Аз Бога Ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/131
- Следующая
Несчастному племени не было на земле места!
Иной бы отчаялся, оставил бы надежды – сад одичал, изрос, переродился, и что ни привей, все отмирает либо приносит убогий горький плод. Иной ушел бы восвояси, но рохданит затеи не оставил и, срезав от дерева хазар сильные побеги, привил их на сей раз к сильному, могучему дереву булгар. И так, ветвь за ветвью, искусный садовод пересадил все племя, повязал булгарские роды с хазарскими родами. Когда же сучья привитые взросли и взматерели, рохданит стал подсекать лишние, чужие ветви, иные же отсохли сами. Когда дерево дало цвет, садовод уподобился пчеле и, летая от цветка к цветку, так опылил их, что плод на дереве булгарском стал хазарским плодом.
О древе ж судят по плодам его!
Никто не мог прогнать теперь этот народ или пренебречь им, ибо уже сжился он с булгарами на их земле. Однако рохданит не желал чужого корня. Грубым топором он отсек хазар от булгарского ствола и утвердил новое дерево в земле обетованной – на устьях рек великих и берегах морей. Сам же ствол разрубил надвое: одну часть оставил на берегах Итиля – так именовали хазары реку Ра, – другую же, которая не подчинялась искусству садовода, хотел изгнать в пустыни, но хан Аспарух, вольный и неуемный радетель рода булгарского, увел гонимых на Балканы и поселился там.
Освободив пространство, рохданит провозгласил Хазарское царство и сына кагана, Булана, отправил в Иудею – в залог, чтобы хазары не оставляли заповедного места и не бежали в степи.
С тем и оставил мир земной.
Каганский сын Булан, очищенный от скверны в Иудее, отринул бога Тенгри-хана и принял иудейство. А через много лет, когда вернулся в Хазарию, он задушил отца и сел править. Новый рохданит, пришедший вместе с ним, избрал из племени булгар достойный род и из него – царя земного, каган-бека, чтобы Булан, имея сан священный и богоносный образ, не пачкал рук ни делами земными, ни отцовской кровью...
Так появился каган-бек и Приобщенный Шад, палач богоподобных царей и управитель бренной жизни. Казалось, власть в его руках беспредельная, если он сажал и низвергал каганов, однако при этом он был закован в цепи мрака, ибо не знал Великих Таинств управления миром.
Не минуло и суток, а Приобщенный Шад уже вернулся в Саркел, исполнив свои обязанности. Представ перед наследником, он подал ему золотое блюдо с головой кагана Аарона. Иосиф принял блюдо, возложил руку на голову отца и оцепенел, творя мысленную молитву. Обряд этот относился к Тайнам – Приобщенный отвернулся. Наследник же произносил молитву, но бога называл не именем Яхве, не Цебаотом и не Шаддаем. И не другими многими именами. Он знал два тайных имени, даже мысленно провозгласив которые, был бы немедленно услышан.
Покончив с ритуалом, он отставил блюдо, покрыл его конской попоной.
– Что он сказал перед смертью?
– Безумец!.. Несвязна речь была.
– Все передай, до слова!
– На Севере родился светоносный князь, – не сразу и не совсем уверенно проговорил Приобщенный Шад. – Он... Он разобьет звезду, что стояла между трех морей и между рек великих... И свет ее померкнет навсегда. Змея отпустит хвост и уползет в пустыню, а выползок ее истреплет ветер. Он обратится в пыль... и рассеется по свету. Северу дадут крылья, и народы Юга увидят сияние Севера и тогда отринут тьму, познают богов своих...
– Что еще? – храня спокойствие, спросил наследник.
– На этих словах господь отнял дух его...
Богоносный наследник приподнял попону, тихо вымолвил мертвой голове:
– Ты познал бога... А страх – вина не твоя. Тебе он был отпущен, чтоб предупредить меня.
Приобщенный Шад, стоя на коленях, слышал все и видел, но не показывал этого, силясь понять таинственный смысл слов.
– Змея отпустит хвост и уползет в пустыню, – раздумывая, продолжал наследник. – А выползок ее истреплет ветер. Он обратится в пыль и рассеется по свету... Вот что тебе открылось в последний смертный миг!.. Эй, Шад! Ты мне не все сказал. Сокрыл или упустил с умыслом?.. Повтори еще: что станет со змеиной шкурой?
