Колодец тьмы - Уэйс Маргарет - Страница 3
- Предыдущая
- 3/134
- Следующая
— Его высочество здесь, в комнате для игр, — сообщил камергер.
По обеим сторонам тяжелой деревянной двери стояли стражники — телохранители принца. До сих пор Гарет видел королевских гвардейцев только на парадах, да и то издали. Стражники, облаченные в сверкающие кирасы и кольчуги, казались мальчику огромными и свирепыми существами. Они обыскали мальчика с ног до головы на предмет спрятанного оружия, запустив руки под его бархатный камзол и даже заглянув внутрь его маленьких башмаков.
Гарет стоял тихо, смиренно позволяя производить над собой подобное бесчестие. Он знал, что в давние времена один вельможа, претендовавший на трон, послал своего младшего сына, вооруженного кинжалом, чтобы убить наследника престола.
— Чист, — объявил один из телохранителей и открыл дверь.
Камергер кивнул и, вновь схватив Гарета за плечо, ввел его в комнату для игр. На пороге камергер сурово прошептал мальчику на ухо:
— Не смей трогать игрушки его высочества. Не пяль глаза на его книги. Не ерзай, не шмыгай носом и не разевай рот. Не вздумай пукать или высовываться из окна. Не раскрывай рта, пока с тобой не заговорят. Не смей сидеть в присутствии принца и никогда не поворачивайся к нему спиной, ибо это ужасное оскорбление. Если тебе понадобится справить естественную нужду, спроси у его высочества позволения отлучиться. Когда тебя будут наказывать, громко кричи и много плачь, чтобы показать его высочеству, какой вред ему причиняет порка.
Оцепенение, которое до сих пор владело Гаретом, сменилось отчаянием. Если бы сейчас боги находились где-нибудь поблизости, Гарет вознес бы им свои молитвы. Он молился бы не о том, чтобы покинуть дворец (он не надеялся когда-либо выбраться отсюда), а о том, чтобы умереть прямо здесь, на этом самом месте.
Мальчик не осмеливался взглянуть на чудеса, окружавшие его, — удивительные игрушки, собранные из всех уголков Лёрема. Он не выказывал интереса к полкам, уставленным книгами, хотя любил читать и без конца перечитывал две книги, которые подарили отцу и в которые тот так и не удосужился заглянуть. Гарет даже не увидел его высочество, поскольку глаза мальчика для битья были полны слез. Он был способен лишь ковылять вслед за камергером и стараться не упасть, зацепившись за многочисленные вещи, разбросанные по комнате для игр.
Рука камергера толкнула Гарета, заставляя мальчика опуститься на колени.
— Его королевское высочество Дагнарус, принц Виннингэльский.
Помня поучения отца, Гарет преклонил колено. Он почувствовал, как кто-то подошел и встал над ним, рассматривая его так, как рассматривают свинью на рынке.
— Оставь нас, — раздался детский, но властный голос.
Гарет решил, что приказание относится к нему. Он был бы только рад повиноваться. Вскочив на ноги, он приготовился броситься прочь. Однако рука — рука принца — крепко схватила его за рукав.
— Я сказал: оставь нас, — повторил принц, и Гарет понял, что принц обращается к камергеру.
— Но ваше высочество, вы же ничего не знаете об этом мальчике.
— Ты заставляешь меня трижды повторять приказание? — повысил голос принц, отчего Гарета прошибла дрожь.
— Как прикажете, ваше высочество, — произнес камергер и начал пятиться к двери.
Это было не так-то просто, учитывая валявшихся на полу деревянных лошадок, кораблики, а также игрушечные щиты и копья.
Дворецкий затворил дверь, и Гарет остался наедине с принцем.
Отчаянно моргая, чтобы смахнуть слезы, мальчик наконец рассмотрел принца — и сразу же испугался его.
Оба мальчика были одинакового роста (в дальнейшем, когда принц вырос, он стал выше Гарета). Но принц было ширококостным, а Гарет — щуплым, отчего королевский отпрыск и показался ему выше. Темно-рыжие волосы — такой цвет имеют по осени листья сахарного клена — были длинными, густыми и по современной моде подстрижены так, что обрамляли лицо. Кожа Дагнаруса была бледной. Горсть веснушек, рассыпанных на носу, могла считаться единственным недостатком на его красивом лице.
У принца были большие и лучистые зеленые глаза с золотистыми крапинками. Над ними нависали красно-коричневые ресницы, казавшиеся позолоченными. Он был одет в зеленый камзол и облегающие панталоны, сочетавшие в себе красный цвет, родственный его волосам, с глубокой зеленью, схожей с зеленью глаз. Дагнарус отличался правильными пропорциями фигуры, крепким телосложением и значительной для ребенка силой рук.
