Йенни - Унсет Сигрид - Страница 8

• Предыдущая
• 8/49
• Следующая

С этими словами она подошла к кровати и начала прибирать ее.

– Мы могли бы позвать Мариессу, но лучше мы все сами устроим. Не правда ли, Йенни?… Да, так вот, видишь ли, она пишет, что Ханс Херманн женился. На прошлой неделе. Его жена скоро собирается родить…

Йенни положила на стол коробочку спичек. Она с тревогой посмотрела на бледное лицо Франциски. Потом тихо подошла к ней.

– Ты помнишь, с ней-то он и был обручен… с этой певицей, с Верит Эк. – Франциска говорила прерывающимся голосом, и на мгновение она припала головой к плечу подруги. Потом она снова начала убирать кровать дрожащими руками.

Йенни не шевелилась и с минуту молчала. Наконец она проговорила:

– Да, ты ведь хорошо знала, что они обручены… ведь это продолжалось уже более года.

– Да, конечно… Нет, нет, Йенни, я застелю кровать! А ты лучше накрой стол.

Йенни молча стала накрывать стол на четверых. Франциска кончила прибирать постель и вынула из-за корсажа письмо, которое она нерешительно вертела в руках.

– Она пишет, что встретила их в Тиргартене. Она пишет… о, она способна быть такой беспощадной, эта Боргхильд! – С этими словами Франциска подбежала к топящейся печке и бросила письмо в огонь. После этого она опустилась в кресло и заплакала.

Йенни подошла к ней и нежно обняла.

– Ческа… дорогая моя Ческа! Франциска прижалась лицом к плечу Йенни.

– Она пишет, что вид у нее был ужасно жалкий. Она висела у него на руке, а он шел с самой кислой физиономией. Да, да, я так и вижу все это. Ах, бедная… устроить так, чтобы попасть в полную зависимость от этого человека!.. О, я уверена, что он заставил ее ползать у себя в ногах! Ну, можно ли быть такой идиоткой, раз она хорошо знает его?… Ах, Йенни, Йенни, подумать только, что у него будет ребеночек с другой! О, Боже, Боже, Боже!

Йенни присела на ручку кресла, а Франциска вся прильнула к ней.

– Да, ты права, у меня действительно нет страсти… Может быть, я никогда и не любила его по-настоящему… И все-таки я была бы счастлива иметь ребенка от него… А между тем я никогда не могла решиться на это… Иногда он хотел, во что бы то ни стало, чтобы мы сейчас же поженились… чтобы мы просто пошли к бургомистру. Но я ни за что не соглашалась. Дома рассердились бы на меня за это. Кроме того, люди подумали бы, что мы вынуждены были обвенчаться. А я не хотела, чтобы про меня так думали. Но, несмотря на это, люди все-таки думали обо мне самое худшее, да я не обращала на это никакого внимания. Я прекрасно сознавала, что из-за него окончательно гублю свою репутацию. Однако я к этому была совершенно равнодушна. Ты понимаешь, что мне до этого не было никакого дела… А Ханс настаивал на своем и думал, что я сопротивляюсь, потому что боюсь, что он потом не женится на мне. «Так пойдем же к бургомистру сперва, глупая девчонка», – говорил он мне. А я не хотела. Он думал, что с моей стороны это тонкий расчет. «Ты холодна? Нет, – говорил он, – ты бесстрастна лишь до тех пор, пока сама не захочешь». Право, иногда мне самой казалось, что я не бесчувственна… Может быть, я просто боялась, потому что он был очень груб… Не раз он бил меня… чуть не срывал с меня платье… мне приходилось отбиваться, царапаться и кусаться, чтобы вырваться от него…

– И ты все-таки продолжала приходить к нему? – спросила Йенни тихо.

– Да. Так вышло. Дело в том, что привратница отказалась приходить к нему прибирать комнату. Тогда я стала ходить к нему и прибирала у него. У меня был даже ключ от его комнаты. Я мыла пол и стелила постель… Бог знает, кто лежал в его постели с ним вместе. Йенни покачала головой.

– Боргхильд сердилась на меня за это ужасно. Вот она-то и доказала мне, что у него есть любовница. Я и раньше это знала, но я не хотела, чтобы мне доказывали это, не хотела быть в этом уверенной. Боргхильд же уверяла, что он дал мне ключ от своей комнаты только для того, чтобы я могла застать его врасплох с какой-нибудь женщиной… Он думал, что это возбудит во мне ревность и что тогда я наконец отдамся ему… раз я все равно уже погубила свою репутацию. Но в этом она была не права. Любил-то он все-таки меня… конечно, по-своему. Да, Йенни, он был влюблен в меня, насколько он вообще способен был быть влюбленным… Ну, а Боргхильд была зла на меня за то, что я заложила бриллиантовое кольцо прабабушки Рустунг… Впрочем, я, кажется, не рассказывала тебе об этом?

