пристально вглядывается в его лицо, затем взяла его руку и сказала совсем тихо:

— Нет, Серёжа, что бы ни случилось, я останусь тут. Ты не бойся за меня, мы ведь очень сильны, за нас все рабочие, все солдаты, все матросы!..

— Ты не понимаешь, ты совсем не понимаешь опасности. Ты не знаешь, что произойдёт, — горячо перебил он. — Но я-то знаю. Ты можешь мне поверить? Я ничего не могу сказать тебе больше. Я знаю, что тут тебе нельзя оставаться. Они будут карать и правых и виноватых. Не возражай мне, я хочу, чтобы ты осталась жива! Идём!..

Он шагнул, увлекая её за собой, но она выдернула руку и остановилась:

— Куда же я пойду? Что ты выдумал, Серёжа? Я же вышла к тебе на одну минуту. Меня ждут. Вообще у нас в машинном бюро столько работы, ты не можешь себе даже представить! Мы не уходим домой даже ночью. Ты не сердись, я не пойду, и не бойся за меня.

Она повернулась и, часто оглядываясь, быстро пошла, почти побежала к воротам.

И тут как раз появился Панфилов. Он шагал к нам широко, стремительно, и за ним семенил Любезный.

Увидев их, студент бросился бежать через улицу.

— Стой! — закричал матрос.

Я видел, как Панфилов вскинул высоко вверх свой револьвер. Гулко лопнул воздух, и синее облачко дыма возникло над его головой.

Студент не остановился. Наоборот, он побежал быстрее, держась рукой за карман пальто.

Он хотел поскорей завернуть за угол.

— Стой! Стрелять буду! — опять закричал матрос.

Он замер на месте и, подпирая левой рукой револьвер, стал делиться.

— Не стреляйте! — раздался отчаянный крик, и я увидел, как девушка метнулась к Панфилову и схватила его за рукав.

Студент в это время обернулся на бегу и, наугад, не целясь, выстрелил подряд два раза и скрылся за углом.

Несколько солдат выскочили из дверей «Хижины дяди Тома» и бросились вслед за студентом. За ними мчался Любезный, а девушка всё цеплялась за матроса, но он уже не отталкивал её от себя, а, наоборот, чуть наклонившись, подхватил вдруг на руки и понёс к садовой ограде.

Он положил её на широкий выступ ограды. Рука девушки повисла безжизненно, как плеть.

От ворот спешил Малинин. Его обогнали два солдата в обмотках. Они поставили на панель брезентовые носилки и положили на них девушку.

— Удрал? — спросил Малинин.

Панфилов с угрюмым видом сунул в кобуру свой револьвер. Одна рука у него была в крови. Он поднял с панели несколько опавших кленовых листьев и стал обтирать ими руку.

— Что, и тебя задело? — спросил Малинин.

— Это её кровь, — сказал матрос.

Вслед за Малининым мы с матросом прошли мимо часового, поднялись по крутой каменной лестнице, где на верхней площадке стояла пушка, миновали большую людную прихожую и очутились в коридоре, конец которого терялся вдали. Хотя давно уже был день, здесь горели жёлтые электрические лампочки, свисающие с потолка на длинных витых шнурах. В коридоре было так тесно от людей, что трудно идти.

Малинин рывком открыл высокую дверь с надписью «Классная дама». Но эта надпись была зачёркнута и сверху карандашом написано: «Комендатура».

Мы вошли в продолговатую комнату без всякой мебели. Брезентовые носилки с девушкой стояли у окна. Мужчина в очках, в белом халате и в белом колпаке взял с подоконника блюдце и протянул его Малинину.

— Вот полюбуйтесь, — сказал Он. — Чуть повредила грудную клетку и застряла в ребре. Ничего опасного для жизни. Неделя строгого постельного режима, и всё пройдёт.

На блюдце лежала маленькая, чуть сплющенная с одного конца оловянная пулька.

— Вы можете взять её себе на память. — Он повернулся к девушке и засмеялся. — Когда будете выходить замуж, покажете своему жениху.

Под головой у девушки была подушка в грубой больничной наволочке. Глаза были открыты, и они казались совсем чёрными на бледном лице.

— Где вы живёте? — спросил доктор. — Вам нужен полный покой.

