Аз Бога Ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 49
- Предыдущая
- 49/131
- Следующая
– Мне жаль тебя, изгой, – промолвил гость. – А Одину воздам, ступай же с миром.
Свенальд сошел на берег, и в тот же час корабль отвалил с попутным ветром. И скоро угас за далью, как угасает день, потом и вовсе растворился. Наемник старый, проводив судно, до темна еще бродил вдоль Боричева взвоза, но более уже не нюхал кораблей, не слушал чужих наречий. Его рок безродности был тяжелым, как палица, и так же разил до смерти. Не переломить лук стрелой, плетью обуха не перебить, а из дорожной пыли не испечь хлебов – все будет камень...
Уж в сумерках Свенальд поднялся в город, с оглядкой постучался в ворота своего двора. Отворила ему старуха-служанка, поклонилась.
– Ах, батюшко Свенальд! Дружина твоя к полудню возвратилась, а тебя нет и нет...
– Притомился я.
– Чай, баню истопить?
– Я после брани не моюсь! – отчего-то разозлился Свенальд. – След бы запомнить...
– Почто же, батюшко? – смутилась старуха. – Хоть пыль бы смыл, да пот... Да кровь-то – эвон!
– Поди прочь, старая дура! – прикрикнул он. – Полсотни лет учу тебя, учу – все проку нет!
– Ой, батюшко! Забылась я...
– Забылась... – проворчал. – Да постарела ты! Ума уже не стало!
Кровь супостата была не грязь, а суть спасительная сила. Брызгая и плескаясь на доспехи и одежды в тесной битве, горячая, насыщенная жизнью, она впитывалась и врастала в тело, давая жизнь и силу. Чем более проливалось ее на витязя – тем дольше жизнь продлялась, и потому Свенальд так долго жил на свете. Только в Руси вот уже сотню лет, а пришел сюда с Руриком уже матерым.
Он достал монету, позрел на голову царя чужого и подал служанке, сдобрился – привык к безмудрой девке: по летам-то она младше вдвое...
– Покличь мне слепого купца. Скажи, я пришел.
Довольная подарком, старуха зашептала:
– Сдается, не слепой он! На торжище позрела...
– Зови, старуха! – прикрикнул Свенальд. – Мне недосуг слушать твои речи.
– В сей миг! – она засуетилась. – Испей покуда кваску, али пива – все поспело...
– Допрежь коня поставлю в стойло. Поэтому купца пришли в конюшню.
Служанка убежала, а он своей рукою расседлал коня и железной щеткой стал чистить шерсть. Белый конь был в крови и соли, все это высохло, спеклось – корою взялся конь, как древо. Однако под железом и кровь, и соль – все обратилось в пыль и облетело наземь. Се было худо, если человечья кровь врастала в лошадь. Не силу конскую давала, а человечий разум, и тогда верный боевой товарищ взвивался на дыбы, стонал, хрипел и плакал, не желая нести витязя в самую гущу битвы, а бывало, и с ума сходил...
Волосяной щеткой он выгладил и выласкал коня от губ до хвоста, от холки до копыт. И когда шерсть стала мягче шелка, он костяным гребнем расчесал буйную гриву, распутал челку и принялся вытряхивать и рвать из недр хвоста репьи, собранные с разных земель. В тот час на Свенальдов двор тенью проскочил слепой купец. Белками двигая, он вытянул руки.
– Ты где, Свенальд?
– Поди сюда... слепой.
Тот приблизился на голос, взмахнул седой бородой – будто поклонился, но не согнул спины.
– Имеешь что-то сказать мне, храбрый витязь?
Свенальд раздирал хвост – сколько же репья по русским землям! Каким путем ни поезжай – везде пристанет и незаметно врастет в плоть, как кровь супостата, но не долголетье принесет, а суть насмешку, коль спутает, что конский хвост, что человеческий разум...
– След получить с тебя, купец.
– А справил службу? – ласково спросил слепой. – За княжью голову ты получил сполна. Но кто мне докажет, что князь Мал женился на княгине Ольге? Ведь уговор был – сочтемся после свадьбы.
– Свадьбе не бывать, – выпутывая репейник, пробурчал Свенальд. – Но желая сотворить ее, я понес урон.
– Мы платим по Итогу, – тихо засмеялся слепой. – А ты не выдал замуж красну девицу...
Репейник прошлых лет так набился в хвост, что уже не расчесать. Похоже, судьба этому коню со спутанным хвостом уйти в могилу.
