Врата Изгнанников - Черри Кэролайн Дженис - Страница 41

Тем не менее Вейни решил, что сегодня ночью они могут доверить две стражи этим братьям, и никто не перережет им горло, а их спина будет защищена, если дело дойдет до схватки. Пускай эти двое не эрхендимы и не из Карша, тем не менее они достойные люди, и он почувствовал, как его ужин тревожно зашевелился в животе, когда подумал о том, что с ними будет, испугался за то, куда они пойдут, и опечалился, когда понял, что в конце концов нашел человека, который мог бы стать настоящим другом и остаться с ними…

— и этому человеку он все еще не может доверять.

Чи может соврать и никогда не знаешь, лжет он или нет — он не знал, как можно вывести такое пятно. Чи просто не знал, что такое правда.

А он сам был Нхи, не только житель Карша, а Нхи обманывали, искажали и легко предавали; но то, что казалось естественно в той стране, заставляло его скрежетать зубами от гнева, тоже семейная черта — и внезапно он вспомнил почему.

Его братья, да, только они пробуждали в нем эту странную двойственность.

И он убил одного и почти убил другого: формально клан Маай был его кланом только наполовину — горные бандиты стали аристократами, которые не знали прямых путей даже через открытые двери, пословица Нхи, прямо об них. И эта ссора, еще более глупая и ожесточенная, чем обычные свары среди Маай.

Он опять открыл глаза. Перед ним сидел бледноволосый Чи, рядом Брон, лица искажены внутренней болью, глаза ищут ответ в глазах Моргейн, поскольку свои он закрыл.

— Я беру первую стражу, — сказала Моргейн, спасая его от безмолвных вопросов братьев. — Идите спать. Завтра мы выедем еще до рассвета. Самое лучшее для вас — как следует выспаться.

— Да. — Он протянул руку и ослабил пряжки, державшие броню, и нащупал место на камне для плечей. Отстегнув меч, он положил его на колени, и посмотрел на компанию Эогара, продолжавшую веселится. — Тише, — крикнул он этим трем, мгновенно заставив их замолчать, и сам поразился, как покорно они посмотрели на него. — Люди собираются спать.

Никто больше не рискнул нарушить тишину, видя его настроение, он изобретал несчастья и призывал беды — ты слишком много думаешь, как-то сказал ему брат Эридж, ругая его за трусость.

И это была чистая правда. Он вернулся к старым привычкам. Страх — вот что заставило его поступать так; но страх не перед врагами, а друзьями. Его братья преподали ему хороший урок — и вбили его в плоть, кости и нервы.

Он взял меч обеими руками и слегка звякнул им о камень, чтобы Эогар и его кузены поняли все до конца, если у них еще остались какие-нибудь сомнения.

Дождь превратился в еле слышный стук капель по земле, время от времени случайный порыв ветра ударял по хижине, но внутри было достаточно тепло от двух костров и семи тел. Это была бы хорошая ночь, при других обстоятельствах, мрачно подумал Чи, который лежал, свернувшись, рядом с теплым костром, спиной к спине с Броном, но их сердце было сковано холодом, внутренним холодом, и Чи не понимал почему, если только леди, всегда мрачная и холодная, не навела его на них; а Вейни вообще внезапно перестал глядеть ему в глаза, и хотя Чи какое-то время ломал себе голову, так и не понял почему…

Что ты хочешь от меня? Пленник, раб, тот, кто благодарен тебе хотя бы за то, залечил мои раны, что ты хочешь от меня?

Почему он ни разу не сказал, что рад за меня, рад тому, что Брон жив?

Неужели он не может сделать ничего другого, только хмуриться?

Мысли перекатывались в голове, как камни в бурном потоке, наскакивали одна другую, терлись друг о друга; наверху оказывалась то одна, то другая. Внутри все болело. И его бесило, что человек, которым он восхищался, отвернулся от него, а есть еще и личные неприятности — он должен подумать о последствиях того, что его лорд оказался от него, любой нормальный человек должен.

