Полночь не наступит никогда - Хиггинс Джек - Страница 1

• 1/30
• Следующая

Распахнув дверь и на мгновение задержавшись в проеме, Шавасс понял, что совершил ошибку. Где-то в глубине души у него появилось предчувствие опасности. Это сработал первобытный инстинкт, унаследованный от бретонских предков и присущий всем древним народам, усиленный опытом десяти трудных лет работы в Бюро.

Он нерешительно шагнул вперед, и вдруг темнота наполнилась оглушительным грохотом, а над его головой, освещая сразу все четыре угла маленькой комнатушки, сверкнул огонь.

Йоргенсен, в безукоризненно сшитом смокинге со свежей еще розой в петлице, стоял у окна, слегка расставив ноги. В правой руке он держал револьвер марки «смит-и-вессон» 38-го калибра, направив дуло в пол.

Шавасс опустил руку в карман пиджака за автоматическим «вальтером», понимая, что у него нет ни единого шанса. Йоргенсен, глядя на него, почти с сожалением улыбнулся:

– Опоздал, Пол. На тысячу лет опоздал. – Вспыхнул огонь, вырвав Йоргенсена на мгновение из темноты, – и это было последнее, что увидел Шавасс прежде, чем получил страшный удар в грудь, сбивший его с ног и швырнувший в коридор.

Он ударился о стенку и сполз на пол, хватая ртом воздух. Рядом были слышны голоса и удалявшиеся в темноту шаги, потом в коридоре вспыхнул свет, и Йоргенсен снова появился в дверях.

Шавасс, все еще сжимая в руках «вальтер», попытался поднять его. Йоргенсен ожидал, держа «смит-и-вессон» у бедра, и что-то похожее на жалость снова появилось у него в глазах. «Вальтер» выстрелил, пуля отбила кусок штукатурки футах в трех от Йоргенсена, а потом пистолет как будто сам выскочил из руки. Шавасс издал странный кашляющий звук и рухнул лицом вниз.

Хаммонд поднялся по крутой лестнице и пошел по коридору. Странная тишина царила здесь, как бы отрезая окружающий мир, а единственный звук – легкое гудение динамиков – доносился из комнаты связи. Поднявшись на пару ступенек по лестнице, ведущей другой коридор, он распахнул окрашенную белой краской дверь и вошел в комнату.

Это был небольшой, скромно обставленный кабинет, вдоль стен которого стояли заполненные папками шкафы. Его единственной обитательницей была женщина за пишущей машинкой у дальней двери. Лет тридцати, полная, но, несмотря на большие очки, довольно привлекательная, она перестала печатать и встревоженно взглянула на Хаммонда.

– Ну, как Пол?

– Когда я уходил, он не слишком хорошо выглядел. Сейчас его обследуют.

Женщина посмотрела на холщовый мешок в руках у Хаммонда.

– Это было на нем?

Хаммонд кивнул.

– Да. Шеф хотел посмотреть. Он у себя?

Секретарь щелкнула выключателем на пульте, и сразу же раздался голос:

– В чем дело?

– Пришел полковник Хаммонд, мистер Мэллори.

– Пусть войдет.

Хаммонд вошел в кабинет, осторожно закрыл за собой дверь и остановился. Перед человеком, сидящим за столом, лежала стопка отпечатанных документов, которые он читал, наклонив абажур настольной лампы. С первого взгляда было понятно, что это высокопоставленный чиновник на государственной службе. Все в нем было узнаваемо: прекрасный костюм темно-синего цвета, купленный на Сэвил-роу, галстук выпускника старого Итона, серебряная седина в волосах. Но, посмотрев на Мэллори, Хаммонд ощутил легкий шок, встретившись с холодным взглядом серых глаз, и странное, необъяснимое чувство, как будто он снова стал юным офицером Сандхерста, стоящим навытяжку перед начальством, охватило его.

– Ну, что ж, давайте посмотрим.

Хаммонд быстро шагнул вперед, раскрыл мешок, и в неярком свете лампы блеснула нейлоном куртка без рукавов.

– Это его пуленепробиваемый жилет? – поинтересовался Мэллори.

– Да, сэр. Производство «Уилкинсон Суорд и К°». Их делают из хорошей гибкой брони.

Мэллори взвесил жилет в руках.