Она встала и засмеялась коротким смехом.

– Случилось, видишь ли, так, что ему понадобились деньги. Сто крон. Я сказала, что дам их ему. А между тем я не имела даже представления о том, откуда я их достану. У папы я не решилась попросить больше ни одного эре, я и так истратила слишком много денег. И вот я пошла и заложила кое-что… мои часы, золотой браслет и то кольцо с бриллиантами… такое старинное… Ты помнишь, с множеством мелких розочек на большом щитке? Боргхильд ужасно разозлилась на то, что это кольцо не досталось ей, – ведь она старшая из нас, – но бабушка самым решительным образом заявила, что это кольцо она отдает мне. Да, так вот я с раннего утра отправилась закладывать все эти вещи. Я пришла как раз в ту минуту, когда ломбард только что открыли. Я была там в первый раз, и мне было ужасно неприятно. Но зато я получила необходимую сумму для Ханса. Я сейчас же отправилась к нему с деньгами. Он спросил, где я раздобыла деньги, и я откровенно сказала ему. Тогда он поцеловал меня и сказал: «Дай мне закладные билеты, котенок, – так он всегда называл меня – и деньги также». Я ему отдала все. Я думала, что он собирается выкупить мои вещи, и сказала, чтобы он не смел этого делать. Я, видишь ли, была растрогана до слез его деликатностью. «Ничего, – сказал Ханс, – я все это устрою иначе». И он ушел. А я осталась у него ждать. О, я так была растрогана, ведь я знала, до чего ему нужны были деньги. И я твердо решила на следующий же день снова все заложить для него. Я так расчувствовалась, что решила сделать все, чего бы он ни потребовал от меня. Наконец он вернулся… Знаешь, что он сделал? – Франциска засмеялась сквозь слезы. – Он выкупил вещи из городского ломбарда и заложил их в частном. Там ему гораздо больше дали… Ну, весь этот день мы с ним кутили. Шампанское и все прочее. А потом ночью я сидела у него, и он играл мне. Боже, как он играл! Я лежала на полу и ревела. Я готова была забыть весь свет, лишь бы он играл, да еще для меня одной! О, тебе не понять этого, так как ты не слышала, как он играет. Иначе ты поняла бы меня. А потом… потом произошла ужасная схватка!.. Мы боролись не на жизнь, а на смерть. Но мне все-таки удалось вырваться от него. Боргхильд еще не спала, когда я возвратилась домой. Платье мое было разодрано. «Ты похожа на уличную девку», – сказала мне Боргхильд. «И ты этим кончишь», – добавила она. А я только засмеялась. Было пять часов утра.

С минуту Франциска помолчала, а потом продолжала тихо:

– И знаешь, в конце концов я отдалась бы ему. Но тут мешало одно обстоятельство. Иногда он мне говорил: «Черт возьми, ты единственная приличная девушка из всех, которых мне случалось встречать в жизни. Кажется, нет такого мужчины, который мог бы покорить тебя. Право, я, кажется, уважаю тебя, котенок»… Нет, ты подумай только, он уважал меня за то, что я не хотела исполнить того, о чем он просил и умолял меня и за что он грозил мне! А мне так хотелось исполнить его желание… я готова была на все, лишь бы доставить ему удовольствие, но я не могла пересилить себя. Если бы я только могла решиться… Но он всегда пугал меня своей грубостью… а потом я знала, что у него были другие женщины… Ах, если бы он не наводил на меня такого страха, то, пожалуй, я еще могла бы… Но тогда я навсегда пала бы в его глазах. Вот потому-то я и порвала с ним в конце концов. Раз он требовал от меня такого, за что потом презирал бы меня, то…

Она крепче прильнула к Йенни.

– Но ведь ты все-таки любишь меня, Йенни?

– Ты это хорошо знаешь, дорогая моя Ческа!

– Ты такая милая, Йенни… Поцелуй меня… И Гуннар также милый. И Алин тоже. Нет, я теперь буду с ним поосторожнее, – ведь, пойми же, я вовсе не желаю ему зла. Может быть, я еще выйду за него замуж. Что же делать, раз он так влюблен в меня. Я знаю, что Алин никогда не был бы груб. Не правда ли? А потом… у меня мог бы родиться ребеночек. И, ты знаешь, я должна еще получить кое-какие деньги. А он такой бедный. Мы могли бы жить за границей. Я работала бы всегда. И он также. Право, на всех его работах лежит отпечаток благородства и изящества. Вот хотя бы взять его барельеф с играющими мальчиками… А эскиз памятника Альмквисту [1]? Правда, в композиции нет ничего оригинального, но Боже, до чего все благородно, изящно, выдержанно… до чего пластичны фигуры…

• Предыдущая
• 8/49
• Следующая