Волчья хватка - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 93
- Предыдущая
- 93/105
- Следующая
– Сюда?.. Но дверь и правда была открыта.
– Хоори дал тебе ключ?
– Не давал... Почему ты мне не веришь?
– Может, тебе дал его Поджаров?
– Да нет же, нет!..
Дом вдруг содрогнулся, зазвенела посуда в шкафу, и в потоках зоревого света из окон закружилась пыль.
– Что это? – испугалась Миля, инстинктивно качнувшись к Ражному. – Землетрясение?..
– Похоже, – пробормотал он, прислушиваясь: откуда-то из недр дома донесся сдавленный, короткий вскрик...
– Какой странный у тебя дом... В нем радостно и страшно!
– Погоди! – Ражный отстранил ее, выскочил в коридор и, на ощупь отыскав дверь на поветь, потянул на себя...
Она оказалась открытой. И звук, долетавший из огромного пустого пространства повети, был знакомым и характерным: так обычно гудели натянутые в струну веревки правила.
Ражный даже не заглянул туда, вернулся в дом, молча достал топор, нашел на полке охотничий нож.
– Вот, возьми, – сказал он, вкладывая все это в руки Мили. – Возьми и уходи!
– Прямо сейчас?.. Сразу?
– Сейчас и сразу, – почти насильно повел к двери. – Я ответил тебе, удовлетворил любопытство. Иди!
– Это не любопытство!..
– Все равно иди!
– А можно...
– Нельзя! Иди! – Ражный выставил ее на крыльцо и закрылся на ключ.
Потом зажег свечу, прикрывая пламя ладонью, толкнул ногой дверь на поветь и замер на пороге...
Он ни разу не ощущал, как сотрясается старый родительский дом, когда падают вниз противовесы, ибо в этот миг вздымался, взлетал над землей и не чувствовал ее притяжения...
– Почему ты позволил этому финансисту уехать? – спросил боярый муж, глядя испытующе, словно ждал обмана или подвоха.
– Был уверен, что вернется. И он вернулся...
– Чем же он заслужил твою снисходительность?
– Я понимаю, он был врагом... Но он искренне заблуждался, и я хотел лишить его разума... – Ражный помолчал. – Он наказал сам себя... Забрался в дом и попытался подняться на прави?ле. Что вышло, надеюсь, представляешь...
– А где сам был в это время?!
Он не хотел говорить о Миле и потому ответил неопределенно:
– У меня были гости. Не забывай, я живу в мире...
– Ты вотчинный аракс! – прикрикнул боярин. – И все, что происходит на твоей земле, подвластно тебе! А не чьей-нибудь воле! Где пленка, снятая его человеком?
– Уничтожил...
– Ты уверен, что она в единственном экземпляре?
– Ему было опасно делать копию. Поджаров всегда вел двойную игру и был очень аккуратен, иначе бы ему давно открутили голову.
– Это лишь предположение... – проворчал боярин, встал с корня и возвысился над Ражным.
– Ваш род всегда кичился умением чувствовать соперника на ристалище, приближение оглашенных и врагов. Вы же способны летать над землей, как нетопыри!.. Что же ты проглядел Кудеяра?
– Привык к нему. Впрочем, на это и был расчет... Он добровольно пошел в рабство, и я привык, как к рабу. И перестал чувствовать. Мы же стараемся не замечать внешние качества падших. Они вызывают омерзение, отвращение...
– Ослаб посылал опричников в твою вотчину. – Боярин еще раз обошел Поклонный дуб, глянул в крону. – Не знаю, что уж они выведали, но старец сказал мне определенно: ты преступил устав воинства. Тебе грозит суд, а перед Ослабом стоять в роще – это не передо мной... Надо подумать, как ты станешь защищаться. И что может предъявить тебе старец, в чем обвинить...
Лишь сейчас Ражный понял причину столь неожиданного визита боярого мужа: пришел не для того, чтобы порадоваться за его поражение на ристалище и таким образом еще на год продлить спокойствие за свое положение...
– Прости, боярин, – повинился он за свои мысли и положил ему руку на плечо. – Прости, брат.
– Почему ты до сих пор не женился? – внезапно спросил тот и сел на прежнее место. – Конечно, женитьба, продление рода – дело Ослаба, но я имею право спрашивать. Твой отец поручил... Ну?.. Все араксы с Пира бегут к суженым, с ристалища – и в брачную постель, даже с набитой рожей, а ты что?.. У тебя же есть невеста?
