Гнев Божий - Хиггинс Джек - Страница 40

• Предыдущая
• 40/48
• Следующая

— Опять ты о нем забыл, — укоризненно произнес он, покачав головой. — Вот что женщины делают с мужчиной, Киф. Это начало конца.

— Точно, — ответил я, принимая от него одеяло. — Только смотря какого.

Он улыбнулся.

— У тебя снова разжижение мозгов? Это понятно. И часто ты ищешь приключений на свою голову? — улыбнувшись, спросил Ван Хорн.

Я пожал плечами.

— Ты ведь знаешь, как это случается, — ответил я, продолжая растираться одеялом.

Ван Хорн поднес зажженную спичку к сигаре.

— Не знаю.

— Не люблю, когда на меня давят и припирают к стенке такие люди, как Юрадо. Тогда меня не сдержать. Возможно, виной тому мой маленький рост.

— Это я уже успел заметить, — с иронией в голосе заметил Ван Хорн.

Я надел рубашку и, подняв с земли брюки, нашел в их кармане смятую пачку сигарет «Артистас».

— О чем хотел со мной поговорить?

Он, как мне показалось, был удивлен вопросом.

— Как о чем? О завтрашнем дне, конечно. О чем же еще?

— Ты еще не отказался от этой бредовой идеи с прогулкой по городишку?

— Как я и сказал, в половине десятого я выйду из церкви, чтобы открыть ход. Тут и явится де Ла Плата, чтобы мне воспрепятствовать.

— С парой дюжин вооруженных всадников. Не меньше.

— И попадут в западню. Сейчас я тебе объясню.

Подобрав с земли палку, Ван Хорн принялся чертить по влажному песку.

— Я буду находиться у церкви с тележкой Морено, на которую водружу Святого Мартина из Порреса. У меня при себе будет «томпсон» и пара-тройка ручных гранат.

Интересно, подумал я, какие еще хитрости придумал Ван Хорн. Его план начинал напоминать мне одну из сотен подобных операций, разработанных и проведенных мною в те долгие мрачные годы.

— Где будет Янош?

— В звоннице, где и вчера. С еще одним «томпсоном». Ты будешь с другой стороны площади, — сказал он и ткнул палкой в точку на своем плане. — В этом месте есть заброшенная полуразвалившаяся конюшня. Я в ней сегодня был и под старым тюфяком, что лежит в правом углу сеновала, оставил «винчестер» и три гранаты.

— А как место боя?

— Лучшего не придумать. От конюшни до церкви сорок ярдов. Сам измерил шагами. Из окна сеновала ты не сможешь промахнуться. Де Ла Плата со своей бандой попадут под перекрестный огонь.

Я мысленно провернул операцию, но изъянов в плане Ван Хорна так и не смог отыскать. Полной уверенности также не было, потому как в этой жизни почти всегда случается что-нибудь непредвиденное.

— Всего один момент, — сказал я. — Получается, что я буду вести огонь в твоем направлении. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Сын мой, я так быстро скроюсь обратно в церкви, что ты и не заметишь.

Я поразился такому легкомыслию Ван Хорна.

— Забавно, — заметил я. — Но мы с Яношем в звоннице уже пережили несколько неприятных минут, когда ты стоял за кафедрой и бросал вызов де Ла Плата. Нам тогда показалось, что ты с головой ушел в свою роль.

На лице Ван Хорна появилось изумление, и он сдержанно засмеялся.

— Так оно и было, Киф. На все сто процентов.

Его упрямство меня начинало бесить, и я уже был готов сорваться, но тут из-за деревьев, словно серый призрак, появился Начита. Хотя он, как всегда, был невозмутим, я все же понял: что-то произошло.

— Что случилось?

— У нас гость, сеньор, — произнес он и, обращаясь к Ван Хорну, добавил: — К вам, святой отец. Сеньорита де Ла Плата.

Это была настоящая ночь сюрпризов.

Она стояла в тени, держа за поводья лошадь. Ее лица разглядеть было невозможно, но по первым же ее словам я понял, что она спокойна.

— Простите меня, святой отец, но мне необходимо с вами переговорить. В гостинице я встретила сеньора Яноша, и он сказал, что вы, должно быть, здесь.

Ван Хорн взял из ее рук поводья и передал их Начите.

— Чем могу помочь?

