Преступный викинг - Хилл Сандра - Страница 2

• Предыдущая
• 2/80
• Следующая

Ремесленники работали возле домов. Вырезали деревянные чаши или полировали янтарные украшения. Внешне они совсем не походили на грабителей, насильников и убийц мирных жителей, как было принято изображать викингов.

Рейн глубоко вздохнула, узнавая запахи свежей соломы, деревянных стружек, дымка из камина и соленый запах моря, забивавшие неприятные запахи средневекового города.

После часовой экскурсии по музею викингов Рейн с матерью вышли в коридор и стали разглядывать рисунки и фотографии, сделанные во время археологических раскопок.

— Ох! — вскрикнула Руби, остановившись как вкопанная.

Они подошли к большой картине, написанной маслом и изображавшей битву под Бруненбургом в 937 году, которая окончательно и бесповоротно положила конец владычеству викингов в Нортумберленде (об этом говорила табличка под картиной). Темный век рыцарства сражался на плоской вершине вулканического холма возле Ферст-Солвей. На огромной картине были детально выписаны тысячи павших воинов, в том числе пять королей и семь знатных викингов: сын короля скоттов Константина, два его кузена, два графа и два епископа короля саксов Ательстана.

Мать что-то говорила, но Рейн ничего не слышала. Она вся дрожала, покрываясь противным холодным потом, к тому же от нестерпимой головной боли она закрыла глаза. Слезы градом катились по ее лицу.

Ночные видения Рейн воплотились в реальность. Многие годы в своих снах, как в страшной головоломке, она видела эту битву — пропитанную кровью землю, зияющие раны, вопящие лошади, отрубленные руки и ноги. Не удивительно, что она стала пацифисткой, противницей всех без исключения войн как вопиющей бессмыслицы, наглядевшись на эту человеческую трагедию.

Один из людей в центре картины был ей хорошо знаком. Светловолосый гигант стоял, широко расставив ноги, обутые в плетеные кожаные сандалии. Вокруг него были люди в таких же сандалиях и еще в металлических шлемах, и только у красавца-викинга длинные платиновые волосы рассыпались по плечам, отданные во власть ветра. Кровь сочилась из-под доходившей до икр кольчуги и капала со щита и меча, которые он держал в руках, простертых с мольбой к мрачному серому небу, как будто он в отчаянии взывал к Одину. Его лицо привлекало к себе Рейн, затягивало ее в картину битвы, в центр ужасного водоворота. Она отступила, стараясь освободиться от магнетического притяжения картины, которое не на шутку испугало ее.

Лицо Руби побледнело, губы задрожали, и она воскликнула:

— О Боже! Ведь это Селик!

— Селик? — хрипло переспросила Рейн, едва сдерживая волнение. — Кто этот Селик?

— Неужели ты не помнишь? Я рассказывала тебе о юном рыцаре, который был с твоим отцом Торком.

— О нет! Не надо опять этого путешествия во времени!

Тем не менее Рейн открыла глаза и стала украдкой рассматривать центральную фигуру на картине.

— Ты о том красивом повесе, который соблазнял всех женщин, дразнил тебя и куролесил вместе с детьми?

— Ну да. Он был очень хорош, ну просто бог. И такой обаятельный. Стоило ему улыбнуться, и женщины таяли.

— Не похоже, — скептически произнесла Рейн. — Этот человек больше похож на жестокого убийцу. Ты, верно, ошиблась.

Руби задумалась.

— Может быть, ты и права. Селик умел любить и не умел ненавидеть.

Рейн вздрогнула.

— Пойдем, мама. Думаю, на сегодня викингов достаточно.

Ее мать рассмеялась, и они направились к своему отелю, находившемуся всего в нескольких шагах от музея.

Этой ночью к Рейн опять вернулись ночные видения, но теперь разрозненные картины соединились в жестокую смертельную битву, полную звуков и запахов войны. Когда она увидела своего одинокого викинга, поднявшего меч и щит к небу и кричавшего в тоске над своими погибшими друзьями, она тоже закричала и разбудила мать, а с ней, наверное, еще половину отеля. Потом, когда Рейн успокоилась и отослала мать обратно к себе, она села на подоконник и, ничего не видя, стала смотреть на улицу, зная, что этой ночью ей уже не заснуть.

