Самое темное узилище (ЛП) - Шоуолтер Джена - Страница 9

• Предыдущая
• 9/12
• Следующая

Покончив с последней буквой, она проложила дорожку поцелуев вниз по его животу. Стала на колени.

Собралась ли она… пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… но ведь он ей не настолько нравился, чтобы сделать это. Или настолько?

– Что ты…

Она втянула его плоть глубоко в рот.

Откинув голову, он зарычал. Весь этот влажный жар дарил экстаз, который он познавал впервые, поскольку ничто не дарило ему такого удовольствия. Она двигалась вверх-вниз, позволяя ему ударяться о стенку ее горла.

– Боги! Не дай мне кончить.

Она рассмеялась, отодвинулась и лизнула его яички.

– И когда это я тебя слушалась?

– Хитрюга.

С тихим рыком он также опустился на колени. Она испробует на вкус его семя. Позднее. Больше всего, больше, чем экстаза, он хотел оказаться внутри нее, и ему не хотелось этого ждать.

– Разведи свои ножки для меня.

Едва она подчинилась, он глубоко проник в нее двумя пальцами. Еще больше влажного жара. И к его радости…

– Ты готова для меня.

Еще никогда он не был так горд тем, что довел женщину до этой точки.

Она дрожала, вынуждена была вцепиться в его плечи, чтобы не упасть.

– Я готова каждый проклятый раз, когда вижу тебя.

И ей это не нравилось, как он понял по ее тону, но он мог только наслаждаться подобным признанием.

– Со мной та же история.

Сначала она моргнула, словно не могла позволить себе поверить ему. Выглядела столь ранимой, столь – смеет ли он надеяться? – исполненной надежды. Затем она сладко поцеловала его в губы и вдохнула его аромат.

– Не говори таких слов, – прошептала богиня.

– Почему нет? Я говорю правду.

– Потому что они с-сводят меня с ума.

Более пьянящей фразы еще не было произнесено.

– Давай закончим с этим, пока я не сгорел, милая.

– Пожалуйста.

Он уже был покрыт пленкой пота и задыхался, когда сел на пол, притягивая ее к себе. Усадил ее себе на колени, вынуждая обвить ногами его талию. Когда ее пальцы запутались в его волосах, он приподнял ее, располагая ее изнывающую сердцевину на кончике своей эрекции.

– Готова? – хрипло спросил он.

Вот он. Момент, которого он, казалось, ждал вечно.

– Готова.

Он толкнулся вперед, а она опустилась на него, и тогда он оказался целиком внутри, погруженный в нее, сделав то, ради чего ему пришлось предать своего царя, своего правителя. Это было даже лучше, чем он помнил, лучше, чем мог вообразить. Он не мог медлить, не мог дать ей времени привыкнуть. Он снова и снова толкался внутрь, отстранялся, слишком переполненный наслаждением, неспособный ни на что иное, кроме как слиться воедино с этой бурей. Возможно, она чувствовала то же самое. Ее ногти царапали его спину, а стоны звенели в его ушах.

Боги, он был уже так близко. В огне. Сгорал. Отчаянно. Он просунул руку меж их тел и надавил большим пальцем на его любимую точку в ее теле.

– Атлас, – выкрикнула она, внутренние стенки ее тела сжали его.

Она достигла оргазма, утонув в его существе, и эта мысль позволила ему также переступить последнюю черту. Он взорвался внутри нее, утонув в ее существе, самый неистовый оргазм в его жизни поглотил его.

Они вместе повалились на мягкие меха. Он по-прежнему удерживал ее в объятиях, не желая отпускать. Теперь… навсегда?

«Да, навсегда», подумал он и широко распахнул глаза. Он хотел ее навсегда. Хотел больше, чем один раз. Должен был получить больше, чем один раз. Когда он полностью простил ее, он не знал. Когда он смягчился, он также не знал. Он знал только то, что она стала важной частью его жизни. Возможно, и всегда была; он же просто был слишком глуп, чтобы понять это.

Что же, сатиры рогатые, ему делать?

Они могут быть вместе каждую ночь после его смены, но у них никогда не будет уединения, и вскоре ее гордость будет против его любовных поползновений, поскольку он будет вынужден отказать ей в свободе. Ситуация была бы такой же самой для него ранее. Кроме того, она была слишком драгоценной для него, чтобы обижать ее хоть чем-то. Но проблема заключалась в том, что он не мог быть без нее. Он только что это доказал.