Когда она вновь заговорила, голос ее был по-прежнему спокоен:

— Святой отец, могу сказать, что я достаточно хорошо знаю своего брата. Завтра утром в час, обозначенный вами, он со своими людьми явится к церкви. Если они застанут вас там, он вас убьет. Это ясно как день.

Ван Хорн взял ее ладони в свои и хотел было что-то сказать в ответ, но Чела вдруг вся задрожала и, словно ища защиты, уткнулась ему в грудь.

— Помогите, святой отец! Ради Бога, помогите мне. Я уже не в силах это все вынести.

Ван Хорн бросил на нас взгляд, в нерешительности помялся, а затем повел девушку в палатку.

Из палатки некоторое время слышались сдавленные рыдания. Затем они прекратились, и до нас стали долетать приглушенные голоса. Не желая быть невольными свидетелями чужого разговора, мы подсели к костру и стали молча потягивать горький кофе, сваренный Викторией.

Прошло, должно быть, не менее получаса, прежде чем полог палатки откинулся и из нее появилась сначала Чела де Ла Плата, а за ней Ван Хорн. Чела, явно стараясь избежать моего взгляда, поспешила к дереву, к которому Начита привязал ее лошадь.

Ван Хорн направился за ней. Девушка резко обернулась и попросила у него благословения. Он с готовностью поднял руку с тремя сомкнутыми пальцами и перекрестил Челу.

— Хвала Всемогущему Господу, Отцу и Сыну и Святому Духу! — четко прозвучали по-латыни в ночном воздухе слова Ван Хорна.

Взобравшись на лошадь, Чела пустила ее в галоп. Ван Хорн некоторое время смотрел ей вслед.

Я направился к нему, но не успел открыть рта, как он опередил меня:

— Надеюсь, ты и Янош сможете прийти завтра к девяти утра. На всякий случай. До этого встречаться нам не следует.

Он хотел было уйти, но я придержал его за рукав.

— Подожди. Что это все значило?

— Ты сам слышал, она приехала сюда, чтобы предупредить об опасности.

— Я имел в виду не это, а то, что вы делали там, в палатке.

— У нее накопилось много невысказанного. Она давно не разговаривала со священником. Только и всего.

— Уж не хочешь ли сказать, что ты исповедовал ее?

Ван Хорн, повернувшись, схватил меня за рубашку и уставился на меня:

— Это тебя удивляет, Киф? А что я, по-твоему, должен был делать? Отказать ей?

Я видел, какие страдания причиняли ему мои назойливые расспросы.

Оттолкнув меня, он взревел:

— Что в этом странного? Завтра в половине десятого мы все можем оказаться мертвецами.

Я стоял и молча наблюдал, как его фигура удаляется от нас, все больше растворяясь в лунном свете. Меня вдруг охватило такое горькое чувство одиночества, какого, наверное, я еще ни разу не испытывал. Хотя нет, не совсем так, нечто подобное уже было. Правда, давно... Мне вспомнилась площадь в Драмдуне, поливаемая дождем, и лежащее передо мною тело убитого брата.

Я залез в палатку, лег на одеяла и уставился глазами в темноту. Вскоре пришла Виктория и принесла мне теплого питья, похоже, с какими-то снотворными снадобьями, потому как, выпив его, я через несколько минут забылся в глубоком сне.

Я проснулся под легкую барабанную дробь дождя. Сквозь старую брезентовую ткань палатки внутрь струился сероватый свет наступившего утра. Уставившись взглядом на верхний конец шеста, подпирающего палатку, я некоторое время пролежал, нежась на одеялах, а затем попытался вытянуть руки, но не смог. Что-то мне мешало.

На какое-то время мне показалось, что это сон, но когда, неистово дернув ногой, я не смог и ее освободить, мне стало понятно, что я не сплю и лежу в палатке, повязанный по рукам и ногам. Я было хотел закричать, но в этот момент брезентовый полог откинулся, и в палатку вошел Начита. Подойдя ближе, он с серьезным лицом склонился надо мной.

— Где она? — решительным голосом спросил я.

— Собирает хворост у водопада, сеньор.

Я сделал попытку подняться, но Начита закачал головой:

— Сегодня утром вы не пойдете в Мойяду. Она этого не допустит.

С трудом подавив в себе раздражение, я спросил:

• Предыдущая
• 40/48
• Следующая