— Я живу здесь, — сказала девушка.

— Здесь, в Смольном?

— Да. Северная половина, комната двадцать один.

— Тогда мы отправим вас домой. Нет, нет, не вставайте. Я вызову санитаров.

Малинин отозвал доктора в сторону:

— Скажите, мы можем задать ей несколько вопросов?

Доктор поднял плечи к самым ушам.

— Ну что же, — сказал он, — если это требуется для революции… Но только помните, она не должна волноваться. Мне следует уйти? — спросил он.

— Необязательно, — ответил Малинин и обратился к девушке: — Вы знаете человека, который стрелял?

— Да, это мой знакомый, — сказала она тихо.

— Вы работаете здесь?

— Я работаю в машинном бюро. Я вышла на одну минуту. Они меня ждут…

— Понятно, — сказал Малинин. — Скажите, это был студент?

— Нет, юнкер.

— Из какого училища?

— Из Павловского.

— Фамилия?

— Ярославцев, Сергей.

— Зачем он тут оказался?

— Он приходил ко мне.

— Просто так, повидаться?

— Не совсем. Он хотел предупредить меня об опасности, которая грозит нам. Так он считает.

Малинин оглянулся через плечо на Панфилова, который стоял у стены и смотрел на девушку. Теперь он тоже подошёл к ней.

— Вам не показалось, что они затевают что-нибудь? — спросил он.

— Мне показалось. Но больше он ничего не сказал. Он только хотел, чтобы я никому не говорила об этом. Но ведь это касается не только меня. — Ресницы её дрожали; она то вспыхивала, то снова бледнела.

— Ещё один вопрос, — сказал Малинин. — Он сказал, когда наступит опасность?

— Да. Он сказал, чтобы я ушла отсюда и не приходила по крайней мере два дня. Он сказал, что здесь прольётся много крови.

Малинин и матрос снова переглянулись.

— Ну, спасибо. Поправляйтесь.

Когда мы вышли из комнаты, он вдруг взял меня за плечо и спросил:

— Ты сам видел, что из фургона выгружали ящики с патронами?

Но я не рассказывал ему про эти ящики, я рассказывал о них только Панфилову, значит, матрос сам передал ему всё.

— Какие они? — спросил Малинин.

— Они узенькие, — сказал я. — Они как ящики для гвоздей, но только из жести.

— Это оцинкованное железо, — сказал матрос. — Значит, у них там склад оружия или что-нибудь в этом роде.

— Я поеду в Павловские казармы. Там надо искать. Подниму на ноги солдатский комитет. Будем искать — найдём! — сказал Малинин.

У ворот нас встретил круглолицый матрос и с ним Любезный в своём широком ватнике с длинными рукавами. Оба тяжело дышали и вытирали пот с раскрасневшихся лиц.

— Не догнали? — спросил Малинин.

— Ушёл! — сказал круглолицый матрос виноватым тоном.

Подъехала машина с откинутым, как у экипажа, верхом. Из неё вышли солдатка с грудным младенцем на руках, какой-то человек с брезентовым портфелем и знакомая мне женщина-комиссар. Красивое лицо её было усталым и мрачным.

Ни на кого не глядя, они прошли мимо нас в Смольный.

— Сейф оказался пустым, графиня Панина забрала все фонды и скрылась с ними, — сказал шофёр. Он был в рыжей потёртой кожанке и в кожаной фуражке с ветровыми очками над козырьком. — Скотина титулованная! — выругался он, потом спросил Малинина: — Вам куда ехать?

— На Петроградскую, — сказал Малинин. — Садитесь, ребята! — Он открыл дверцу машины. — Вместе поедем, вы мне пригодитесь.

Мы с Любезным мигом устроились на широком сиденье.

Колёса мягко зашуршали, и машина без всякого грохота, Стремительно и плавно понеслась по аллее к наружным воротам.

Теперь город не пугал меня бесконечным нагромождением улиц.

Мне было приятно смотреть на мелькавшие дома и витрины магазинов, на шагающих строем солдат, на широкие круглые тумбы, обклеенные со всех сторон афишами, на двух маленьких кадетов со школьными ранцами за плечами, на продавцов газет, на фонари.

• Предыдущая
• 11/16
• Следующая