«Проклятье», – в следующий миг подумал он, ощущая тошноту в животе. – «Проклятье!»

«Я влюбилась в него», – подумала Ника. – «Опять. Я безнадежна»

Он просто… он просто так восхитителен. Он унес ее прочь, дал ей все, чего она жаждала: еду, воду и свое тело. Боги, неужели он дал ей это изумительное тело?

Она наслаждалась каждым моментом. Смаковала его вкус, его касания, ощущение того, как он погружался в нее.

Прошло четыре дня, но она желала большего. Она всегда желала большего. Запертая в своей камере, вышагивала из угла в угол, стараясь придумать способы, как бы им быть вместе. Если, конечно, он еще хотел ее. Атлас приходил по крайней мере один раз в день, чтобы убедиться, что она надлежащим образом накормлена и что ее чаша с водой наполнена, но не говорил ей ни слова. Фактически, они не разговаривали с того момента, как покинули шатер.

В то время она чувствовала себя слишком чувствительной, слишком податливой. Она боялась, что ее чувства к нему светятся в ее взгляде, потому, скорее всего, они прозвучали бы и в ее голосе.

В Атласе были все качества, которые она хотела бы видеть в спутнике жизни. Они были равны по силе. Ей никогда не пришлось бы переживать о том, что она может поранить его. Он умен и очарователен. Он был защитником, воином. Он восхитительно умел мстить, это она знала не понаслышке.

Богиня улыбнулась, желая суметь коснуться своей спины, чтобы ощутить его имя. Она была уверена, что буквы будут такими же горячими, как и сам мужчина. Но…

Почему он не говорил с нею?

Почему ты не говорила с ним?

Потому что она не знала, что сказать. Хотел ли он ее еще? Чувствовал ли он что-то к ней? Как она отреагирует, если нет, что, скорее всего, ближе к правде? Часть ее хотела взять все, что он даст ей. Другая часть знала, что ее гордость не позволит ей так низко пасть. Но в этот раз, в конце, когда они вернулись в Тартар, и он замкнул решетку ее камеры, ей показалось, что она заметила проблеск сожаления. Сожаления, что ему приходилось сажать ее под замок. Сожаления, что они не могут провести больше времени вместе – на ложе и вне его.

Ника дернула свой ошейник и яростно вскрикнула. Проклятье! Она являлась олицетворением силы, и, невзирая на это, была беспомощна, как младенец. Как она могла бороться за сердце мужчины, если не могла обеспечить себе свободу?

Атлас услыхал отчаянный выкрик и сразу же понял, кто издал его. Ника. Его Ника. Его прекрасная Ника. Он размышлял о том, что делать, каким образом им быть вместе, в течение четырех дней. Что же, похоже, времени на раздумья больше нет. Она была близка к срыву. Она вкусила свободу; и теперь находиться в заточении в тысячу раз хуже, чем до этого.

Ему ненавистно было то, что она под замком, и он знал, что пока это так, они никогда не смогут быть вместе. Он также знал, что они не смогут быть вместе, если он выпустит ее. Она, скорее всего, сбежит, а его наверняка ждет кара.

Возможно, она любит его, возможно, не любит. Возможно, она останется с ним. Или же хотя бы попытается. Он нравился ей, ее к нему тянуло. После всего, что между ними было, она бы не делила с ним ложе, если бы это было не так. Но любила ли? Он не был уверен.

И это на самом деле не имело значения. Он любил ее. Возможно, так было всегда. Еще ни к одной женщине он не испытывал столь сильных чувств. Ранее он никогда не желал проводить все время бодрствования с кем-либо, и никого так не хотел прижимать к себе во сне. Он никогда не хотел делить каждую трапезу с кем-либо. Разговаривать и шутить. Делить жизнь на двоих. Но с ней ему хотелось всего этого.

А поскольку они не могли быть вместе, независимо от того, как сложатся обстоятельства, оставался только один выход.

Атлас направился вверх по ступеням к камере Ники. Она била кулаком по стене, поднимая вокруг себя облака пыли. Ее вид едва не сокрушил его. Он хотел целовать ее, ласкать каждую клеточку ее тела, утонуть внутри нее.

• Предыдущая
• 9/12
• Следующая