Тысяча ликов ночи - Хиггинс Джек - Страница 9

• Предыдущая
• 9/36
• Следующая

– Мне очень жаль, мистер Магеллан, – продолжал он. – Вы были очень добры ко мне, но я поищу себе другую работу. – Он продолжал стоять, теребя в руках кепку. – Я не приду завтра.

Последовала тяжелая тишина, и Мария отвернулась, сдерживая рыдание. Магеллан, не глядя, пытался нащупать для себя опору, его тело словно осело, казалось, сейчас его хватит удар.

Марлоу тут же бросился к старику, поддерживая его сильными руками и бережно опуская на стул.

– Не волнуйтесь так, папа, – сказал он. – Все будет хорошо. Все в конце концов наладится.

Он выпрямился и посмотрел на Джонсона. На его лице, вытесняя страх, начал появляться стыд. И вдруг где-то глубоко внутри у Марлоу поднялась волна страшного неконтролируемого гнева, с которым он не мог справиться. Он бросился вперед, схватил Джонсона за горло и сильно встряхнул его, словно пойманную крысу.

– Ты, грязная маленькая свинья! – завопил он. – Сейчас я задам тебе такую трепку, что ты надолго запомнишь.

Он изо всех сил толкнул Джонсона в прихожую. Тот потерял равновесие и грохнулся на пол. Когда Марлоу бросился к нему, тот уже поднялся на ноги, дрожа от страха, а Мария схватила Марлоу за волосы, повернув назад его голову. Она ударила его по лицу, крикнув:

– Хватит! Не слишком ли много для одного дня?

Когда Марлоу собрался отбросить ее, папа Магеллан, внезапно обретя откуда-то взявшуюся энергию, юркнул в дверь, схватил Джонсона за плечо и вытолкал его наружу.

– Давай, уходи отсюда, ради Бога! Скорей!

Джонсон бросил через плечо испуганный взгляд, проскочил в дверь и исчез в тумане.

Наступила тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Марлоу. Мария уже не плакала. Она раскраснелась, и глаза ее горели.

– Что это с вами такое? – громко спросила она. – Это ваша обычная реакция на насилие? Не можете владеть собой? Хотите, чтобы в один прекрасный день вас повесили?

Марлоу смешался и смотрел на нее сверху вниз. Он проглотил стоявший в горле ком и сказал:

– Когда я был мальчиком, мой отец хотел, чтобы я стал врачом. Он был клерком на небольшом жалованье, и поэтому я, по его убеждению, должен был стать врачом. Я не хотел этого, но мое нежелание не имело значения. Отец бил меня все время, когда я учился в школе, пока в один прекрасный день – мне тогда было семнадцать лет – я не обнаружил, что сильнее его. Я врезал ему в челюсть и ушел из дома.

Дрожащей рукой он пошарил сигареты и продолжал:

– Там, в Маньчжурии, на шахте, куда меня отправили, был один дежурный китайский офицер. Его звали Ли. Маленькое имя для маленького человечка. У него был комплекс по поводу его роста, поэтому он, естественно, возненавидел меня. Он посылал меня работать на самый низкий горизонт, где я стоял по колено в ледяной воде по двенадцать часов в день. Иногда Ли казалось, что я работаю недостаточно прилежно, и он оставлял меня на ночь, когда других поднимали наверх. Мне до сих пор снится все это. Он появлялся среди ночи и кричал на меня, а его голос эхом отдавался в проходах шахты. Иногда он подвешивал меня за руки и тяжело избивал.

Мария тихо плакала, покачивая головой из стороны в сторону.

– Хватит. Пожалуйста, хватит.

Марлоу, не слушая ее, продолжал:

– Так чему же я научился благодаря всему этому? Я объясню вам. Это очень просто. – Он поднял сжатый кулак. – Вот! Вот что уважают! Сапог и кулак. Меня всю жизнь били. Мой отец, капитан Ли, О'Коннор, Моноган – все они одинаковы по своей природе, и со всеми можно сладить только одним способом.

Мария отвернулась, а Магеллан подошел и положил Марлоу руку на плечо. На его лице были написаны горечь и сожаление.

– Я-то знаю, что такое иметь дьявола у себя за плечами, но это единственный враг, с кем ты должен бороться. Больше ни с кем во всем мире.

Марлоу слабо кивнул.

– По-моему, мне как раз теперь нужна ванна, папа. В самый раз.

