Испытание близнецов - Уэйс Маргарет - Страница 5

• Предыдущая
• 5/80
• Следующая

– Не подходи сюда, Карамон! – страшным шепотом проговорил кендер, отчаянно размахивая грязными руками. – Пожалуйста, не подходи!

Но было уже поздно. Карамону потребовалось сделать всего несколько шагов, и он оказался на краю ямы. Гигант заглянул вниз, а Тассельхоф скорчился в грязи у его ног и жалобно всхлипнул.

– Все мертвы, – прохныкал он. – Все до единого.

Он закрыл лицо руками и зарыдал, раскачиваясь из стороны в сторону.

На дне глубокой ямы с выложенными камнем стенами лежали смешанные с жидкой грязью человеческие тела. Здесь были мужчины, женщины и дети. Грязь предохраняла их от тления, и многие лица были легко узнаваемы, хотя, возможно, Карамону это просто показалось. В мыслях своих он перенесся к еще одной братской могиле, которую недавно видел, – в той горной деревне, все жители которой погибли от жгучей лихорадки. Карамон хорошо помнил печальное лицо брата, когда Рейстлин призвал с неба молнии, в считанные минуты превратившие чумную деревню в пепел. Скрипнув зубами, Карамон заставил себя заглянуть в могилу, со страхом ища в грязи спутанные рыжие волосы...

Наконец он отвернулся и с явным облегчением всхлипнул. Затем – совершенно внезапно – сорвался с места и с воплем «Тика!» ринулся обратно, к тому месту, где когда-то стояла таверна «Последний Приют».

Тассельхоф в тревоге вскочил на ноги, но поскользнулся и снова упал.

– Карамон! – завопил он вслед гиганту.

– Тика! – хрипло кричал Карамон, заглушая протяжный стон ветра и раскаты далекого грома. Позабыв о боли в ноге, он добежал до почти сухой и ровной площадки.

«Дорога, шедшая мимо постоялого двора», – механически отметил Тассельхоф, следя глазами за исполином. Кое-как вскарабкавшись на ноги, кендер поспешил, за Карам оном, однако гигант, несмотря на свою хромоту, двигался намного быстрее.

Страх и надежда придавали ему силы.

Вскоре Тас потерял его из виду за частоколом обгорелых стволов, однако до слуха кендера все еще доносился голос гиганта, звавшего свою Тику. Теперь Тассельхоф понял, куда направлялся Карамон, и замедлил шаги. От жары и зловонных испарений у него разболелась голова, а сердце ныло от только что увиденной картины. Нехотя передвигая ноги в густой грязи и страшась того, что ему еще предстоит увидеть, кендер все таки шел вперед.

Он нашел Карамона стоящим возле гигантского обгорелого пня. В руках гигант держал какой-то предмет, а вид у него был такой, словно он долго и упорно сражался и все же потерпел поражение.

Измученный, усталый, опустошенный, кендер приблизился и встал рядом.

– Что это? – спросил он, указывая на грязный инструмент в руках Карамона.

– Молоток, – сдавленным голосом отозвался Карамон. – Мой молоток.

Тас посмотрел внимательно. Это действительно был плотницкий молоток, вернее – когда-то был. Теперь его деревянная рукоятка обгорела и стала примерно на треть короче, чем нужно. В общем, от молотка осталась по большому счету одна лишь ржавая головка.

– Почему ты так уверен? – запинаясь, осведомился кендер, все еще отказываясь верить очевидным, но страшным фактам.

– Просто знаю, – с горечью сказал гигант. – Взгляни...

Он продемонстрировал кендеру, как плохо держится молоток на рукоятке.

– Я сделал его, когда...когда пил...Плохо насадил головку на рукоять. Она, помнится, все время слетала. Впрочем, я все равно почти им не пользовался.

Больная нога Карамона, ослабнув от бега, снова подвела его, и гигант, даже не пытаясь сохранить равновесие, рухнул в грязь. Сидя на земле в том месте, где когда-то был его дом, он сжимал в руках изуродованный молоток и едва слышно плакал.

Тассельхоф отвернулся. Смотреть на плачущего друга было выше его сил. Не обращая внимания на слезы, которые потекли по его собственным щекам, кендер пытался осмотреться, но почти ничего не видел. Еще ни разу в жизни он не чувствовал себя таким слабым, одиноким и беспомощным. Что же случилось? Что и когда пошло не так? Несомненно, где-то должна быть отгадка, ключ, который помог бы им во всем разобраться.