После Манорамы Гайдамак уже не мог разорвать обручение и лишить его невесты, а ее – женской судьбы. Но узнав о потешном поединке с боярином, вето наложил, велел на глаза не являться, пока он жив. И чтобы преодолеть его, теперь следовало просить руки суженой на коленях...
– Я еще подожду, – уклонился от ответа Ражный. – Чтобы не являться к суженой с набитой рожей...
– С кем тебя обручили?
Воропай мог и не знать Оксану...
– С правнучкой Гайдамака...
Пересвет понял это по-своему.
– Побочных детей наделал?
У него действительно одно время был побочный сын Сережа. Его родила Нина – русская учительница из Горного Бадахшана, и так уверяла Ражного, что он отец – не поверить было невозможно. Даже при том, что у Нины оказалось еще три возлюбленных – рядовой Щукин и два офицера из комендантской роты. Потом рядовой демобилизовался и увез ее домой, в поселок Сузун Новосибирской области, откуда и пришло письмо с известием, что Сережа не его сын, а рядового Щукина. Но Ражному почему-то еще долго грезился тонколицый худосочный мальчик, протягивающий к нему руки из детской колыбели. Хотя у Нины в каменном сарайчике без окон не было никакой колыбели, а маленький Сережа спал в пластмассовой ванне.
– Так сколько наплодил на стороне? – по-свойски спросил боярин. – Положа руку на сердце...
– Думаю, нет пока ни одного, – с грустью сказал Ражный.
– А почему – пока?
– Ну, мало ли, – уклонился он. – Дело житейское. Пока нет, а вдруг да появится. Я в миру живу...
– Так и Ослабу ответишь?.. Что, если Гайдамак ему нажаловался, что ты правнучку лишаешь женской судьбы? А опричники подтвердили твое распутство в миру?
– Да не было никакого распутства, – нехотя проговорил он, все еще не желая упоминать имя мирской девственницы...
– Почему холостой до сих пор?
– Не хотел говорить... Вернее, вспоминать не хотел. Мы же тогда условились, поклялись...
– Ну? – Боярин признался тем самым, что ничего не забыл.
– После нашей потехи Гайдамак велел на глаза не являться. А я унижаться не могу...
– Да я этого инока в узел завяжу! Сам правнучку приведет к тебе в вотчину!
– Не готов я, Воропай, – несколько поспешил Ражный. – Еще поражение не пережил, какая тут женитьба?
– Ох, что-то ты крутишь, брат!
– Да ничего я не кручу. – Он держался из последних сил, уже понимая, что от боярина не уйти и придется поведать ему о Миле.
– Тогда думай! Думай! Что такое сотворил? Чем мог разгневать старца? – Пересвет терял терпение. – Пойми одно: не я – Ослаб пытать начнет! Поставит в Судной Роще и спрос учинит. Что говорить станешь?.. А суд его, это тот же поединок! Схватка, в которой всегда побеждает он, поскольку за ним правда и последнее слово. Поставит и начнет нащупывать уязвимые места! И обязательно нащупает и ударит... Тогда будет поздно выставлять защиту – сейчас еще можно! Думай!.. Ну, вспоминай! Куда еще залез по недомыслию или умыслу? Я не хочу, чтоб ты жизнь свою закончил в Сиром Урочище, каликом перехожим или паче того – верижным... Думай, внук Ерофеев!
Она явилась в последний раз за два дня до отъезда в Вятскополянское Урочище. Пришла ночью, когда Ражный, спустившись с правила, смывал на реке кровавый пот. Сразу же бросилась в глаза ее одежда, по-цыгански пестрая, яркая – толстый свитер, расшитый серебряными цветами, длинная красная юбка с разрезами по бедрам, цветастая, старинная шаль на плечах. Камуфляж, в который обрядил ее после воскрешения, оказался выстиранным, отглаженным и аккуратно сложенным в пакет, откуда торчал топор и выпирал охотничий нож.
Особенно нелепо выглядели изящные, золотистые и светящиеся в темноте туфельки на высочайшем каблучке. На удивление, Миля не разучилась в них ходить и как-то ножку, расшлепанную за год босой жизни, втиснула...
Наверное, ей хотелось выглядеть красиво, эффектно...
- Предыдущая
- 93/105
- Следующая
