Опасный возраст - Хмелевская Иоанна - Страница 55

• Предыдущая
• 55/77
• Следующая

На паром я въехала последней. В Рёдбю ждал Войтек и безумно нервничал.

— Садись, дорогой, за руль, — пробормотала я вяло. — У меня нет сил.

Дальше я уже лишь механически талдычила:

— Медленней, здесь поворот. Медленней, здесь ограничена скорость. Медленней, у меня нет денег на штраф…

А Войтек в тот момент любил меня безгранично, больше жизни. Я была божеством — все-таки утешение, какая женщина откажется быть божеством хоть ненадолго?..

Божество довольно скоро с пьедестала свалилось, но кое-что от божественности сохранилось.

Здесь необходимо объяснить несколько языковых неологизмов, которыми мы пользовались, разбирая маршрут по автомобильному плану города. У Алиции, у Мартина и у меня был план города в книжном издании, на каждой странице содержалась информация — «sekort» и цифра, то есть смотри страницу такую-то. Мы это называли просто «секортами». Секорт тридцать, секорт восемь и так далее, что-то расположено на секорте двадцать четыре. Переделывали мы на польский лад что попало: экскурсию заказывали в райзебюро, садились на автобус на Ратушплощади, на скачках лошадь частенько шла в четвертом лёбе. «Loeb» — по-датски «заезд».

Все вместе мы — Войтек, Мартин и я — поехали в Бакен — веселый городок с занятными аттракционами ярмарочного типа. Там была, например, железная дорога, вторая по ужасам в Европе. Первое место занимал якобы подобный же аттракцион где-то под Лондоном. У типа, рассказавшего про лондонский аттракцион, рывками, поворотами, падениями и так далее поразбрасывало все авторучки, шариковые карандаши и прочее, старательно запрятанные во внутренний карман пиджака; когда вышел, в карманах ничего не обнаружил.

Крики с железной дороги в Бакене было слышно за пять километров в Клампенборге, что подтверждаю уже лично. Вагончики были сооружены из дерева, во время езды трещали неимоверно — вот-вот развалятся. А рекламировалась эта железная дорога двумя смертельными случаями, когда тормозной кондуктор упился вдребадан. Подобная железная дорога есть и в Тиволи, и крики слышно у бокового входа центрального вокзала, но по сравнению с Бакеном в Тиволи просто детская игрушка. Впрочем, в Бакене детям без взрослых пользоваться этим аттракционом запрещено, в Тиволи, пожалуйста, катайтесь на здоровье.

Какой черт дернул меня дважды проехаться этой мерзостью, до самой смерти не уразумею.

Первый раз еще ладно — ведать не ведала, что человека ожидает. Не орала лишь оттого, что перехватило дыхание и голос. А второй раз зачем меня понесло, не понимаю. Правда, на предложение прокатиться в третий раз я просто сбежала почти за ворота.

Теперь Бакен очень изменился, пожалуй, поблагороднел, и не знаю, куда девался так называемый двигающийся дом.

Совершенно разбитая железной дорогой, я уселась отдохнуть и подвижный дом проигнорировала. Войтек и Мартин отправились одни.

Начало я видела, и с меня хватило. Все доски, из которых был сделан дом, ходуном ходили туда-сюда, причем каждая отдельно. Ступив на крылечко у лестницы, оба пана начали выделывать антраша изощреннее советского балета — ножка вправо, ножка влево, потому как доски ходили не вдоль, а поперек. Движения панов были идеально синхронны. Лестница обладала теми же свойствами, но танцовщики начали исполнять уже разные номера: один продолжал большой батман, а второй приседал на правой ноге, так как левую тянуло под балюстраду. И тут я перестала собой владеть.

Ко мне подкатился какой-то швед, меня не хватило даже отвергнуть его внимание — я хохотала неудержимо, из глаз ручьями лились слезы, то стояла согнувшись пополам, то держалась за живот. Ни одного человеческого слова швед от меня не услышал и сам начал хохотать, неизвестно над чем; подвывая, взвизгивая и кудахча, мы слонялись у ограды в аттракцион, пока мои паны не вышли, на этот раз то устремляясь вперед, то отскакивая назад, так как доски двигались вдоль. Не знаю, как я не померла от хохота.

