Вампиры. Антология - Джонс Стивен - Страница 101

— Вроде меня? — Мортон нервно рассмеялся. — Не усугубляйте свое положение. Просто отдайте записи и позвольте мне делать свою работу. И не пытайтесь подсунуть мне всякую ерунду…

Хьюлетт потряс головой, гнев сделал его лицо более изможденным, чем раньше.

— Вы думаете, я вам лгу, Мортон? Вы полагаете, я это выдумал?

— Это просто смешно, — отчеканил Мортон решительно. — Вам придется придумать что-то получше. И если вы будете настаивать на такой абсурдной истории, то не найдете сочувствия у ВНС. Мы стараемся быть отзывчивыми к проблемам тех налогоплательщиков, которые испытывают финансовые трудности, но вы насмехаетесь над нашими принципами, и это не идет вам на пользу. — Он потер лоб, желая избавиться от головной боли.

— А что вы подумаете, когда вам захочется крови? — спросил Хьюлетт, и в его тоне зазвучали хитрые нотки. — Как вы собираетесь это объяснить?

— Ваши угрозы для меня ничего не значат, — мотнул головой Мортон.

— Подождите до ближайшего полнолуния, — сказал Хьюлетт. — Вот тогда вы будете шокированы. — Он хлопнул ладонью по столу. — Для вашей же пользы, Саймз, не будьте слишком опрометчивы. Вы сейчас в рискованном положении, а стоит вам присоединиться к нам…

— Да бросьте вы! — воскликнул Мортон, направляясь к двери. — Я не собираюсь подыгрывать вам в этом фарсе, Уэйнрайт. Будь вы откровенны со мной, я бы, возможно, захотел поработать на пользу этому городу, но в данной ситуации — ситуации, которую создали вы, мистер Уэйнрайт, — у меня нет причин делать что-либо сверх положенного: подать рапорт и дать закону идти своим путем. — Не ожидая ответа, он шагнул в дверь офиса и двинулся через вестибюль.

Со своего места за столом Хьюлетт Уэйнрайт крикнул:

— Ждите Илону сегодня вечером, Саймз. В ваших жилах еще осталось немного вина. А потом подождите полнолуния.

Мортон решил было покинуть Иерихон в тот же день, но чувствовал себя таким уставшим, что побоялся вести машину по извилистым узким дорогам при тающем свете дня. В оставшееся время он занялся пополнением отчетов и добавлением собственных наблюдений к тем фактам, которые ему удалось обнаружить. По большей части он относился к своим открытиям довольно отстраненно, но когда дошло до нелепых заявлений Уэйнрайта, Мортон заколебался. Дела в Иерихоне пошли бы, вероятно, достаточно плохо и без дополнительного недовольства насмешками банкира. Мортон решил, что не годится целому городу страдать из-за того, что президент банка нанес ему оскорбление и делал абсурдные заявления. Найдутся и другие способы справиться с Хьюлеттом Уэйнрайтом, а у горожан и так достаточно проблем, с которыми надо бороться.

Сумерки сделали «плющевую» комнату темной, и Мортон наконец отложил работу. Он знал, что ему следует пойти поесть, но усилившаяся головная боль убила всякий аппетит. Он спустился в вестибюль и попросил прислать наверх чайник чаю и булочки. Затем неверной походкой поднялся обратно наверх и тут же рухнул на кровать. Его мысли поплыли, и вскоре он оказался в том странном полусне-полуяви, где ощущения были зыбкими и податливыми, как «Силли патти».[58]

В этом состоянии ему привиделось, что он снова встал и спустился на улицу, где увидел десятки горожан, молча ждущих, пока он шел к дому Уэйнрайта. Он узнал начальника полиции и официантку, которая подавала ему ужин, но остальные ничего для него не значили, как будто у них не было лиц. Мортон чувствовал, что за ним наблюдают, хотя лишь немногие осмелились делать это открыто. На их лицах был написан откровенный голод, который мог бы его ошеломить, не будь это сном. Он продолжал путь.

Илона Уэйнрайт находилась в заросшем саду — стояла у бесформенного куста, названия которого Мортон не знал. С его ветвей свисало несколько длинных цветов, испускающих слабый чувственный запах, перенасыщенный, как приторная конфета. Илона, в бледно-лиловом платье со шлейфом, улыбнулась и протянула ему руку — часть сознания Мортона хотела посмеяться над Илоной за то, что она не в черном, — маня его рукой.