– Я пойду погляжу, – сказал он Карамону, но тот его не слышал.

Тассельхоф со вздохом отошел в сторону. Теперь, не в силах больше отрицать очевидное, он знал, где находится. Дом Карамона был почти в центре города, неподалеку от таверны. Тассельхоф медленно брел вдоль бывшей улицы. Да, он знал, где находится, но было бы лучше, если б он ошибался. То тут, то там Тас видел торчащие из грязи сучья и вздрагивал, ибо от города не осталось ничего, ничего, кроме...

– Карамон! – позвал Тассельхоф, надеясь отвлечь гиганта от постигшего его горя. – Карамон, поди сюда, мне кажется, ты должен взглянуть на это!

Но воин не обратил на настойчивые призывы кендера никакого внимания, и Тас отправился исследовать обнаруженный им объект самостоятельно. На самом краю улицы, в том месте, где, как помнилось Тасу, проходила граница небольшого парка, высился каменный обелиск, которого раньше здесь вроде бы не было.

Рассмотрев его получше, кендер понял, что в прошлый свой визит в Утеху этого камня он точно не видел.

Памятник был высоким и довольно грубо сделанным, однако он сумел выстоять под напором неистовых бурь и огненным шквалом. Поверхность его почернела и выкрошилась от страшного жара, однако, когда кендер начал стирать грязь, он разглядел под ней буквы, которые, как ему показалось, вполне можно было разобрать.

Тас очистил камень от толстого слоя копоти и пыли и долго смотрел на проявившиеся из-под них слова. Потом позвал негромко:

– Карамон.

Странная нотка, прозвучавшая в голосе кендера, проникла сквозь черный туман, окруживший Карамона, и заставила его поднять голову. Увидев странный обелиск и взглянув на необычайно серьезное лицо друга, он с трудом поднялся и, морщась от боли, подошел ближе.

– Что это? – спросил он.

Тас не смог ему ответить. Гигант подошел к кендеру и встал рядом, молча всматриваясь в грубо высеченные буквы незаконченной надписи:

Героиня Копья Тика Вэйлан Маджере Год смерти – 358 Дерево твоей жизни слишком рано срубили.

Не в моих ли руках был этот топор...

– Мне очень жаль, Карамон... – пробормотал Тассельхоф, беря гиганта за руку бесчувственными пальцами.

Карамон опустил голову. Затем он положил одну руку на камень и погладил его холодную, влажную поверхность. На камень упало несколько крупных дождевых капель.

– Она умерла в одиночестве, – прошептал гигант и, сжав кулак, неожиданно ударил по обелиску, до крови рассадив руку. – Это я оставил ее одну! Проклятье, я должен был остаться здесь, рядом с нею!

Его широкие плечи начали подрагивать от сдерживаемых рыданий. Тас, отвернувшийся, чтобы поглядеть на небо, заметил, что грозовые облака снова пришли в движение, и крепче сжал ладонь Карамона.

– Послушай, – серьезно начал он, – я не думаю, чтобы ты мог что-нибудь изменить, если бы был здесь...

Внезапно он замолчал, чуть не прикусив себе язык. Отпустив руку друга – Карамон этого даже не заметил, – кендер опустился на колени прямо в грязь. Его острые глаза заметили, как среди мокрой золы что-то тускло блеснуло в лучах бледного солнца. Тас принялся ладонями быстро откидывать жидкую грязь в сторону..

– Клянусь богами! – с трепетом прошептал он и поднял голову. – Ты был здесь, Карамон!

– Что? – всхлипнул гигант. Тас молча указал на разрытую землю. Карамон опустил голову и посмотрел вниз. У подножия обелиска лежал под слоем грязи его собственный труп.

По крайней мере он был очень похож на труп Карамона, ибо одет был в доспехи Саламнийских Рыцарей – в доспехи, которые Карамон носил во время битвы за Гномьи Врата и в которых он покинул Заман; они были на нем, живом Карамоне, даже сейчас...

Кроме доспехов, никаких иных примет, позволяющих опознать мертвого, они не нашли. В отличие от тел, лежащих в яме, более или менее сохранившихся под пластами глины, тело под обелиском почти полностью истлело. Под доспехами остались одни лишь кости, по которым можно было определить только то, что покойник был весьма крупного телосложения. В одной руке скелета, вытянутой в направлении каменного надгробья, было зажато зубило, словно воин умер в тот момент, когда высекал эту скорбную надпись.

• Предыдущая
• 5/80
• Следующая