Сокровища Тарантии - Локнит Олаф Бьорн - Страница 6

— Вот еще! — возглашал я, разобрав почти непонятные строчки, выведенные неумелым писцом эпохи Эпимитриуса. — Слушай! "В год Великого Противостояния все драгоценности алиссага кхарийцев были вывезены в область Раддэ и там тайно захоронены. Воинами алиссага убито десять тысяч рабов, дабы их гневные тени охранили..." И так далее. Понимаешь? Десять тысяч теней убитых — чересчур серьезная стража для какой-нибудь мелочи!

— Хорошо, — ответствовал Тотлант, выкраивая на лице унылость. — Теперь объясни, кто такой или что такое "алисагг"? Человек, бог, вещь или, например, любимый кот кхарийского императора? А где находится "Раддэ"? Знаешь? Нет? Я тоже не знаю. И никто не знает. Слишком давно было.

Молчание. Тишину нарушает только шуршание пергамента и скрип переплетов. За стрельчатыми окнами замка — глубокая ночь. Тарантия мерцает оранжевыми точками редких факелов.

— Можно посмеяться, — неожиданно фыркнул Тотлант, переводя взгляд от древней книги на меня. — Даже в "Хронике короля Алькоя" всплыло известное предание о Нифлунгах. Слышал такую историю?

— Конечно! Сказка, которую знает любой аквилонский ребенок. А в каком контексте?

Волшебник, нараспев, процитировал найденные строки:

— "Варваров орды волною накинулись, Нифлунгов земли испепелили, царь благородный и ближние воины, к Мертвому Солнцу вернуться решили..."

— Ничего особенно сложного, — отозвался я. — Это просто кеннинг — иносказание. Мертвое Солнце — закатная часть света, где по верованиям древних солнце ежедневно умирало, чтобы утром возродиться на Восходе. Сказка, ничего более.

— Тут есть четкие указания на географию. Якобы, корабли народа Нифлунгов, промыслом Митры выбросило на бесплодный берег острова Воронов.

— Как? Остров Воронов? — вскинулся я, вспоминая. — Между прочим, так называется один из островов неподалеку от побережья Пущи Пиктов. Вернее, не совсем так. "Остров вороньей стаи" — там еще при Нумедидесе хотели поставить аквилонский форт, чтобы с моря наблюдать за пиктами. Что еще написано?

— Как обычно... У царя Нифлунгов было множество сокровищ, придворных, наложниц и прочих, необходимых в далеком плавании на Закат — вещей, но воины погибли на острове или умерли с голоду, а царь и некоторые приближенные спрятали золото в пещерах и покончили с собой, ибо все корабли оказались разбиты. Бредни чистейшей воды. Если, как и положено в трагической саге, погибли все и каждый, то каким, любопытно, образом о гибели Нифлунгов узнал летописец?

Я подошел к Тотланту, отодвинул волшебника в сторону, взглянул на свиток с каталогом и потом внимательно осмотрел саму книгу.

Так и есть. Рукопись времен царствования братьев-королей Алькоя и Олайета. Тысяча двести лет назад. Значительно позже пергаменты были переплетены и помешены в тяжелую деревянную обложку.

Одна из самых ценных рукописей библиотеки, смею заметить. По весьма приблизительной оценке ее можно продать любому собирателю древностей за пять-шесть тысяч кесариев. Да еще и поторговаться.

Интересно другое — легенда Нифлунгов, точнее ее широкое распространение, датируется более поздними временами!

Вот вам и маленькое открытие, которое может сделать любой хранитель древнего книжного собрания!

Значит, последние представители небольшого кхарийского княжества покинули наш материк, в надежде добраться до неизвестного континента на Закате, несколько раньше, чем хайборийцы Алькой и Олайет, знаменитые основатели Аквилонии, добились полной победы...

Занимательно, конечно же, однако никакого прикладного значения данное открытие не имеет...

Впрочем, оно имеет значение для меня лично. Если я желаю чуток насолить нашему богоспасаемому государству и лично Конану — предлог перед моими глазами!

Никогда не обижайте библиотекарей. И платите достойное жалование!

