По зову сердца - Алексеев Николай Иванович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/101
• Следующая

– Тогда почему же его так нехорошо обзывают?..

– А знаешь, как в народе? Потянул душок – пополз слушок. Ползет, воняет и как репей прилипает, – вздохнула Устинья.

– Тетя Стеша, а он знает, что ты связана с партизанами?

Устинья прикрыла своей шершавой ладонью рот Веры и прошептала:

– Тише!.. Откуда ты взяла?

– Догадываюсь…

– А если и догадываешься, то молчи!

– Ну, а он?

– Дура ты, Настя, вот что… Я тебя не расспрашиваю, значит, и тебе не след меня расспрашивать. Вот когда наши придут, тогда и будем расспросами заниматься…

– Не сердись, тетя Стеша, – по-дочериному обняла Вера Устинью. – Я только хотела знать, дядя Кирилл наш человек или…

– А кто его ведает, Настенька. Сразу трудно сказать. Сама знаешь, какое время. Одно мне кажется, что добрая душа… А иной раз эта его липучая доброта настораживает…

Вера поняла, что Кирилл Кириллович не партизан. «Тогда кто же он?» – задумалась она.

Внезапные нападения партизан на дорогах, таинственное исчезновение Семена и непрекращающаяся работа неуловимой радиостанции очень испугали гитлеровцев. Их обыски и облавы не прекращались. По ночам они трясли соседние деревни, а днем прочесывали леса. Поселок держали на чрезвычайном положении. С наступлением темноты улицы пустели, и всю ночь по ним прохаживались из конца в конец патрульные, беззастенчиво заглядывая в окна.

Девушек все это время мучила тревожная бессонница. Вот и сейчас Вера лежала с открытыми глазами и думала о Кирилле Кирилловиче: «Чего он так неосторожно себя ведет?» Вдруг невдалеке раздался выстрел. Вера вздрогнула, Аня испуганно приподняла голову. Ударила автоматная очередь. Девушки подбежали к крайнему окну и чуть-чуть приподняли скатерть, которой оно было занавешено. Уже занималась заря, а на улице не было ни души. Где-то вдалеке еще раз прострочил автомат, и снова все замерло.

– За кем-то гоняются, – сказала Вера.

– Эх, жизнь, жизнь, господи прости, – донесся с печи глубокий вздох Устиньи.

Аня подошла к ней.

– Спи, тетя Стеша. Мы печку сами затопим. – И, быстро одевшись, пошла за дровами.

– Осторожней, – бросила ей вдогонку Устинья.

Вера приподняла краешек занавески и принялась чистить полугнилую картошку, вчера купленную Устиньей на базаре.

– Как ты чистишь, так нечего варить будет. Поберечь надо, – ворчала Устинья. – Живодеры-то почувствовали, что нашим плохо, так ни за какие деньги не продают. Давай им натуру аль золото, кулачье проклятое.

По сеням протопали торопливые шаги, в избу влетела Аня с охапкой дров, она с грохотом бросила их у печки и, схватив Веру за руку, потащила в сени.

– Это ты, Настя, ты?.. – шипела Аня, потрясая измятым листком бумаги. – Это же безумие…

Вера выхватила из рук Ани бумагу, бросилась к приоткрытой наружной двери и там прочла:

«Товарищи, не падайте духом, держитесь! Наши неудачи временны. Красная Армия била и будет бить фашистов до полного уничтожения. Силы врага с каждым днем слабеют. Смерть гитлеровцам и их прихвостням!»

Чем-то родным повеяло от этих строк.

– Это, Маша, не я. Честное слово, – зашептала Вера. – Вот видишь, дорогая моя Машенька, ни облавы, ни аресты не пугают людей, и эти люди живут где-то здесь, близко, может быть, на нашей улице. Нате вам, герр комендант и господа гестаповцы! Нате, давитесь! Трепещите, проклятое отродье!

Аня с изумлением и восторгом смотрела на подругу.

На улице по-прежнему было тихо. Кое-где на домах белели такие же листки, а вдалеке мерно покачивались две каски шагавших под гору патрулей. В противоположном конце поселка мимо развалин сгоревшего дома ковылял, оглядываясь по сторонам, человек. Вот он остановился у телеграфного столба и, задрав голову, что-то разглядывал. Там, высоко на столбе, белел большой лист. Вера узнала человека, это был Кирилл Кириллович.

На пороге показалась Устинья, выглянула на улицу. Около столба уже собирался народ, больше детворы.

– А ну-ка, марш в избу! – Устинья втолкнула девушек в сени, а сама направилась к толпе. Из-под горы показался патруль. Один из солдат сдернул с плеча автомат и пустил короткую очередь. Толпа мгновенно рассыпалась, лишь Кирилл Кириллович стоял как завороженный.

