Аз Бога Ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 56
- Предыдущая
- 56/131
- Следующая
– Беда в Руси! Изрочили князя Святослава!
– Ой, – испугалась она. – Молчи! Услышат Гои или моя Кикимора – молву разнесут... Стало быть, к Валдаю?
– Княгиня послала.
– Знавала я княгиню, строга она, спесива. Чуть что не так – со свету сживет... – И вдруг предложила: – Ну да ступай в хоромы мои. Утро вечера мудренее, что-нибудь придумаем.
Делать нечего, пришлось войти в старухино жилище. А там уже и стол накрыт: на белой скатерти такие яства, которых и князья не каждый день вкушают. А слуги все несут и несут – молочные поросята с ядреным хреном, грудинка с чесноком, похлебка заячья, расстегаи и пироги – с птицей, с рыбой, с рыбьим брюшком. Был тут и мед, и пиво, и солод с квасом, и травяной настой, бодрящий дух и тело, однако Аббай к столу не сел, примостился у порога.
– Не стесняйся, батюшка, отведай нашей пищи скудной, – предлагала старуха. – Перед дальней дорогой след тебе поесть добром. Не обессудь, что уж есть...
Баней смущала она чародея, а теперь и пищей искушала, да где ей было знать, что рохданиты питались сухой коркой, рыбцом и молитвами? И так, и эдак уговаривала его старуха – отказался Аббай. И тогда она покликала Гоя-гусляра, и тот, желая ублажить гостя, заиграл весело и самозабвенно. Однако чародей вмиг услышал коварство звуков – поклонило его в сон!
– Не время тешить слух, когда в Руси беда, – заметил он.
– Да уж, батюшка, – согласилась старуха. – И то правда... Не знаю, чем и угодить тебе, а угодить бы надо. Не то замолвил бы за меня словечко перед Великим Валдаем. Стара я стала, на покой хочу – не отпускает... Чем и подивить тебя – ума не приложу. От бани отказался, не ешь, не пьешь...
– Вот если бы ты чудом подивила, – будто невзначай обронил чародей. – До них я большой охотник.
– Чудом? – затужила старуха. – Какие у нас тут чудеса... В ухе в тебя Знак Рода, ты бога ведаешь. А есть ли на земле что-либо чудесней этого? Мы же, сирые, на Пути живем и рыбам платим дань, и птицам всяким. О чудесах и не слыхали... Ну, разве что есть у меня Кикимора...
– Видел я Кикимор...
Тут Гой-гусляр вдруг встрепенулся и сказал:
– Однажды я рыбачил и рыбку добыл! Не простая рыбка – золотая!
– И это я слыхал, – отмахнулся чародей.
– Эй ты, безмудрый! – одернула старуха Гоя. – Прикуси язык.
Тот прикусил было, но вспомнил:
– А отчего море ныне волнуется? Ветра нет, а буря? И черный снег идет! Это ли не чудо?
Старуха батогом его огрела и заругалась, выталкивая.
– Про чудо спрашивает, дурень! А буря всякий раз, как только черная сила к Чертогам приблизится! Это ли невидаль, безмозглый? Сама природа отторгает мрак, вот и занепогодило! Изыди и не являйся мне более!
Изгнав Гоя, она заперла дверь и повинилась за него:
– Не обессудь уж, батюшка. На гуслях играет хорошо, потому и держу при себе... А чудо? Вот если бы ты в каменную вежу вошел, там бы позрел на чудо, подивился.
– Чему же там дивиться? – спросил Аббай.
– Мне-то нет туда хода, а кто бывал, говорят, полная вежа всяческих чудес. В подземелье так камнерезы есть. Берут мертвый камень и делают живым. Вот, посмотри на мои запястья!
Она показала руки, но вьюны-запястья шевельнулись и спрятались в рукава.
– Занятно, – проронил Аббай. – Да подобных прелестей я видывал много на реке Ганга. Там не только из камня, но и из мертвой кости делают живые. А ты, бабушка, в кости не играешь?
– Где нам? – отмахнулась она. – И не слыхали про такую игру... Да уж, батюшка, не удивить тебя, если ты в самой Индии бывал... А злато – кузнецов ты видывал наших?
Аббай слегка оживился.
– Что они куют, твои кузнецы?
– Много чего. Они повыше камнерезов сидят, знать, к богам поближе. Возьмут огонь от Ра, и по лучам к ним золото течет. Как натечет довольно, тут кузнецы тонкую нить выковывают и узорочья плетут. Нам, темным Гоям, мнится – чудо!
– И это я позрел у арапов, – признался чародей. – А кто выше кузнецов сидит?
– Выше-то? А выше – божьи холопы, – потеряла интерес старуха. – Зовут их Правь. Мы вот на земле сидим, Пути бережем, дань платим – они там в поднебесье в безделии и неге. А мы ведь сутью-то одинаковы. Сам посуди, батюшка, справедливо ли устроено?
