Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945 - Хенн Петер - Страница 21

• Предыдущая
• 21/50
• Следующая

«Боже, позволь нам закончить это!»

Сейчас он был не более чем в 150 метрах позади меня. Во время одного из виражей мне показалось, что я смог увидеть его лицо, белое пятно за ветррвым стеклом кабины. Он стрелял из всего, что имел, нажимая на спуск, как только оказывался в благоприятной позиции. Неожиданно местность, над которой я пролетал, показалась мне знакомой. Вместо леса, домов и живых изгородей я увидел огромное открытое пространство. Прозвучал новый разрыв. Оглядевшись вокруг, я увидел аэродром. С его дальнего конца вела огонь зенитная батарея.

«Боже, теперь они собираются стрелять в меня!»

Но снаряды разрывались сзади.

К счастью, они были выпущены в моего противника. Повернувшись в кресле, я увидел, что «Лайтнинг» вошел в вираж и начал восходящую спираль. Разрывы зениток следовали за ним. Американец выполнил левый вираж, спикировал и исчез. Я помчался к зенитной батарее, ища ее защиты и пытаясь увидеть, что случилось с моим преследователем. Его разнесло на куски. Я вернулся к своему собственному аэродрому, совершенно не желая этого, потому что развороты и маневры, которые я выполнял, заставили меня потерять всякое представление о направлении полета. Теперь я мог спокойно приземлиться, уверенный в том, что зенитки прикроют меня. Я снова уцелел, но случайность сыграла в моем спасении гораздо большую роль, чем осознанные действия.

Я приземлился, прорулил через летное поле, выключил двигатель и открыл фонарь кабины, но почувствовал, что ни в состоянии подняться с кресла. Мои ноги подкашивались, а сердце колотилось. Руки не могли отпустить ручку управления и рычаг дросселя. Пропеллер замер, но от моего двигателя веяло адским жаром.

Примчался мой механик.

– Каждый, кто видел это, подумал, что вы пролезли сквозь замочную скважину, герр лейтенант.

Он помог мне снять снаряжение. Я был весь мокрый от пота, но смог встать. Моими первыми словами стала просьба дать сигарету.

Дотащившись до столовой, я рухнул в шезлонг. Мой механик все еще занимался проверкой самолета. Долгое время я не мог вымолвить ни слова, а затем, протирая глаза, спросил:

– Где остальные?

Никто не ответил. Мои товарищи стояли вокруг меня молча, словно воды в рот набрали. Некоторые их них покачали головой. Мой механик вернулся и спросил меня о подробностях:

– Что случилось, герр лейтенант? Расскажите нам.

Я махнул ему, чтобы он замолчал, и закрыл лицо руками.

Один за другим начали прибывать другие пилоты, их машины имели сильные повреждения. Парни приземлялись, падали в шезлонги и сидели в абсолютной тишине.

Некоторые из пилотов не вернулись.

Наш командир группы сидел широко расставив ноги и уперев руки в бедра. Через минуту я подошел к нему. Он смотрел прямо перед собой, его волосы были мокрыми от пота, а лицо осунувшимся. Он даже не заметил меня, и я пошел дальше.

Фюзеляж моего самолета позади кабины был похож на решето. Вальтер, командир 4-й эскадрильи[95], показал мне в своей машине дыру размером с человеческую голову, зиявшую на одном уровне с бронепластиной, прикрывавшей кресло пилота. Снаряд прошел сквозь фюзеляж. Самолет командира группы был словно дуршлаг. Крылья были пробиты сотнями пуль, а в кабине зияла пробоина от снаряда. Снаряд, должно быть, едва не задел его усы. Гюнтер, командир 5-й эскадрильи, лежа под фюзеляжем своего самолета, добросовестно считал дырки в радиаторе. К счастью, он успел приземлиться раньше, чем стало бы слишком поздно. Каждый из наших самолетов, за исключением двух, нуждался в отправке в мастерские для серьезного ремонта.

