Алмазная история [Великий алмаз, Большой алмаз] - Хмелевская Иоанна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/111
• Следующая

В 1906 году телефон уже существовал, поэтому полиция явилась быстро. Все переговоры с представителями властей взял на себя камердинер, хотя хозяйка замка выказала полную готовность к сотрудничеству. Однако широко известно, что уровень сведений господ о прислуге редко превышает нулевую отметку, а посему хорошо знавшие жизнь фараоны предпочли пообщаться со слугами.

— Итак, это уже третий день, — давал показания камердинер, сохраняя спокойствие и достоинство, так как в своём деле был профессионалом в нескольких поколениях. — Два дня его не было, этого Арманда Буше, никто его не видел, но должен сказать сразу: никого это особенно и не беспокоило.

— Почему? — недовольно прервал его комиссар полиции. — Его не любили?

— Нет, не в том дело. Относились к нему неплохо, парень вежливый, не лентяй, компанейский… Но было известно, что его все равно уволят, так как состоял при покойном графе. У молодого господина графа — свой лакей. Все думали, был такой разговор в людской, что не стал дожидаться и сам ушёл; может, нашёл хорошее место и боялся упустить.

Невежливо и глупо, конечно, так как сам лишился хороших рекомендаций, но, возможно, вообще сменил занятие? Человек ещё молодой. А жалованье госпожа графиня никогда не задерживала, так что заработанное было при нем, ну вот и полагали, что просто-напросто убрался со двора.

— А вещи? Его вещи?

Камердинер позволил себе некоторое неудовольствие во взгляде.

— О его вещах только теперь узнали, что остались, — объяснил он с достоинством. — Здесь не принято шарить по чужим комнатам. Если позволите, объясню подробнее. В первый день никто не обратил внимания, что его нет. Только вечером кто-то заметил его отсутствие за ужином…

— Кто?

— К сожалению, не знаю. Лично мне кажется, одна из горничных. Я ем отдельно, у себя. Позволите продолжать?

— Да, пожалуйста.

— Итак, отсутствие никого не встревожило. На следующий день, это уже второй, заметили, что его все нет, но решили, что, может, парень загулял.

Воспользовался тем, что после смерти светлой памяти графа работы у него было немного, и позволил себе отлучиться. И только сегодня, на третий день…

Слуга взглянул на часы и несколько сбился.

— Ну, через минуту уже будет вчера… В общем, на третий день пересуды об Арманде приобрели, скажем, излишне оживлённый характер, и я решил, что если он не вернётся до завтра, проверить, взял ли с собой вещи. Это произошло бы как раз сегодня…

— Понятно, — задумчиво произнёс комиссар полиции и начал выспрашивать о более тесных связях покойного с кем бы то ни было.

В результате, допросив всех слуг, он узнал, что погибший в последнее время несколько изменился.

Стал молчалив, рассеян, профессиональные свои обязанности выполнял подальше от людских глаз, казался даже каким-то нервным и раздражённым, но все это объясняли тем, что Арманд должен был приводить в порядок вещи покойного графа, и возможным скорым увольнением. Заметили также, что он часто забирался на стены замка и смотрел вдаль. Что все это значило, никто не догадывался.

Принимая во внимание отсутствие на теле погибшего каких-либо следов насилия, кроме синяков от падения и сломанной шеи, смерть лакея в конце концов сочли несчастным случаем. Во время очередной вылазки на стены наступил на непрочный камень, сорвался — и конец. О самом же факте частых вылазок сообщил доверенный слуга графини, польского происхождения, не имевший никаких связей с французским персоналом и, следовательно, никаких причин для лжи.

В ведущихся в замке Нуармон хозяйственных записях печальное событие нашло своё отражение, вещи покойного и некоторая сумма денег были отосланы его старшей сестре — единственной родственнице. Клементина же, мужественно затронувшая тему, узнала от Флорека, что полиция догадалась верно. И в самом деле, несчастный с той стены свалился — видно, так судьба распорядилась.

Слегка удивлённая такой расторопностью судьбы, Клементина начала приводить в порядок библиотеку.

