Заклятье красных свечей - Щербинин Дмитрий Владимирович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/16
• Следующая

Отец подбежал к калитке, и начал возиться с ключом. Он бормотал:

— У-у, чёрт, не поддаётся…

Мать страшно выпучила на него полные слёз глаза, и шипела:

— Нет, ну ты думал, что покупаешь?! Ведь ты ездил сюда! Проверял!

— Проверял, — подтвердил отец. — Но тогда мне всё иным показалось…

А в действительности было так. За неделю до описываемых событий он встретился с внуком покойного владельца этого дома. Этот внук так зарос волосами, что трудно было определить его возраст. Внук почти не разговаривал, а когда, всё-таки раскрывал рот, то издавал гулкие, невразумительные звуки. Общался внук посредством жестикуляции. И это заросшее волосами существо напоило отца каким-то зеленоватым пойлом. И от этого пойла отец всё видел тогда в радушном свете. Так ему показалось, что дом — это настоящий дворец, и окружает его королевский сад. Сделка состоялась: волосатый получил деньги, а отец ступил во владение.

Но, конечно, отец ничего не рассказывал об пойле жене. Ведь тогда не миновать обвинений в алкоголизме. Вот и теперь он не сознался.

Отец продолжал возиться с замком, и тут громко и пронзительно, словно живое существо, скрипнуло в лесу дерево.

— Прошу тебя, быстрее! — жена даже вцепилась своему супругу в плечи.

И тогда отец с такой силой дёрнул ключ, что ключ переломился. Но и в замке что-то хрустнуло, и дверь открылся. Все они вбежали в сад, и по невысоким, вытянутым ступеням поспешили вверх, к дому.

— Смотрите, там памятник, — сказал Миша.

В нескольких метрах от дорожки, среди кустов действительно стоял памятник. Это было высеченное из чёрного камня изваяние демона, с исключительно злобной мордой. Возле демона на холмике лежала плита, на которой ещё можно было различить рунические знаки. Но самым поразительным было то, что плита раскололась, и из трещин вырвались ярко-алые розы. В окружающем зловещем сумраке их лепестки казались пятнами крови.

И мать ещё раз возопила:

— И на что же ты смотрел?! Как здесь жить можно! Это же кладбище!

— Да, ладно тебе… — отец так больше ничего и не смог сказать.

А им не оставалось ничего иного, как идти дальше.

Внутри дом оказался чрезвычайно запылённым, а в углах накопилось много тёмной паутины. Но никакого мусора, наподобие пустых консервных банок или же бутылок — не было. Когда они переступили порог, то им показалось, что они сразу попали в какую-то далёкую, мрачную эпоху. Внутри дома нависла тишина, и им страшно было нарушать эту тишину. Казалось, что, если произнесёшь хоть слово, как сразу же проснётся нечто жуткое.

Но нельзя было век стоять у порога, и напряжённо вслушиваться. И первым решился нарушить тишину отец. Он сказал громко:

— Ну, вот мы и дома!

Голос его пронёсся по пустынным комнатам, и отразился искажённым, гулким эхом. И тут же резко распахнулись створки в массивных часах, которые висели над камином. Мать пронзительно вскрикнула.

Вовсе не кукушка выскочила из часов, а маленький череп, на пружине. Череп начал щёлкать зубами, и каждый щелчок обозначал час. У черепа имелись глаза, и это было в нём самым жутким. Выпученные, красные и живые глаза. Эти глаза смотрели на пришедших, и в них читалась жгучая ненависть.

— Убери их! Убери! — взмолилась мать, и, всхлипывая, уткнулась своему супругу в плечо.

— Обязательно уберу, — пообещал отец.

Довольно много времени отец потратил на попытки отвинтить часы от стены. За это время ещё два раза вырывался из их чёрных недр череп, и отщёлкивал челюстями всё более позднее время. Но, оказалось, что часы были буквально влиты внутрь стены. Единственное, чего добился отец: это пробуравил в стене под часами небольшое отверстие. Из отверстия этого посыпалась красноватая пыль, и продолжала сыпаться до тех пор, пока отверстие не залепили скотчем.

И тогда отец сказал матери:

— Когда в следующий раз этот череп выскочит, я его просто молотком прихлопну.