Так близко от горожан Мортон едва заставлял себя двигаться. Он компрометировал себя, свое расследование и ВНС этой страстью к замужней женщине. Одно дело, когда об их отношениях можно было строить догадки, потому что тогда у него была возможность все правдоподобно отрицать. Но если об их свидании станет известно, если их хоть раз увидят вдвоем — никакой возможности опровергнуть выдвинутые против него обвинения уже не будет. Он задрожал, когда взглянул на нее; когда она позвала его по имени, он перестал сопротивляться.

Как холодны были ее руки, и как она обнимала его! Единственное, чего недоставало в ее страстных объятиях — теплоты. К тому времени, когда они оторвались друг от друга, Мортон весь дрожал.

— Вы должны зайти в дом. Позвольте мне согреть вас, — сказала Илона своим очень низким чарующим голосом.

— Я… — Мортон не мог убежать от нее.

— Проходите же, — упрашивала она, идя к открытой двери, которая вела из сада в комнату, — раньше ее принято было называть утренней.

Мортон пошел за ней и провалился в еще более глубокий сон, чтобы проснуться утром бледным и больным, чувствуя, как будто провел целую ночь в бесконечном кулачном бою, который он проиграл. У него ушло больше пяти минут на то, чтобы встать, и когда он наконец это сделал, то был сбит с толку как никогда раньше. Он глупо моргал и пялился на чудовищные обои, как будто это могли оказаться древние нерасшифрованные письмена, а не дурно изображенные листья плюща. Постепенно его мысли начали собираться вместе, и каждая добавляла свою лепту к ощущению головокружения, растущему в нем, и заставляла его чувствовать тошноту.

— Надо вставать, — сказал он сам себе и умолк, едва услышав писклявый звук своего голоса. «Боже! — подумал он. — Это уже не аллергия. У меня, должно быть, грипп».

Так вот что это было, решил он, когда наконец вытянул себя из кровати и пробирался ощупью вдоль стены. Он подцепил какой-то вирус, и тот нарушил его восприятие. Да, это все объясняло. В городе имелись проблемы, в этом нет сомнения, но из-за болезни они показались ему более серьезными, чем были на самом деле. В ванной он уставился в зеркало на свое изможденное лицо, затем широко открыл рот в надежде, что сможет увидеть, не красное ли горло. Угол был неправильный, и он ничего не увидел, хотя горло болело и голова гудела. Она начал бриться, изо всех сил стараясь обращаться с бритвой с привычной тщательностью.

На этот раз ему удалось не порезаться, но к тому времени, когда он отложил бритву, руки ощутимо тряслись. Его кости казались бесформенными, как будто были сделаны из студня. Он наклонил голову и дотянулся до зубной щетки. «Еще один час, — сказал он себе. — Еще час, и я уеду отсюда, уеду прочь. Завтра я запишусь на прием к врачу». Он обдумал это, потом решил, что лучше найдет другого врача, не имеющего отношения к Службе. Тогда, если у него что-то серьезное, это не станет известно Брустеру. Когда с зубами было покончено, он начал чувствовать первые признаки удовлетворения.

Клерка с кислым лицом не было за конторкой, и у Мортона ушло какое-то время, чтобы найти его.

— Мне нужно работать, — заявил клерк, выставляя напоказ ручку метлы, чтобы подчеркнуть свои слова.

— Я бы хотел выписаться. — Мортон показал ключ. — Мой багаж в фойе.

Клерк вздохнул, как будто его просили совершить все подвиги Геракла.

— Так вы уезжаете, — сказал он, направляясь к коридору.

— Да, — ответил Мортон, стараясь быть вежливым.

— Собираетесь рассказать этим, из Внутренней налоговой, что Иерихон вылетел в трубу, так ведь? — Его злоба была скорее показной, чем искренней. — Что они с нами сделают?

— Я не знаю, — серьезно ответил Мортон. — Моя работа — инспекция. Решения принимают другие.

Он вытер руки платком, прежде чем просмотрел поданный клерком счет. Все пункты были заполнены неразборчивым мелким почерком.

— Но вы же должны давать рекомендации, — сказал клерк.