Волчья хватка - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 100
- Предыдущая
- 100/105
- Следующая
Было подозрение, что он все-таки забрался на территорию туристического комплекса, где мог перепугать людей или, хуже того, попасть на глаза охране, которая здесь наверняка с оружием. Ражный вернулся к решетке, отыскал дыру, но едва пролез в нее, как услышал шепелявый, но грозный сторожевой свист.
От белеющих в темноте конюшен к нему шел Гайдамак.
Семь прошедших лет никак уже не отмечались на лице инока, давно окаменевшем и превратившемся в старческую маску.
– Здравствуй, инок, – сухо произнес Ражный. – Я внук Ерофея...
– Да узнал, – откашлявшись, прогудел Гайдамак. – По голосу узнал... Кого звал-то?
– Ты волка не видел?
– Вон там что-то в кустах шевелилось. – Инок указал крючковатым пальцем. – Может, волк, а может, человек... Но ты же не за волком сюда пришел?
Ражный отмолчался, всматриваясь в кусты. Гайдамак напирать не стал, но уязвил с другой стороны.
– Слыхал я, со Скифом сходился на ристалище?
– Было дело...
– Что это боярин молодых араксов с иноками сводить начал? – будто бы осудил Гайдамак. – Воля, конечно, его, да ведь не по правде так... Но главное, ты в кулачном его взял. И он от такого поражения до сих пор отойти не может, пластом лежит.
Показалось, будто обрадовать хотел инок, однако не заметил интереса и будто подломился.
– Ты прости меня, внук Ерофеев, – сказал, не подымая тяжелых бровей. – Правнучку лишил судьбы женской и тебя – невесты... Сотни раз выходил на ристалища, таких дошлых поединщиков ломал, таких ретивых бойцов в бараний рог гнул. И чем больше видел ярости в сопернике, тем беспощадней становился... И с тобой так же обошелся... Обездолил правнучку. Посмотрю на нее – болит сердце... Послушай меня, аракс, обиды прежней не держи, пойди к ней. Или был уже?
– Мне завтра в Судной Роще стоять, – в ответ на покаяние признался Ражный.
Гайдамак опустил плечи, ссутулился.
– Невеселая у тебя дорога нынче... А знаешь, за что ответ держать?
– Знаю...
Инок снова показал на кусты.
– Там видел волка... Думал, собака такая, ночью-то все кошки серы... Какой-то человек подманил его, взял на поводок и увел.
– Не может быть! – вырвалось у Ражного.
– Да как не может?.. Может.
Ражного внезапно осенило: Молчуна приманил Герой! Никто больше не смог бы увести его за собой.
Презрев дороги, Ражный пошел через леса, напрямую к строящемуся газопроводу, и незаметно перешел на бег. Он не заботился об ориентации и направлении, зная, что миновать траншею с трубами невозможно, в какую бы сторону ни шел; она, как граница, окружала любое пространство, где жили люди.
Скоро он и в самом деле остановился на берегу рукотворной реки и увидел ярко-желтую технику и вспышки электросварки. Витюля приваривал к трубопроводу плеть, только что опущенную в траншею.
Заслоняясь рукой, Ражный приблизился к нему и похлопал по плечу.
– Герой! Где волк?
Тот варил самозабвенно, ничего не чувствовал и не слышал. Пришлось толкнуть сильнее.
– Верни Молчуна, Витюля!
Сварщик упал на колени, но не выпустил держака, и даже дуга не прервалась, выдавая его высокий профессионализм. Тогда Ражный рванул его за робу, сдернул маску с лица.
– Где волк?
На черной, закопченной физиономии возникла смесь ярости и недоумения.
– Да пошел ты!..
Он был очень похож на Героя...
– Погоди, а где же Витюля?
– Какой Витюля?
– Герой!
– Отвали со своим Героем! Не мешай работать!
И вновь зажег сварочную дугу.
Ражный отошел в сторону, проморгался от схваченных «зайцев» и заметил еще одно зарево. Прыгая по трубам, он добрался до сварщика и без всяких сорвал с него маску. На красной и хорошо подкопченной роже возникло недоумение.
– Верни Молчуна! Башку оторву!
И этот был невыносимо похож на Героя, но разинул черный рот и заорал:
– Тебе чего, мужик?! Не видишь, на рекорд иду?! Ходят тут, бездельники!..
– Витя, ты меня узнаешь? – попытался он заглянуть в глаза.
– Кого узнавать-то?!
– Меня!.. Мы же с тобой... сегодня днем встречались!