– Я вел счет урону, – не слушая слепого, сказал старый наемник. – Сын Лют по хитрости княгини отправлен неведомо куда и, верно, сгинул. А с ним было дружины пять сот. За Люта – меру злата. За дружину – на весь меч.
– Но уговор был!
Свенальд оставил хвост и жесткой рукой схватил бороду купца: мягкая борода, расчесана, ухожена, без сора и репьев.
– Урон понес, когда служил тебе! Плати! Принес ли злато? – он приподнял купца, оторвал от земли. – Что, слепошарый? По тяжести твоей, должно, принес... По уговору за урон воздашь!
– Пойдем в мою лавчонку, – заворковал слепой. – Там и воздам. С собой мало злата, один кошель...
– Нет, долгогривый пес! Здесь нанимал меня – здесь и желаю получить.
– Так отпусти! Я заплачу сполна, хоть условились мы по итогу...
– Плати в сей же миг!
Трясущейся рукой слепой достал из-под плаща кошель тяжелый и меру – кубок для игры в кости. И зазвенело злато! Однако же Свенальд сорвал с головы шлем – то был единственный случай, когда он обнажил голову и лоб с клеймом.
– Вот моя мера! Ты ее знаешь!
– Ей-ей, разоришь меня! – заохал слепой, в шлем всыпая золото. – Разве это шлем? Это же пивной котел! Ума не приложу, зачем наемному витязю иметь такую великую голову, как у Сократа? И малой достаточно, чтобы махать мечом...
– Теперь отвесь за Лютову дружину, – невзирая на ропот гостя, сказал Свенальд и соорудил безмен: подвесил на плетке дротик, к наконечнику привязал меч, к тупому концу – пустой кошель. Слепой достал еще кошель, поболе первого, насыпал золота, не обронив ни одной монеты, но меч перетянул.
– Сыпь еще!
– Мой безмен показал меру! – заспорил гость. – Мне давно известно, сколько весит твой меч. Я трижды взвешивал!
– А ты позри на мой! Он показывает – мало.
Слепой ощупал дротик и, меч тряся щеками, отвязал кошель от пояса, добавил с неохотой. Свенальд собрал все золото в один мешок и бросил его в ясли со свежей травой для коня.
– По твоей милости я дани лишился. Теперь взыщу с тебя за дань. Урон есть урон! По договору плати вес двух мечей!
– О, проклятый варвар! – вскричал слепой, однако под плащом нашел еще два кошеля. – Отдаю тебе, что имею за труды свои! Тут все, что есть. Вес одного меча.
– А мне потребно два веса! – невозмутимо проговорил Свенальд. – Сын Лют с дружиной тоже от древлян кормился.
Сжелтели белки купца, однако он отмерил золото и стал взвешивать, заворчал со слезами в голосе:
– В прошлый раз твой меч был легче...
– Он кровью напитался, – пробурчал воевода, упрятывая золото. – Теперь я получил сполна. Ступай же прочь. И более не являйся.
И взявши гребень, принялся старательно расчесывать хвост. Слепой же не уходил, вращая белками, выказывая недовольство, вдруг погрозил пальцем:
– За разбой тебя бог накажет! Все отнял у бедного несчастного купца!
– Нет надо мною бога, – вздохнул Свенальд. – А злата у тебя еще довольно. На самом деле твоя утлая плоть весит вдвое легче, а ты еще тяжелый... Не искушай меня, ступай, покуда не отнял. Ведь я хоть и варвар, да безбожный...
– Придет и твой час! – пообещал слепой. – За все тебе воздается. Твой бог Один спросит за грехи. Он все видит, хоть ты и не признаешь своего господа. Придет твой судный день.
Свенальд вдруг оставил гребень и подался к слепому:
– Мой бог – Один? Ты знаешь это?.. Я слышал его имя сегодня. Посмотри мне в лицо. Может, скажешь, откуда я? В какой стороне земля моих отцов?
– Я слепой!
– Довольно лгать-то мне! – старый наемник встряхнул купца – зазвенело золото. – Отвечай! Где моя сторона? Где род мой, племя?
– Твой род разбойники! – дерзко ответил слепой. – Племя лихоборов. Не зря же мечен лоб!
Свенальд потерял интерес и выпустил купца, опустившись возле конских ног. Кручина смирила ярость, и вновь пригрезился ему дух родины – смолой пахнуло и овчарней...
Меж тем слепой, сменив недовольство на угодливость, заговорил иначе:
– Досточтимый витязь! Славный воевода! Не имеешь ли ты желания послужить еще? Отплачу, как захочешь.
- Предыдущая
- 49/131
- Следующая