Чуть позже она оделась, написала матери записку и пошла гулять по пустым в этот час улицам Йорка. В очереди у дверей музея, который открывался в девять часов, она была первой.

Рейн сразу же направилась к картине. Ночью возле нее поставили строительные леса, и рабочие, громко переговариваясь, штукатурили высокий потолок. Рейн, не обращая внимания на барьер, поставленный, чтобы отгородить рабочее место от туристов, подошла к картине и достала из объемистого рюкзака небольшой бумажный пакет. Она вытащила из него увеличительное стекло, которое купила в магазине сувениров, и стала разглядывать молодого викинга по имени Селик, по крайней мере, так его называла ее мать. Она произносила это имя очень нежно.

Рейн больше не сомневалась. Селик был тем самым призраком, который преследовал ее в снах все прошедшие годы. Ничего не понимая, она нахмурилась. Что это значит? Может быть, своего рода телепатия? Сон-послание? Или предупреждение?

— Эй, леди, поберегитесь!

Рейн испуганно обернулась на крик рабочего. И тотчас услыхала странный шум. Она не успела сдвинуться с места, как тяжелый кусок штукатурки оторвался от потолка и полетел прямо на нее.

Она почувствовала сильный удар и потом… ничего. Ей показалось, что она умирает. А потом она, к своему удивлению, как бы воспарила над кучей щебня, которая засыпала ее тело, и увидела эту сцену со стороны, словно была всего-навсего случайным очевидцем несчастного случая. Рабочий бросился к ней, но она не нуждалась в его заботе.

Ослепительно белый луч приблизился к ней, и Рейн улыбнулась, ощущая, как ею овладевает удивительный покой.

Неужели это и есть смерть?

Но потом прекрасный белый луч превратился в призрачную фигуру, качавшую из стороны в сторону головой, как бы останавливая Рейн и рукой указывая ей, что надо повернуть обратно.

Рейн сразу же узнала сладковатый противный запах. Слишком часто ей приходилось сталкиваться с несчастными случаями и в операционной спасать людей от смерти, чтобы она не знала запаха крови…

Лицо было мокрое и все завалено обвалившейся штукатуркой, но если она это чувствовала, значит, пока еще не умерла. Тогда она попыталась сбросить с себя то тяжелое, что придавливало ее к полу, и медленно открыла глаза.

— Помогите! — закричала Рейн в ужасе от увиденного.

К полу ее приковывал не кусок штукатурки, а человек — огромный мужчина, навалившийся на нее всей своей тяжестью. Она не знала, был это турист, стоявший рядом и попавший вместе с ней под обвалившийся потолок, или рабочий, бросившийся ей на помощь. И липкая влага на ее лице и на полотняном жакете — ее кровь или его?

Она опять отчаянно закричала, хотя от страха у нее перехватывало горло и нечем было дышать. Ее словно похоронили заживо. На помощь никто не пришел, и тогда Рейн, покрепче упершись пятками в пол, согнула колени и постаралась скинуть с себя мужчину, толкая его в грудь руками. Из последних сил она сбросила его и, вся дрожа, встала на нетвердые ноги.

Сама не понимая, как ей удалось освободиться от тела, которое безжалостно приковывало ее к полу, она оторвала кусочек ткани и стала обтирать лицо. Потом она огляделась кругом и, затаив дыхание, закрыла глаза, спасаясь от окружавшего ее кошмара.

Медленно и неохотно она вновь приоткрыла их, страшась того, что должна увидеть. Каким-то совершенно непонятным, ненормальным, бессмысленным, невозможным с человеческой точки зрения образом она очутилась на месте своих ночных видений. Шла битва при Бруненбурге в 937 году нашей эры, более чем тысячу лет назад, то есть та самая битва, которая была изображена на картине.

Она посмотрела себе под ноги и увидела, что у одетого в кольчугу мужчины, который только что лежал на ней, отрублена голова и он весь в крови. А у другого, лежавшего рядом, юного красавца в шлеме и в плотном кожаном жилете поверх длинной туники и штанов, в груди торчал меч. Рейн показалось, что он смотрит прямо на нее своими широко открытыми светло-голубыми глазами.

• Предыдущая
• 2/80
• Следующая