Помогал ей только один доверенный слуга, необходимый для переноски тяжеленных фолиантов, и никто более. Однако дверей хозяйка не запирала и не запрещала входить в помещение лакеям и горничным, а посему её занятия не вызвали никаких подозрений или сплетён и показались всем совершенно обычным делом.

Только через месяц обнаружился архив мужа.

Граф счёл двухсотлетние «Жития святых» не слишком популярным произведением и устроил там безопасный тайник, разместив между древними страницами часть корреспонденции. Клементина нашла там черновик его письма к тестю, первый ответ своего отца, где пространно описывалась английская часть алмазной афёры, несколько записей и газетных вырезок. Одна была из английской прессы и содержала спекуляции о самоубийстве полковника Блэкхилла, а две — из французской, которые довольно коротко, но зато весьма таинственно намекали на некое проклятие, обрушившееся на внешне ничем не примечательный парижский дом, где в течение одной недели трагически погибли три женщины. Среди записей оказалось дополнительное упоминание о французе, бывшем якобы законным хозяином алмаза.

Из всего этого абсолютно полная картина не складывалась, особенно три женщины из проклятого дома как-то выбивались из общего ряда, но все равно Клементина испытала огромное облегчение. Не её мужу грозил позор, а тому английскому полковнику. Каким образом граф де Нуармон оказался владельцем алмаза, она не имела ни малейшего понятия, однако, разумеется, не верила, что граф мог его украсть, как самый вульгарный воришка. Если кто и стащил камень, то уж никак не её благородный муж, а в детали очередных преступлений Клементина вникать не собиралась. Упоминание о французе неясным образом ассоциировалось у неё с правом собственности на драгоценность, на чем графиня и завершила свои изыскания. Для неё самым важным была возможность очистить имя покойного графа, а все остальное интересовало очень мало.

Что совсем не помешало ей, так, на всякий случай, не признаваться, что алмаз существует и находится у неё.

Зато захотелось взглянуть на него ещё раз.

Желание своё графиня осуществила в полном одиночестве, отправив даже Флорека. Дверь в библиотеку на этот раз она заперла, собственноручно зажгла дополнительные лампы, ибо удобство в виде электрического освещения в замке имелось уже с год, вынула фолиант о соколах и тут вспомнила, что обещала мужу заново склеить страницы. Сделать это было нетрудно. Клей находился здесь же, в библиотеке, и часто использовался для мелкого ремонта книг. Обычно этим занимался специально приглашаемый переплётчик, но и сама Клементина умела обращаться с клеем. Достала его из шкафчика, приготовила кисточку и только после этого раскрыла книгу.

Она очень долго не могла отвести глаз от сияния, усиленного светом лампы. В конце концов, графиня была женщиной, а от такого зрелища нелегко оторваться. Алмаз начинал оказывать своё могучее влияние и на неё. Отказаться от него?… А почему, собственно, она должна это делать? Ценность камня — огромная, а кроме того, он просто прекрасен, а у неё дочь и даже внучка, есть кому оставить!

А если его возвращать, то, собственно говоря, кому, в чьи руки? Запихать в могилу того полковника, что открещивался от камня даже после смерти, или лично отвезти его в Индию и подбросить тайком в какой-нибудь древний храм, который даже неизвестно, существует ли ещё? Чушь. А если семья, не дай Бог, обеднеет, такая страховка на будущее наверняка пригодится…

Клементина с трудом оторвалась от сверкающей драгоценности, аккуратно склеила разделённые стилетом страницы и водрузила трактат о соколах на прежнее место. Бумаги из «Жития святых» она спрятала в шкатулку в своей спальне.

Из всех детей Клементины дочь Доминика как минимум половину времени проводила в Польше, где благоденствовала в многочисленных, беззаботно эксплуатируемых поместьях, сын же, двумя годами младше, Жан Пьер — теперь уже граф де Нуармон, проживал в Париже, время от времени навещая Лондон, Вену и Монте-Карло. В родовой замок он наезжал исключительно в охотничий сезон, который, правда, был таковым только по названию, так как дичью окрестности, прямо скажем, не изобиловали. Гораздо больший интерес представляли лошади, которыми почти сорок лет занимался его отец, создав небольшой, но замечательно налаженный конный завод. Теперь им управляла мать, тоже весьма талантливая в этой области.

• Предыдущая
• 25/111
• Следующая