Он должен, думал Чи, как-то умолить леди, одиноко сидевшую в свете углей, прекрасную и ужасную в своей бледности, воплощение всех его детских страхов — а сейчас единственную надежду в постигших его несчастьях. Она опиралась на меч, с которым никогда не расставалась, крестовина и рукоятка которого были вырезаны в виде фантастического зверя. Глаза глядели через багровый свет углей, взгляд был задумчивый, даже мягкий — его так и подмывало встать и заставить себя выслушать.

Нет, он точно сошел с ума: человек, который надеется, несмотря на близкую гибель людей во всем мире, человек, который начал верить в чудеса — ну разве он не сумасшедший?

Но он никак не мог поверить этому, пока не увидел, как рычащая стая волков попятилась назад, и суровый воин с мечом оказался прямо перед ним, а вслед за ним сверху спустилась серебряноволосая женщина — демоны из Ада, сперва подумал он: мир раскололся пополам и за ним пришла смерть. Он вспомнил о мгновениях ужаса, когда страх вытеснил из головы все другие мысли: но он не умер, вылечился от лихорадки и скакал по знакомым лесам с Броном, восставшим из мертвых, и в обществе этих двоих, путешествовавших из мира в мир, и обещавших что, несмотря на все, человечество не погибнет.

Он проскакал по линии, разделяющей надежду и отчаяние, тонкой, как лезвие ножа, и теперь должен уйти в сторону; так полагает человек, на мнение которого он уже привык полагаться, как раньше полагался только на Брона — нет, этого он не мог принять. Он никак не мог поверить, что Моргейн на самом деле собирается отослать его на смерть. Теперь, когда он думал об этом, Чи не мог поверить, что это тот самый Вейни, который был так добр с ним, когда это совсем не было необходимо — и стал таким жестоким и бессердечным. Значит он должен был что-то сделать или сказать — или тогда, когда Арунден оскорбил леди; или когда между Вейни и леди произошло непонятно что, и они его прогнали…

В мгновение ока в его мозгу рождались и умирали отчаянные замыслы, один фантастичнее другого, пока он не обнаружил, что стиснул руки, а сердце как молот бьется о ребра. Чи не выдержал и приподнялся на локте.

— Миледи, — прошептал он, очень тихо, чтобы не потревожить других. Она взглянула на него, и его ладони вспотели: темная фигура в слабом свете углей; его рука затряслась, быть может от холода и позднего часа. Он приготовился высказать, все.

И тут снаружи пришел звук, низкое ржание жеребца, как если бы тот не поладил с другими лошадьми; но это был серый, а Чи знал этот тембр, и знал, что лошадь привязана прямо около стены.

Глаза Моргейн метнулись туда, и она замерла, как камень. И он тоже, пока конь не пожаловался во второй раз, а другая лошадь, находившая ближе к водопаду, заржала еще погромче.

От неожиданности он испугался, тем более, что не спала только она, непредсказуемая и загадочная. — Кто-то снаружи, — сказал он, и в то же мгновение Вейни приподнялся, отбросив свое одеяло, проснулся и Брон, но Моргейн по-прежнему сидела не шевелясь, держа на коленях свой странный меч, только ее длинные пальцы гладили рукоятку, и она взглянула на Вейни.

Вейни встал на колени и быстро застегнул все пряжки своей брони. Лошади уже замолчали, снаружи ревел водопад, по стенам хижины стучал дождь, внутри остался только слабый свет от углей костра. Чи дрогнул и проклял свою собственную трусость, но он не знал и не понимал, кто мог быть снаружи; быть может Арунден предал их и там люди Гаулта, но, быть может, там заблудившийся несчастный охотник из какого-нибудь клана, которого придется успокоить, как говорила леди, еще одно убийство, без которого не обойтись, на этот раз совершенно невинного человека; и его язык примерз к небу.

— Я выйду наружу, — сказал Брон и пошевелился. — Если это случайные путники, они что-то едут слишком поздно, но если это дело рук людей Арундена…

Но Эогар и его кузены спали беспробудным сном, никто из них даже не шелохнулся.

— Я пойду с тобой, — сказал Чи. Никто не стал мешать ему. Эогар и кузены храпели, полностью отключившись. Он вышел на капающий дождь и какое-то время стоял в темноте, ничего не видя, потом появился силуэт Брона, освещенного слабым сиянием углей.