Он было пошел, но остановился, уже опустив одну ногу на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей наверх.

– И еще одно, папа. Та работа, о которой вы говорили. Если она еще нужна вам, я займусь ей. О'Коннор начинает раздражать меня. Он напоминает одного знакомого мне типа.

Старик заулыбался, его лицо снова ожило.

– Вот и прекрасно, сынок, – сказал он. – Иди и прими ванну, а потом мы с тобой потолкуем.

Марлоу повернулся и начал подниматься по лестнице. Все его тело было налито свинцовой тяжестью. Он было уже начал сожалеть о принятом решении, но дело сделано. И что бы теперь ни случилось, он ни за что на свете не повернет обратно. Будто какая-то неведомая сила схватила его в свои объятия и быстро несла в неизвестном направлении.

Он пожал плечами, на губах появилась легкая улыбка. Он не боялся ни О'Коннора, ни Моногана, ни кого-либо из этой компании. Его улыбка стала еще шире, когда он вошел в ванную комнату. Ему стало почти жаль О'Коннора. Ему предстоят крупные неприятности.

Утро было холодное, но без дождя. Остатки тумана висели над полями позади дома, когда Марлоу переходил через двор к амбару. Он услышал голоса там, внутри, и задержался на пороге, закурив сигарету, прежде чем войти.

Холодный, влажный воздух облепил его, как мокрое покрывало, и он невольно вздрогнул. Помещение было ярко освещено несколькими мощными электрическими дампами, висевшими на проводах. Мария Магеллан и пожилой мужчина были поглощены работой – они грузили ящики и мешки на трехтонный грузовик «Бедфорд», стоявший посередине амбара. Два других грузовика находились в тени поодаль.

– Доброе утро! – быстро обернувшись, поздоровалась Мария, когда Марлоу прошел вперед и попал, в круг света.

– Здесь прямо как в леднике, – ответил он.

Девушка пожала плечами:

– Стены толщиной в три фута. Нам надо как-то хранить фрукты.

Она подошла к стоявшему у стены столу и приподняла с электрической плитки небольшой кофейник.

– Кофе?

Он коротко кивнул и спросил:

– А где ваш отец этим утром?

– В кровати, – состроила гримаску Мария. – Ревматизм, и это ему очень не нравится. У него всегда начинается приступ, когда становится сыро. Хоть запирай его в комнате, чтобы удержать в постели.

Марлоу отпил обжигающе горячего черного кофе и удовлетворенно крякнул, когда тепло разошлось по всему телу. Он кивком указал на грузовик и пожилого мужчину, все еще укладывающего ящики.

– А вы рано начинаете.

– Приходится, если хочешь участвовать в этой игре.

– Вы должны были бы разбудить меня и позвать на помощь.

– О, не беспокойтесь, – ответила она. – Я обязательно сделаю это в следующее утро. Нежно, но настойчиво.

К ним подошел пожилой человек, только что грузивший товар. В узловатых пальцах он держал трубку и кисет с табаком. На нем была грязная вельветовая кепка и старый залатанный пиджак.

– Все, мисс Мария, – сказал он надтреснутым голосом. – Я пошел в оранжерею.

Мария тепло улыбнулась:

– Хорошо, Доби. Завтрак в девять.

Человек уже собрался уйти, но она удержала его:

– О, Доби, познакомьтесь, это Хью Марлоу. Он будет у нас водителем.

Старик посмотрел на Марлоу тусклыми, слезящимися глазами и слегка кивнул. Потом повернулся, зажег трубку и исчез в сером утреннем свете.

– И много от него пользы? – спросил Марлоу. – Он выглядит слишком старым, чтобы выполнять тяжелую работу.

Мария налила себе кружку кофе и пожала плечами:

– Если он перестанет работать, то отправится на тот свет. Такой уж он человек. Кстати, он знает о коммерческом садовом деле больше, чем любой другой, кого я встречала. Без него нам пришлось бы плохо.

Марлоу налил себе еще кофе.

– И все-таки он слишком стар, чтобы таскать на горбу в грузовик мешки картофеля. В следующее утро непременно разбудите меня.

Ее глаза сердито блеснули.

– Не беспокойтесь, мистер Марлоу. Я еще погляжу, как вы отрабатываете свои деньги.

Он осклабился и закурил другую сигарету.

– Отработаю как полагается.

• Предыдущая
• 9/36
• Следующая