В этом же Бакене вместе с Войтеком мы уселись в вагончик, проезжающий дворец ужасов. Так это называлось. Веселились вовсю, уверенные, что с нами ничего не случится: хихиканьем встречали стену огня, столкновение с поездом, скелет во мраке, страшную сову, неожиданно бросившуюся сверху, и тому подобные штучки, но когда над ухом вдруг раздался ужасный, леденивший кровь в жилах вопль, мы сообща заорали. Из всех ужасов крик оказался самым эффектным.

А при случае я услышала забавный рассказ про скелет. Хмырь в темном бархате, с реалистично нарисованным на костюме скелетом (в темноте виден только этот фосфоресцирующий костяк), появлялся перед посетителями в нужный момент. Якобы какой-то шутник прокрался в закоулки аттракциона и без всяких плохих намерений похлопал скелет по плечу. На что скелет отреагировал очень просто — свалился в обморок.

Увы, через двадцать лет дворец ужасов исчез, и я не нашла подвижного домика. Придумали новые аттракционы, сознаюсь, интересные.

Все это я подвожу к рассказу о возвращении из Бакена, тоже очень смешном. Каким манером после такого великолепного развлечения мы умудрились поссориться с Войтеком, не могу вспомнить. Возможно, я что-то напутала, короче, мы заблудились в бесконечных дорогах, ехали черт знает куда. Войтек обругал меня идеальным сопровождающим, я разозлилась и всучила план Мартину. Раз я дура, пускай он дает указания, возможно, успеет прочитать и дорожные указатели при такой скорости, какая не позволяет этого сделать. Мартин панически перепугался, но план взял. Войтек ехать медленнее не намеревался, мчался словно на пожар, ибо, во-первых, так любил, во-вторых, рассвирепел.

— Где мы находимся? — яростно рявкнул он.

— На четвертом секорте, — ответил испуганно Мартин.

— А куда едем?

— На пятый секорт…

Зубовной скрежет Войтека я слышала отчетливо. Вся злость у меня испарилась, дальнейший их разговор доставил мне исключительное удовольствие. До Копенгагена нам все-таки удалось добраться, но Мартин категорически отказался когда-либо меня заменять.

Выходные мы использовали на то, чтобы познакомиться хоть с небольшой частью Дании. Поехали в Ютландию и на Скаген, откуда меня волокли на аркане, так поразил меня восхитительный вид с мыса Скаген. Встречаются два пролива, Скагеррак и Каттегат, волны идут с двух сторон навстречу друг другу, наскакивают друг на друга и самым очевидным образом недоумевают — а что же делать дальше? Я видела открытки и фотографии, но куда им до натуры. Я торчала на мысу по щиколотку в воде и глаз не могла оторвать.

В это Войтеково пребывание мне удалось впихнуть еще и Париж. Хлопанья дверью в качестве развлечения явно было недостаточно, я купила через райзебюро очень дешевую экскурсию, и впечатления столь ошеломили меня, что не помню даже, чем мы туда добрались. Наверное, самолетом.

Париж я знала теоретически из чтения и изучения архитектуры, половину города могла начертить на память и потому представляла город неплохо. Но Париж оказался не только созвучен моим представлениям, но еще лучше, и, верно, за это я полюбила его навсегда.

В Париже обретался мой старый приятель Петр, который после своих дальневосточных контрактов уже не вернулся в Польшу, а переехал во Францию. Работал, делал блестящую карьеру, женился на своей тамошней кузине, что значительно сократило ожидание гражданства. Со своей предыдущей женой развелся. Я сразу же встретилась с ним и сразу же признаюсь, в книге "Что сказал покойник "он выступает в качестве моего таинственного друга, таинственного потому, что его жена меня не любит, хотя я не сделала ей ничего плохого.

Несколько отступлений в связи с «Покойником».Петр как раз был у меня, когда оторвался и свалился нам на голову карнизик вместе с прикрепленной к нему занавеской между кухней и комнатой. Пришел ко мне с каким-то делом, Петр, конечно, не карнизик, не помню с каким, потому как время мы провели, пытаясь вмонтировать на место это устройство. Правдиво и то, что пришел он ко мне после аварии, в которую попала его тогдашняя жена, тяжко озабоченный, не уверена только, чем больше — женой или отсутствием денег на ремонт машины. Время было летнее, дети на каникулах, о своей кормежке я почти не заботилась.

• Предыдущая
• 55/77
• Следующая