Ту ночь все мы встретили в столовой. Холодный обед после горячего дня – повар группы определенно был остроумным парнем. Из двенадцати офицеров на перекличке отсутствовали семь, а из унтер-офицеров не вернулась третья часть. Некоторые стулья были пусты, так же как и тарелки на скатерти. Скатанные салфетки ожидали своих владельцев, чьи фамилии были выгравированы на кольцах[96]. Эти пустые стулья символизировали предупреждение и угрозу. Возможно, один или два их владельца вернутся. Возможно, они просто были вынуждены приземлиться где-то еще.

Как и у остальных, аппетит у меня отсутствовал. Мы все были совершенно измотаны. Пустые стулья и тарелки раздражали нас, и ординарец вынес их на кухню. Тишину нарушил голос командира группы. Хриплый, серьезный голос.

– Кто-нибудь из вас знает, где Герберт? Кто-нибудь видел его?

Никто не произнес ни слова.

– Наша группа разлетелась во все стороны, когда атаковали вражеские истребители, – продолжил Старик. – Почему вы не сохранили боевой порядок? У меня на хвосте моментально оказалось приблизительно двенадцать «двухфюзеляжников». Я оглянулся назад. Я был один. Ни одного «Мессершмитта» в поле зрения. Где, черт возьми, вы все были?

– Я получил более тридцати попаданий в свой «ящик», – робко сказал Вальтер.

– И что?! Вы думаете, это достаточно хороший повод? Мой напоминает кусок «Грюйера»[97]. В таком случае, как сегодня утром, вы должны сохранять боевой порядок и держаться все вместе, если не можете сделать что-нибудь еще, и не разбегайтесь словно кролики. Поумнейте. Семеро из нас отсутствуют и, скорее всего, не вернутся. Почему? Скажите мне, почему их стулья пусты? Просто потому, что вы не смогли держаться вместе. Вы умчались во все стороны, словно стая попугаев в джунглях, когда слышат рев слона. Результат – никто не был прикрыт огнем соседа. «Лайтнингам» оставалось только разделить вас и начать преследовать.

– Пять к одному, – пробормотал я громко.

– По вашему мнению, что лучше? Пять против одного или двести против сорока истребителей в боевом порядке?

– Это одно и то же, – произнес Зиги.

– Это не так, если вы не болван. Если бы мы сохранили боевой порядок, то не имело бы значения, сколько было их, хоть две тысячи. Сила не в количестве. Вы знаете пословицу…

– В любом случае, – заметил я, – эти парни знали, как действовать ручкой управления. Если бы зенитки не избавили меня от ковбоя, сидевшего на хвосте, то мой стул был бы пуст сегодня вечером.

Закончив есть, Старик сразу же встал и пересел за небольшой стол в одном из углов гостиной. Он молчал. Один за другим мы присоединились к нему.

В этот момент появился дежурный офицер. Он отдал честь, сел за стол и начал есть.

– Сколько машин мы сможем завтра поднять в воздух? – спросил его командир группы.

Проглотив кусок, дежурный офицер равнодушно ответил:

– Вероятно, вообще ни одной. Они все повреждены. Двигатели необходимо менять. Некоторые из них определенно придется списать. Ваш в том числе, герр майор.

– Отличная работа. Надо лишь продолжать в таком духе, и мы выиграем войну.

Опустив голову, ни один из нас не произносил ни слова.

Наконец Вальтер вытащил из своего брючного кармана небольшой кусок материи.

– Взгляните, что осталось от моей фуражки. Перед тем как взлететь, я положил ее в отсек сзади своего кресла.

Козырек был пробит, ремень висел, то, что раньше было фуражкой, смотрелось как тряпка.

– Моя мать подарила ее мне, а это все, что от нее осталось. Я больше ни разу не смогу надеть ее.

Все засмеялись, но смех был натянутым и неестественным.

Старик вызвал ординарца:

– Заберите пустые стулья. Они не понадобятся сегодня вечером.

А завтра их поставят? Что случилось с остальными?

Через несколько мгновений ординарец вернулся.

– Вас вызывают к телефону, герр майор.

Отблеск надежды засветился в наших глазах. Старик встал, вышел, но уже спустя пару минут возвратился.

– Герберт выпрыгнул с парашютом. Завтра он будет здесь.

Он говорил грустным голосом, но это сообщение восстановило нашу уверенность. Командир 6-й эскадрильи был жив. Теперь отсутствовали только шестеро.

• Предыдущая
• 21/50
• Следующая