– Ну, блин! Какие-то полудурки тут еще ходят! – возмутился тот. – Я варю. Видишь, варю!!
Тогда он отскочил в темноту и огляделся. По всей нитке газопровода сверкали огненные сполохи, напоминая тяжелый оборонительный бой против незримого противника. К следующему сварщику, соединяющему трубы в плети на бруствере траншеи, Ражный зашел спереди, вырвал огненное жало и сдернул маску.
– Витюля?!
– Ну? – испуганно затрепетал он.
– Где Молчун?!
– Какой молчун?..
Ражный врезал ему слегка, но между глаз. Сварщик рухнул в траншею, заполз под трубы.
– Не знаю!.. Не убивайте! Ничего не знаю!..
– Ты же Витюля?
– Ну я Витюля...
– Верни волка! Куда ты спрятал его? Опять в свою каморку?
– Я электроды брал, волка не брал, – уже откровенно заревел сварщик.
Герой даже в самые трудные времена не был таким плаксивым и жалким. Ражный понял, что в очередной раз ошибся, однако почувствовал, как начинает обрастать шерстью.
– Прости, брат, – сказал он в траншею и пошел вдоль нее.
У остальных он ничего не спрашивал и тем более никого не бил – просто срывал маски и смотрел в лицо. Создавалось ощущение, что Герой размножился и вершит трудовой подвиг.
– Витюля?! Герой?! – напоследок безнадежно крикнул он, и голос, усиленный трубой, разнесся на многие версты, однако никто не услышал – не погасла ни одна электрическая дуга. Или не хотел слышать...
Назад Ражный шел по дороге и все еще не оставлял надежды найти Молчуна, озирался по сторонам, бросался на каждое движение в траве и кустах, но видел то вспугнутого зайца, то бродячую собаку или жирного, неспособного летать ворона...
Он сразу же направился к холмам, на которых обитали Ослаб и Пересвет. Душа была настолько переполнена острыми, сильными чувствами, что он без всякой подготовки в любое мгновение мог воспарить нетопырем, и приходилось время от времени приземляться, дабы не потерять опоры под ногами. Бывший дом Гайдамака он обогнул стороной, по полю, однако едва приблизился к подножию холма, заметил, как мелькнула в молодом дубовом подросте серая молния, закричал:
– Молчун! Молчун!..
Он достиг леса, и в этот миг из-за крайнего дерева вышла суженая, несмотря на то, что окончательно рассвело, держала в руках зажженную свечу.
– Здравствуй, – подняла огонь над головой, будто освещая Ражного. – Что же ты вчера постучал и ушел? А я ждала...
Он вздрогнул при ее появлении, и дрожь эта помимо воли оторвала от земли.
Оксана сделала два шажка к нему, посмотрела в лицо.
– Ты все такой же, красивый... А я? Неприглядная стала? Испугался?
Она расцвела и стала прекрасной. И одновременно недостижимой.
– Почему ты ходишь днем со свечой? – спросил он то, что пришло в голову.
– Все время зябну и греюсь от свечи, – вдруг погрозила пальцем. – Не хитри! Не об этом ведь спросить хотел... Ладно, молчи, не спрашивай, а меня послушай. Не ходи к Ослабу! Он с тобой говорить не станет – сразу слово свое скажет и в руки опричников отдаст. Ждут тебя уже в Судной Роще! И казнь определена!.. Поворачивай назад и ступай бродяжить по миру.
– Благодарю за совет, – вымолвил Ражный, ощущая, как льется из глаз ее неизбывная печаль. – Но я взглянуть на него хочу. Хочу услышать его слово.
– Казнить тебя станут! За что, ты сам знаешь. И не надейся, не услышит тебя Ослаб на судилище! Не примет оправданий. Забьют в вериги, отправят в Сирое Урочище до скончания дней! Цепи на тебя заготовлены, в кузнице лежат... Помнишь, где ты подкову мне выковал? – Она достала подкову. – Не принесла она счастья... Послушай же на этот раз, не ходи в Судную Рощу.
– Как не пойти, если сам Ослаб позвал? Может, и не доведется более посмотреть на него...
– Вижу, идешь-то не любопытства ради...
– Не из любопытства.
Она погрела руки над свечой, вздохнула вдруг по-девичьи легко.
– Коли так – иди. Заковывать в вериги ко мне приведут. А я заклепки поставлю тонкие, из плохого железа. Порвешь их и уйдешь, когда вздумаешь...
- Предыдущая
- 100/105
- Следующая