– Да уж, не справедливо, – поддержал Аббай, однако встрял гусляр: выбитый старухой из терема, он пробрался через окно и, прячась, подслушивал.
– Полно вам горевать! – сказал Гой. – Я тебе, баба старая, давно сказал: жизнь наша благодать, если богов не судить, не искать лучшей доли и принимать свой рок.
– Это голос мудреца! – заметил чародей. – Скажи-ка мне, рассудный, бывал ли ты у Прави?
– Бывал, как же не бывал, – вздохнул гусляр. – Да что толку? Был безмозглый, а стал еще дурней. Живу уж триста лет, но рока своего не изведал. Иной раз думаю – кто я? Куда иду, зачем?.. Увы, тьма перед очами. А ведь ока только два! А там, у Прави, недавно дева приблудилась. Вот уж мудра! Все зрит, все ведает и знает, что ни спроси.
– Уж так и все! – заспорила старуха и дернула Гоя за хохол. – Сколь было говорено – не встревай, когда я речь веду с достойным гостем. Позри, у него вон серьга! Знак Рода! Не то что мы с тобой...
– Всю жизнь молчу, – обиделся гусляр. – Только петь дозволяешь, а мне иногда слово сказать хочется. А дева эта вещая, ей-ей!
Старуха стала утешать рохданита:
– Не серчай, батюшка. Этот Гой сболтнет лишку, но так он добрый молодец.
– Между тем еще она красна и лепа! – опять вмешался гусляр. – Однажды невзначай я поднялся в Белую Вежу на самый верх, а там она! А из очей – слезы...
Старуха опять схватила батог – и по бокам Гоя.
– Сколь было говорено – не смей ходить на самый верх! Смотри, что выдумал – слезы! Правь никогда не плачет. Чего ей плакать-то от вольготной жизни? Это мы горе мыкаем да ревьмя ревем...
– Ну-ну, продолжай, – вдохновил рохданит гусляра. – Это мне интересно слушать!
– Ох, батюшка, не слушай Гоя, – заохала старуха. – Наврет с три короба и оком не моргнет. Ведь он гусляр-сказитель, а они, бывает, такого напоют – со стыда сгоришь.
– Дай же мне молодца послушать! – взмолился чародей. – И я не слышал, чтобы Правь слезы лила!
Гусляр воспрял, глаза загорелись.
– Сидит и плачет! Я спрашиваю, чего ты слезы льешь, пресветлая девица? Да есть ли на свете такое горе, что могло бы омрачить твою прелесть? Она мне отвечает: «Да как же мне не плакать, добрый молодец? Посмотри, как кровоточат мои ноги!» – и показала мне босые ступни... Позрел я, и душа перевернулась. А дева мне: «Ах, славный Гой! Ах, сердечный юноша! Ах, красный молодец! У меня душа изъязвлена еще сильнее, чем ноги. Ведь Путь мой острее ножа, едучей соли. Вижу я, ты Гой мудрый и лекарь сведомый. Так поврачуй мне ступни и душу». Вот как!
– Где же такой Путь? – оживленно спросил чародей. – И куда он ведет?
– Да нигде! – засмеялся гусляр. – В том-то и дело!
– Как нигде?
– Нигде, это значит, между землей и небом... Да в этом ли суть? Ведь душа изранена, ноги вкровь изрезаны!.. Я деве говорю: «Права ты, молодица, я лекарь знатный и могу язвы лечить, душу врачевать. Бывало, саму богиню Мокошь пользовал!»
– Ой, не ври-то! – вмешалась старуха. – Будет гостя обманывать!
– Ужель ты не знаешь? А когда Мокошь на борону наступила и ногу поранила – кто лечил?.. То-то! Дева на меня посмотрела и молвила с радостью: «Пригож ты, молодец, и люб мне. Излечишь раны и замуж позовешь – не откажу».
– Врет как сивый мерин! – возмутилась старуха. – Придумал все! Я хоть в веже не была, но видела эту деву. Горда и крутонравна. И более ничего. На что ей такой остолоп и олух? Знатный лекарь!
– Известно, не знатный, – согласился гусляр. – И вовсе уж не врач. Придумал... Но моей вины нет! Я взглянул на нее, а уста сами заговорили-запели. С уст-то какой спрос!.. Потому я не стал пользовать деву, а сказал, что она сильнее меня, потому что живет в самом поднебесье Белой Вежи. Оттуда же есть прямой путь на тропу Траяна. Говорю, открой вон дверцу и ступай. А на тропе Траяна есть трава такая, поброди по ней босой, и все вмиг заживет. А чтобы душу врачевать, следует лечь на тропе и запах цветов вдыхать. Только глаза закрыть, чтобы целебный дух через очи не стек обратно в цветы. Так вот и научил ее... А дева мне сказала...
- Предыдущая
- 56/131
- Следующая
