Йенни - Унсет Сигрид - Страница 27
- Предыдущая
- 27/49
- Следующая
– Тебе очень тяжело, Йенни?… Хельге сказал… так я его понял, по крайней мере… что вы решили, что не подходите друг другу…
Йенни молчала. Когда она услыхала эти слова из уст другого человека, ей вдруг захотелось громко крикнуть, что это неправда. До сих пор она еще не прониклась сознанием, что все кончено. Но вот посторонний человек ей громко и ясно сказал: они оба решили, что так лучше, и Хельге уехал, и та любовь, которую она когда-то питала к нему, умерла… Она не могла найти ее в своем сердце… Любовь умерла… Но, великий Боже, как могла она умереть, когда она сама не хотела этого!..
– Йенни, тебе очень тяжело? – повторил Грам свой вопрос. – Тебе Хельге все еще дорог?
Йенни покачала головой.
– Конечно, Хельге мне дорог. – Ее голос слегка дрожал. – Нельзя же сразу стать равнодушной к человеку, которого я когда-то любила… Да и трудно со спокойным сердцем причинять другому страдания…
Грам не сразу заговорил. Он сел на диван и сосредоточенно смотрел на свою шляпу, вертя ее в руках.
– Я понимаю, – сказал он наконец, – что вам обоим очень тяжело… Но, Йенни… если бы ты постаралась вдуматься во все это, то сама нашла бы, что так лучше для вас обоих.
Йенни молчала.
– Как искренно я обрадовался, Йенни, когда увидал тебя, – продолжал Грам после некоторого молчания, – когда увидал женщину, сердцем которой завладел мой сын. Ты не можешь себе представить, как я был счастлив. Мне казалось, что моему мальчику судьба послала все то, от чего я должен был отказаться навсегда. Ты и умна, и прекрасна, и сильна, и самостоятельна, к тому же ты талантливая художница и не сомневалась ни в своей цели, ни в средствах к достижению ее. Ты так бодро говорила о своей работе и так тепло о своем женихе… Но вот приехал Хельге… Мне показалось, что ты сразу изменилась. Та неприятная атмосфера, которая вечно царит в моем доме, произвела на тебя слишком болезненное впечатление. Мне казалось невозможным, чтобы перспектива… иметь… такую неприятную свекровь могла совершенно отравить счастье молодой, любящей женщины. Я заподозрил, что есть более глубокие причины и что мало-помалу у тебя самой открываются глаза на многое, чего ты раньше не понимала. Ты увидала, что твоя любовь к Хельге вовсе не так непоколебима, как ты это раньше думала. Там, на юге, вдали от будничной обстановки, оба молодые и свободные, удовлетворенные своей работой, оба полные молодого желания любить, вы неизбежно должны были почувствовать симпатию друг к другу и увлеклись друг другом… Но это было именно только увлечение, а не глубокое чувство, проникающее во все существо человека…
Йенни стояла у окна и смотрела на Грама. Пока он говорил, в ней все нарастало неприязненное чувство к нему. Господи, конечно, он прав! Но как бы он там ни рассуждал, он все равно не может понять, что именно заставляет ее страдать.
– Это ничего не изменяет… если даже и есть правда в том, что ты говоришь, – сказала она. – Очень может быть, что ты даже и прав…
– Но ты должна согласиться, Йенни, что все вышло к лучшему. Было бы хуже, если бы вы поняли это позже… когда между вами установилась бы более прочная связь, порвать которую было бы гораздо болезненнее…
– Ах, это все не то… не то! – оборвала она его с раздражением. – Главное это то, что я презираю саму себя. Поддаешься какому-то минутному настроению… лжешь себе самой… Нет, надо твердо убедиться сперва в том, что ты действительно любишь, прежде чем сказать это, чтобы уже потом не изменять своему слову… Я всегда больше всего на свете презирала такое легкомыслие… А теперь мне приходится стыдиться самой себя…
Грам бросил на нее быстрый взгляд. Сперва он побледнел, а потом густо покраснел. Через минуту он заговорил прерывающимся от волнения голосом:
– Я сказал только, что лучше, когда люди, не подходящие друг другу, открывают это прежде, чем… чем эти отношения настолько глубоко врезаются в их жизнь… в особенности в ее жизнь… что след этот никогда уже больше не сглаживается. Если это так, то лучше попытаться добиться известной гармонии в отношениях… Если же это невозможно, то остается… Ведь я не знаю, как далеко… как далеко зашли ваши отношения с Хельге…
– О, понимаю, что ты хочешь сказать! Что касается меня, то для меня тождественно то, что я хотела принадлежать Хельге… что я обещала это… и не могу сдержать своего слова. Для меня это так же унизительно… может быть, даже больше, чем если бы я принадлежала ему…
– Этого ты не скажешь, если когда-нибудь встретишь человека, которого ты полюбишь истинной и великой любовью, – сказал Грам тихо.