– Он тяжелее, чем я ожидал.

– Шестнадцать фунтов. Нейлон и титан. Пуля 44-го калибра, выпущенная с близкого расстояния, не пробивает его.

– Пол был ранен такой пулей?

Хаммонд кивнул:

– "Смит-и-вессон", 38-й калибр.

– Как он себя чувствует?

– Сильная одышка. И кровоподтеки еще останутся недели на две.

– Как я понял, он потерял сознание.

Полковник мрачно кивнул.

– Боюсь, что так. Честно говоря, я бы сказал, что он вообще чувствовал себя неважно, да и нервы у него расшатаны до предела. Йоргенсен думал, он и пяти минут не выдержит в деле.

Мэллори сердито хмыкнул и вскочил на ноги. Затем закурил, подошел к окну и остановился, глядя в темноту.

– Такое может случиться с каждым из нас, сэр, – сказал Хаммонд. – И, насколько я знаю, он сам неофициально напросился участвовать в этом Албанском деле.

Мэллори кивнул.

– Да, это так, хотя результат был для нас очень важен.

– Что же там произошло, сэр?

– Последний раз я посылал Шавасса в Албанию установить контакт с теми, кто еще поддерживал там партию Свободы. Ему пришлось туго. Едва выкарабкался, и я дал ему отпуск. Там у нас была девушка в отделе S2 в Риме – Франческа Минетти. Отец – итальянец, мать – албанка. Она уговорила Шавасса переправить ее из небольшого итальянского порта Матано в Албанию. О ней говорить не будем, но Шавасс попался на удочку.

– Он сошел с ума!

– Не было причин не верить ей. Она ведь работала в Бюро уже несколько лет. Я сам назначал ее. Она всех нас обманула.

– Вероятно, двойной агент?

– Вот именно. Поэтому албанцам было достаточно легко добраться до Шавасса, и это им почти удалось.

– Что с девушкой?

– О, она получила, что положено, но до этого сумела пырнуть его ножом. Чуть не прикончила.

– Было расследование?

Мэллори покачал головой.

– Нет, в своем доме мы и сами можем навести порядок. Обещаю, что никаких Минетти больше не будет. – Он тяжело вздохнул и стряхнул пепел в пепельницу на столе. – А Шавасса жаль. Самый способный агент в отделе, который я возглавляю вот уже пятнадцать лет. Я даже лелеял надежду, что он проживет достаточно долго, чтобы занять мое место, когда придет время.

– Извините, сэр. Я этого не знал, – ответил Хаммонд.

Мэллори подошел к шкафу, плеснул себе виски.

– Впервые я столкнулся с ним в 1955-м. Он был тогда преподавателем в университете – доктор филологии, современные языки.

Сестра его друга вышла замуж за чеха. После войны ее муж умер.

Она хотела вернуться в Англию, но коммунисты не выпустили ее из страны.

– И Шавасс решил ей помочь?

Мэллори вернулся к столу.

– Наше правительство помочь не могло, а так как Шавасс владел языком, он решил действовать неофициально.

– Наверное, было очень трудно, особенно для новичка.

– Как ему удалось, не знаю, но удалось. Он лежал в госпитале в Вене, где приходил в себя после ранения, и я решил взглянуть на него. Самое интересное в нем, наверное, то, что он называет «чувство языка». Вы же знаете, как некоторые люди запоминают кубические корни или всю жизнь помнят то, что когда-то прочли. Вот так и у Шавасса блестящие способности к изучению языков. Впитывает их как губка, без всяких усилии.

– И он стал работать в Бюро?

– Не сразу. Сначала это его не заинтересовало. В следующем семестре он вернулся в университет. Как раз на рождественских каникулах он зашел узнать, остается ли в силе мое предложение.

– Он пояснил, почему передумал?

– В этом не было нужды.

Мэллори взял из ящика слоновой кости еще одну турецкую сигарету, аккуратно вставил ее в мундштук из жадеита, его единственное пристрастие.

– У Пола есть все, что необходимо хорошему агенту: чутье, изобретательность, блестящий ум, здравый смысл, а это не часто встречается. К тому же у него есть готовность убивать – качество, которое отсутствует у многих, заставляя колебаться даже в очень трудной ситуации.

– Поэтому он решил, что ему нужна более активная жизнь.

• 1/30
• Следующая