«Зачем он бравирует! Для чего?!» – заволновалась Вера. Она была готова броситься к нему, но в этот момент какая-то женщина выскочила из-за изгороди, схватила Кирилла за руку и торопливо потащила за собой. А по улице, перегоняя патруль, неслись мотоциклисты. Вера видела, как один мотоцикл развернулся возле самого столба. Солдат-водитель встал на сиденье и потянулся к белевшей бумаге, но листок висел слишком высоко. Один из полицаев бросился на столб, обхватил его руками и ногами и, подталкиваемый солдатами, попытался добраться до листка. Однако безуспешно! Столб был чем-то смазан… Офицер, руководивший этой операцией, отчаянно ругался. Наконец притащили длинную жердь и ею содрали злополучную бумагу. Гитлеровцы уехали, ушел и патруль, улица снова опустела.

Рабочий день Веры и Ани начался как обычно: носили уголь, дрова на кухню, мыли посуду, чистили котлы, выносили помои. Дежурный сегодня заставил девушек чистить территорию около отхожего места. Девушки не брезгали и такой работой. Здесь они неожиданно подслушали разговор солдат о том, что их саперный батальон уходит поближе к передовой, а сюда переводят какой-то штаб.

«Какой? Откуда? Зачем?» – загорелась Вера и даже шагнула к дощатой стенке уборной, но ее толкнула Аня, скосив глаза на наблюдавшего за ними угловатого толсторожего солдата.

Вера рукавом вытерла с лица пот, улыбнулась солдату и стала лопатой подгребать песок и посыпать им дорожку. Солдат подошел к Вере, молча взял у нее лопату, отстранил от дорожки ее и Аню и сам доделал за них эту работу.

– Вы дойч поняйт? – солдат смотрел то на Веру, то на Аню, повторяя эту фразу. Девушки отрицательно покачали головами. Тогда солдат протянул Вере лопату:

– До швидания, фрейлен!

– Как вас звать? – повторила несколько раз Вера, крутя пальцем, как будто бы вспоминая, как это сказать по немецки. Наконец она «вспомнила»: – Намен.

– Намен? – повторил солдат. – Ганс Туль. – И он про тянул руку Вере. Но Вера свою не подала, сославшись, что она грязная. Солдат неуклюже поклонился и ушел.

– Ганс Туль, Аня, запомни это имя.

Отметившись у дежурного, они умылись и пошли домой. На дороге их остановил полицай и приказал идти на базарную площадь, куда понуро шли поселковые, тоже гонимые полицаями. Ковылял и Кирилл Кириллович. У ларьков стояла грузовая автомашина с покрытыми ковровой дорожкой бортами. Около нее прохаживались солдаты с автоматами. В слуховом окне комендатуры поблескивал ствол пулемета.

По толпе прошел ветерок шепота. Все повернулись к комендатуре. «Смотрите, какая-то шляпа приехала». По ступенькам крыльца спускался тучный человек в коричневой шляпе, артистически заложив руку за борт пиджака. Рядом с ним вышагивал новый комендант, за ним не менее важно молодой офицер – переводчик комендатуры. Замыкал шествие, трусовато кося глазами, новый староста.

– Хе, какой кощей, шкура фашистская! – прошамкал старик, кивнув на вновь испеченное начальство, и с опаской оглянулся.

– Что правда, то правда, Ефим Иванович, – поддержала его Устинья.

Все четверо поднялись на грузовик. Офицер поднял руку. Народ затих. На чистом русском языке он представил вновь назначенного старосту, потом дал слово тучному господину – представителю бургомистра Спас-Деменска. Тот снял шляпу, кашлянул в кулак и загрохотал сиплым басом:

– Граждане! Я, представитель власти, обращаюсь к вам от имени немецкого командования и от имени нашего высокопочтеннейшего бургомистра. Доблестные имперские войска великой Германии на днях прорвали фронт большевиков от Изюма до Курска и, громя армии красных, овладели Воронежем, вышли к Дону, во многих местах его форсировали и успешно движутся на Сталинград и Кавказ. – По толпе прокатился тяжелый вздох. – В ходе этого наступления большевики потерпели решительное поражение, и теперь они не в состоянии оказывать какое-либо существенное сопротивление. Германской армией за эти десять дней боев захвачено девяносто тысяч пленных, более тысячи танков и свыше полутора тысяч орудий… Дальше сопротивление бесполезно! – декламировал представитель власти, посматривая на довольное лицо гитлеровца. – Недалек тот день, когда имперские войска великой Германии торжественно войдут в столицу Москву. – Не успело еще заглохнуть последнее слово, как тут же кто то из середины толпы крикнул:

• Предыдущая
• 10/101
• Следующая