Йенни пожала плечами.
– А ты веришь в истинную и великую любовь, как ты выражаешься?
– Да, Йенни, – ответил Грам со слабой улыбкой. – Я знаю, что на вас, молодых, уже одно это выражение производит комическое впечатление. Но я верю в такую любовь… и имею основание для этого.
– Я думаю только, что каков человек, такова и его любовь. Человек с сильным характером и правдивый по отношению к самому себе не будет разменивать своих чувств на маленькие увлечения… Я была уверена, что я сама… Но мне было уже двадцать восемь лет, когда я встретила Хельге, а я ни разу еще не была влюблена… и мне было досадно на саму себя. И вот я хотела попытаться влюбиться… А он действительно полюбил меня, он был молод, в нем говорила искренняя страсть, и это соблазнило меня… И вот я стала лгать себе, совсем как все другие женщины… он заразил меня своей страстью, и я поспешила уверить себя, что и в моем сердце заговорила любовь. А ведь я знала, что такие иллюзии мертворожденные… что они умирают, как только клюб-ви предъявляют малейшие требования… О, теперь я знаю, что я точь-в-точь такая же эгоистичная, такая же мелочная и лживая, как и всякая другая женщина… Так что ты можешь быть уверен, Герт, что я никогда не познаю твоей великой и истинной любви…
– Нет, Йенни, я этому не верю… – и Грам снова грустно улыбнулся. – Что же касается меня, то одному Богу известно, я не велик и не силен, и во лжи и злобе я прожил тогда уже долгих двенадцать лет, и был я тогда на десять лет старше, чем ты теперь, когда я встретил… женщину, научившую меня чувству, о котором ты так презрительно говоришь… И я познал тогда это чувство так глубоко, что я никогда уже не сомневаюсь в нем больше…
С минуту царило молчание.
– И ты все-таки остался… с ней… с твоей женой… – сказала Йенни тихо.
– У нас были дети. Тогда я не понимал, что не могу иметь какого-либо влияния на своих детей, когда сердцем и душой я принадлежал другой, а не их матери… Та, другая, была также замужем… и несчастна. У нее была девочка. Ее она, конечно, могла бы взять с собой… Муж пил… Вот, видишь ли, это было одним из наказаний за то, что я связал свою судьбу с той… с моей женой… к которой я не питал ничего, кроме мимолетной чувственной страсти…
Наши отношения были слишком прекрасны, в них не могло быть места для лжи. Мы должны были скрывать нашу любовь, как преступление… Ах, Йенни, Йенни… счастье навсегда умерло для меня…
Она подошла к нему. Он встал, и с минуту они стояли, молча глядя друг на друга, не двигаясь.
– Ну, мне пора уходить, – сказал он вдруг сухо и решительно. – Я должен быть дома в обычное время… А то она опять заподозрит что-нибудь…
Йенни кивнула головой.
Грам направился к двери, и Йенни пошла за ним.
– Нет, Йенни, – сказал он, оборачиваясь, – тебе нечего бояться, что твое сердце неспособно любить. Я уверен, что у тебя горячее и большое сердце!.. А теперь скажи, хочешь ли ты считать меня своим другом?
– Да, – ответила Йенни, пожимая ему руку.
– Спасибо!
Он нагнулся и поцеловал ее руку. Он целовал ее долго, дольше, чем когда-нибудь раньше.
- Предыдущая
- 27/49
- Следующая