Иначе, вы наполните казну моими сокровищами.

Мало не покажется!

Тарантия, дворец и город.

4-6 дни третьей весенней луны 1293 г.

— Тотлант, радуйся: в городе постепенно начинается золотая лихорадка! Надо думать, получилось!

С этим восторженным воплем Хальк Юсдаль ворвался в гостиную, отвлекая меня от чтения. Русые волосы, выбившиеся из-под шайки, развеваются знаменем, короткая светлая борода взъерошена, будто старая метелка, глаза горят нешуточным азартом, а скомканный плащ зажат под мышкой. Господин барон выглядит настоящим варваром, явившимся грабить мирных соседей.

— Подробности? — немедленно отозвался я. — Все-таки, пошли слухи?

— И еще какие! Царит эдакое пикантное возбуждение, словно перед войной, государственным переворотом или вторым явлением святого Эпимитриуса... Не предполагал, что мои легковерные соотечественники ухватятся за приманку настолько быстро, всеми зубами. В благородных салонах Тарантии, при дворе, на рынках, в лавках говорят о... Об этом.

— Ничего себе... — я нервно почесал подбородок и отложил книгу. — Понимаешь, что произойдет, если люди узнают истинную подоплеку? Нас обоих попросту утопят в выгребной яме! Но сначала повесят, колесуют и отрубят все конечности, вкупе с причинным местом. Похоже, мы перестарались.

— Ничего подобного! — самоуверенно усмехнулся Хальк. — Обыватели поговорят—поговорят, да и забудут. По-настоящему заинтересуются только серьезные люди.

— Этого я и боюсь.

— Оставь глупые страхи, следы заметены мастерски. Никто не докопается.

— Твоими бы устами, да пиво хлебать...

— Помолчи, деревенщина стигийская! Лучше подумай, как усугубить процесс совращения аквилонцев с пути размеренного благочиния. Слухи необходимо подогревать, дабы наши старания не пропали втуне.

— Втуне? Тебе не кажется, что излишний ажиотаж только повредит?

— Чем больше шума, тем лучше. Тогда и Конан поверит, хотя что с него, дикого киммерийца, взять — и разумом скуден, и рожей не вышел.

— Однажды тебя точно утопят в свином навозе... И я знаю кто именно займется этим полезным делом — король Аквилонии. Сам знаешь, Конана нельзя недооценивать.

— А умные головы нам для чего? Думай, Тотлант! Думай.

— Все давно придумано. Остается действовать.

Вот такой занимательный разговор. Для людей непосвященных — насквозь непонятный.

Дело в том, что его светлость барон Юсдаль (при моем посильном вспомоществовании) два дня назад придумал клад. Не обнаружил, на разыскал, не откопал, а именно придумал.

Оказывается, Хальк обижен на короля. Причем эта, на мой беспристрастный взгляд, совершенно детская обида (подумаешь, не отпускают погостить в Пограничье! Чего он не видел в нашей дыре?) получила крайне неожиданное воплощение в виде оригинально задуманной мести.

Аквилония переживает обычные для всякого государства временные трудности — в казне, по весеннему времени, острый недостаток золота. Об этом Хальк узнал в день моего приезда, когда побывал на совете у короля. На этом же совете Конан разорвал прошение господина барона, касающееся сорокадневного отдыха и выплаты содержания за шесть седмиц. Юсдаль оскорбился еще больше.

Поздно ночью, во время многоученой беседы со мной, посвященной древним тайнам и брошенным городам, Хальк случайно наткнулся на документальное подтверждение известной аквилонской легенды о сокровищах Нифлунгов. План воздаяния королю, не повинному ни в чем, кроме, возможно, некоторой невнимательности к нуждам своих ближайших соратников, созрел моментально. И я начинаю жалеть, что позволил Хальку втянуть меня самого и Темвика в эту дурно пахнущую историю.

Какую именно историю? В двух словах не расскажешь, но я попытаюсь быть максимально кратким.

Объяснения следует начать издалека. Кто же такие Нифлунги, откуда взялись, куда исчезли, и действительно ли они владели некими удивительными богатствами, каковые ныне утеряны?