– А выползок ее истреплет ветер, – повторил Шад. – Он обратится в пыль и рассеется... Помилуй богоподобный! Да, упустил без умысла! Речь была несвязна и невнятна... Он так сказал: «А выползок ее истреплет ветер. Он обратится в тяжелый песок и рассеется по свету».
– По глупости ты оговорился? – спросил наследник. – А может быть, кто-то научил?
– Клянусь, всемогущий! – повинился каган-бек. – По глупости! Безмудрый я, темный! Суть сказанного не понимаю! Ведь я всего лишь Приобщенный!
– Верю, – скупо обронил Иосиф. – Ну что, венчай меня на трон! Готов ли ты, убийца кровожадный? Знаешь ли Таинство ритуала?
– Да, повелитель! – заверил Приобщенный Шад. Он обрядил наследника в рванье, связал его, как вяжут конокрадов, и под покровом ночи повел к воротам города. Свита каган-бека встречала у рва: одетые лариссеями, они казались на одно лицо. Среди них стояли два связанных разбойника – черные хазары. Наследник к ним примкнул и в тот же миг стал неотличим, однако лариссеи встали в круг и начали перемешивать убогих, будто кости в кубке: толкали их между собой, сами при этом вертелись на месте и менялись местами. Все это напоминало некий странный, дикий ритуальный танец. Через несколько минут даже самый зоркий глаз не признал бы среди трех разбойников наследника хазарского трона. Три висельника были перед Шадом, три злодея, обреченных на распятие, и богоносность одного из них как бы разделилась на троих. Теперь отделить зерна от плевел, истину от лжи могло лишь провидение.
Ко всему прочему на головы этих людей надели плотные мешки и густо окропили вонючей липкой мазью.
Ворота города перед каган-беком распахнулись, Приобщенный самолично удалил охрану и выставил своих лариссеев. Закоулками, мимо убогих лавок, он привел обреченных к глухой стене: внутренняя крепость Саркела не имела входа. С высокой стены спустилась деревянная лестница, две темные фигуры с факелами застыли наверху. Каган-бек подвел к ступеням первого, не развязывая рук, велел подниматься. Несчастный, прижимаясь грудью, полез: лестница под ним качалась, дрожала, передавая дрожь напряженных ног. Ступени уплывали, в затылок дышала смерть, готовая принять в свои объятия. Он одолел две трети, трясся, но двигался вверх и вдруг резко оступился! Падал без крика, словно мешок. Шад молча выдернул стрелу из колчана лариссея и приколол упавшего. Второй приговоренный, послушав хрип умирающего собрата, ступил на лестницу и стал подниматься прямо, сохраняя равновесие. Он преодолел больше половины, но пошатнулся и готов уж был рухнуть вниз, да в последний миг зубами ухватился за ступень, повис, ногами щупая опору. И вот нашел, утвердился и вновь стал забираться прямо, размеренно качаясь вместе с лестницей. Факельщики на гребне стены приняли его и поставили за свои спины. Третий обреченный одолел этот путь на одном дыхании, будто взлетел, стремительно перебирая ступени ногами.
Оставив свиту внизу, каган-бек поднялся за ним на стену. Тотчас же лестницу убрали, и по всему гребню, в шаге друг от друга встали факельщики.
Крепостные стены окружали башню, увенчанную голубой звездой. Во мраке купол башни был невидим, и казалось, что звезда опустилась над Саркелом. Приобщенный Шад очистился огнем и ввел двух оставшихся обреченных под своды первого этажа. В углах помещения таилась мгла, а в центре возвышалась чаша, окруженная семью семисвечниками. Выше их блестел золоченый острый крюк.
Здесь совершался обряд отделения лжи от истины – здесь начинался мир Великих Таинств. Приобщенный Шад по ритуалу обязан был покинуть башню и в уединении молиться до утра, однако чуял неодолимую жажду вкусить запретного плода. Нарушив обряд, он затаился в нише толстой стены и перестал дышать.
Испуская чад, вздрогнули сальные свечи, качнулся крюк над чашей, и ветер опахнул пространство. На лестнице, ведущей вверх, послышался тихий шорох, и на пол мягко спрыгнул старый лев. Он постучал хвостом, напрягся и заворчал...
- Предыдущая
- 4/131
- Следующая