Зеленые глаза пристально, дюйм за дюймом, оглядели мальчика для битья, ощупав его тщательнее, чем стражники у двери. Гарет запомнил все то, чего ему нельзя делать, однако никто не сказал ему, что он должен делать. Несчастный, одинокий, исполненный благоговейного страха и одновременно униженный, Гарет сжался под взглядом спокойного, умеющего владеть собой красавца-принца. Видя в глазах Дагнаруса отражение собственного ничтожества, он вновь захотел умереть.
— Как тебя зовут, мальчик? — спросил Дагнарус властным, но достаточно дружелюбным голосом.
Слезы, стоявшие в горле Гарета, мешали ему говорить.
— Мальчик, ты глух или нем? — строго спросил принц.
В его голосе не ощущалось нетерпения или издевки; принц просто хотел знать.
Гарет покачал головой и кое-как произнес свое имя. Собрав остатки мужества, он поднял голову и осмелился взглянуть на принца.
Дагнарус протянул руку и коснулся лица Гарета, проведя пальцами по его щеке. Потом он отдернул руку, оглядел свои пальцы и вновь взглянул на мальчика для битья.
— Оно не оттирается, — сказал принц.
— Нет, ваше... ваше высочество, — заикаясь, подтвердил Гарет. — Я с ним родился. Это — следствие проклятия.
Дети, с которыми Гарет пытался свести знакомство, либо насмехались над ним, либо сторонились его. Дагнарус не сделал ни того, ни другого. Это было не в его правилах. Он всегда предпочитал смотреть правде в лицо, каким бы уродливым оно ни было.
— Проклятия? — повторил Гарет.
Зеленые глаза вспыхнули. Принц повел Гарета к двум детским стульям, стоявшим возле такого же детского по высоте стола. Под столом валялось несколько сброшенных с него книг. Стол потребовался принцу для установки маленькой деревянной катапульты, стреляющей горохом по стене, возведенной из деревянных кубиков. Глаза Гарета жадно потянулись к книгам. Глаза Дагнаруса гордо взирали на катапульту.
Этот момент ясно показал, каковы жизненные интересы каждого из мальчиков.
Дагнарус опустился на стул. Гарет, помня о наставлениях камергера, остался стоять.
— Расскажи мне об этом проклятии, — приказал Дагнарус.
Он никогда не просил, только приказывал.
Робея, Гарет начал:
— Да, ваше высочество. Судя по всему, когда моя мать была...
— Почему ты не садишься? — перебил его принц.
— Мне было не велено сидеть в вашем присутствии, ваше высочество, — сказал Гарет, чувствуя, как краска заливает его некрасивое лицо.
— Кто тебе сказал? Этот набитый дурак? — Принц презрительно фыркнул. — Не обращай на него внимания. Я всегда так делаю. Садись на этот стул.
— Да, ваше высочество. — Гарет боязливо сел. — Судя по всему, когда моя мать была...
— Ты не должен называть меня «ваше высочество», — вновь перебил его принц.
Гарет беспомощно взглянул на него.
— Ты должен называть меня Дагнарусом, — пояснил принц. Он положил руку на плечо Гарета и добавил: — Ты будешь моим другом.
В это мгновение Гарет полюбил принца так, как никогда и никого не любил.
— А теперь, — произнес Дагнарус, откидываясь на спинку и скрещивая на груди руки, — давай, рассказывай мне об этом проклятии.
— Это случилось, когда я находился во чреве матери, — начал Гарет.
История была еще одним из его ранних воспоминаний, и он знал ее наизусть. Поначалу Гарет испытывал неловкость и говорил с трудом. Однако, найдя в принце внимательного слушателя, мальчик почувствовал себя увереннее и стал вполне красноречивым.
— Моя мать отправилась на рынок, чтобы выполнить какое-то распоряжение королевы, вашей матери. Там на углу сидела нищенка. Она была голодна и попросила у моей матери подаяния. Но своих денег у матери не было; все имевшиеся у нее деньги принадлежали королеве. Так она и сказала нищенке, за что та ее прокляла. Я отчаянно забился внутри материнского живота, и мать поняла: это не просто нищенка, а ведьма, проклятие которой поразило меня. Мать позвала стражу, и они схватили ведьму. Ее связали по рукам и ногам и бросили в реку, где она плавала очень долго. Как говорила моя мать, это доказывало ее принадлежность к нечистой силе. Люди швыряли в ведьму камни. В конце концов она утонула. Повивальная бабка велела моей матери пить чай из плодов шиповника, чтобы смыть проклятие, но это не помогло. Когда я родился, на моем лице было это.
- Предыдущая
- 3/134
- Следующая