— Нет, пожалуйста, не надо, — взмолилась она.

— Почему это?

— Если ты это сделаешь, что-то страшное случится.

И отец, как ни странно, сразу согласился.

Уже темнело. Небо затянуло тучами, так что ночь обещала быть беззвёздной, чёрной.

На их счастье электричество работало, так что мать без особых проблем приготовила ужин. Но готовила она, конечно, в привезённой из города посуде. Ведь никак нельзя было доверять тем ржавым посудинам, которые нашлись на кухоньке. Также и ели из Московских, свеженьких тарелок.

И вот ужин закончен. Отец сказал:

— Что же: время уже позднее. Дети, пора вам спать.

И, как только он это сказал, мутная электрическая лампа под потолком замигала и потухла. И сразу стало черным-черно. Даже поднесённой к лицу руки не было видно.

И стали слышны шорохи. Они доносились снаружи, из подступавшего к дому сада. Совсем негромкими они были, но было их так много, что сливались они в единую, жуткую симфонию. От симфонии этой, несмотря на духоту, дрожь пробирала. Казалось, что — это чуждые человеку существа переговариваются, и приближаются к ним.

— Мне страшно, — прошептала Таня, и, по голосу можно было определить, что ей действительно страшно.

Впрочем, и всем остальным тоже было страшно.

Миша полез в карман за зажигалкой, и почувствовал, что рука его дрожит, и почти не слушается его. С большим трудом он всё-таки достал зажигалку, щёлкнул ей.

Робкий, жёлтовато-синий огонёк высветил сидящих за столом.

— Господи, а это кто?! — страшным голосом взвизгнула мать, и из всех сил впилась в руку своего супруга.

Во главе стола, там, где прежде никого не было, сидела некая тёмная фигура. Густые седые волосы закрывали лицо, волосы ниспадали до самого стола. Одежда у этого существа была бесформенной, и шевелилась. А ещё все они увидели запястья. Это был очень худые и вытянутые запястья. Черные узлы вздувались и пульсировали на них. Длинные, жёлтые когти изгибались сабельными дугами.

Мишина рука задрожала больше прежнего, и он выронил зажигалку. Последнее, что он успел заметить — это то, что фигура начинает подниматься. А потом стало черно.

— Я выронил зажигалку! — крикнул Миша. — Я ничего не вижу! Где вы?! Где вы?!

— Подними зажигалку! — услышал он Танин голос.

Но голос его сестры пришёл издали, словно бы теперь их разделяла стена. Мальчик испугался, что теперь между ними действительно появилась стена. И вот он выставил перед собой руки, и врезался в нечто горячее.

Это нечто сразу крепко схватило его.

— А! — громко вскрикнул Миша.

— Не бойся, это я, — раздался Танин голос.

И Миша понял, что сестра тоже протянула навстречу ему руки, и они встретились над столом.

Тогда Миша сказал:

— Отпусти одну мою руку, но вторую — держи крепко-накрепко, я сейчас под стол нагнусь, попытаюсь зажигалку на полу нашарить…

Он нагнулся, начал шарить по шершавому полу рукой, и тут услышал шаги. Это были размеренные, тяжёлые шаги. Кто-то или что-то приближалось к нему. На Мишином лбу выступила испарина, он не мог себя заставить пошевелить ногой. Не своим голосом выкрикнул:

— Кто здесь?!

И сразу же раздался голос отца:

— Это я. Взял свечи, и, если ты найдёшь зажигалку, то мы сможем их зажечь.

Всё бы хорошо, да вот только шаги, которые слышал Миша, приближались к нему с противоположной от голоса его отца стороны. Он ухватился за последнюю надежду: может, это мама идёт. И он выдохнул:

— А мама где?

Но надежда не оправдалась. Отец ответил:

— Здесь, рядом со мной. Вцепилась в меня. А вот ты где? Никак найти тебя не могу…

Миша хотел что-то ответить, но язык уже не слушался его. Шаги неведомого существа прекратились буквально на расстоянии вытянутой руки от него. Мальчик почувствовал, как волосы на его голове дыбом встают.

Его рука очень сильно задрожала и дёрнулась. И тут Миша нашарил зажигалку. Схватил её, резко выпрямился, и громко выкрикнул:

• Предыдущая
• 2/16
• Следующая