Ворон(переводы) - По Эдгар Аллан - Страница 7
- Предыдущая
- 7/13
- Следующая
Изменить размер шрифта:
7
ВОРОН
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный
тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, вдруг неясный звук,
раздался,
Будто кто-то постучался – постучался в дверь
ко мне.
«Это верно, – прошептал я, – гость в полночной
тишине,
Гость стучится в дверь ко мне».
Ясно помню… Ожиданья… Поздней осени
рыданья…
И в камине очертанья тускло тлеющих углей…
О, как жаждал я рассвета! Как я тщетно ждал
ответа
На страданье, без привета, на вопрос о ней, о ней,
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней,
О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто
лепет,
Трепет, лепет, наполнявший темным чувством
сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места,
повторяя:
«Это только гость, блуждая, постучался в дверь
ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной
тишине, —
Гость стучится в дверь ко мне».
Подавив свои сомненья, победивши опасенья,
Я сказал: «Не осудите замедленья моего!
Этой полночью ненастной я вздремнул, и стук
неясный
Слишком тих был, стук неясный, – и не слышал
я его,
Я не слышал» – тут раскрыл я дверь жилища
моего; —
Тьма, и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я
изумленный,
Снам отдавшись, недоступным на земле
ни для кого;
Но как прежде ночь молчала, тьма душе
не отвечала,
Лишь – «Ленора!» – прозвучало имя солнца
моего, —
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его,
Эхо, больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся – обернулся —
содрогнулся, —
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он
до того.
«Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь
пошевелилось,
Там за ставнями забилось у окошка моего,
Это ветер, усмирю я трепет сердца моего, —
Ветер, больше ничего».
Я толкнул окно с решеткой, – тотчас важною
походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон
старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел
спесиво,
И, взмахнув крылом лениво, в пышной
важности своей,
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью
был моей,
Он взлетел – и сел над ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся,
Видя важность этой птицы, жившей долгие года.
«Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты
презабавно, —
Я промолвил, – но скажи мне: в царстве тьмы,
где Ночь всегда,
Как ты звался, гордый Ворон, там, где Ночь
царит всегда?»
Молвил Ворон: «Никогда».
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало,
Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой
сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь
когда —
Сел над дверью – говорящий без запинки,
без труда —
Ворон с кличкой: «Никогда».
И, взирая так сурово, лишь одно твердил он
слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове
«Никогда»,
И крылами не взмахнул он, и пером
не шевельнул он,
Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как Надежды, навсегда».
Ворон молвил: «Никогда».
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге
мрачной,
«Верно, был он, – я подумал, – у того, чья
жизнь – Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали,
как теченье
Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда
В песне вылилось – о счастье, что, погибнув
навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда».
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии
безбрежной
Отдался душой мятежной: «Это – Ворон,
Ворон, да.
Но о чем твердит зловещий этим черным
«Никогда»,
Страшным криком «Никогда».
Я сидел, догадок полный
и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая
звезда,
И с печалью запоздалой, головой своей усталой,
Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:
Я один, на бархат алый та, кого любил всегда,
Не прильнет уж никогда.
Но, постой, вокруг темнеет, и как будто
кто-то веет,
То с кадильницей небесной Серафим пришел
сюда?
В миг неясный упоенья я вскричал: «Прости,
мученье!
Это Бог послал забвенье о Леноре навсегда,
Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И вскричал я в скорби страстной: «Птица ты,
иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит
сюда, —
Ты пророк неустрашимый! В край печальный,
нелюдимый,
В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне
сюда!
О, скажи, найду ль забвенье, я молю, скажи,
когда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
«Ты пророк, – вскричал я, – вещий! Птица ты
иль дух зловещий,
Этим Небом, что над нами – Богом, скрытым
навсегда —
Заклинаю, умоляя, мне сказать, – в пределах
Рая
Мне откроется ль святая, что средь ангелов
всегда,
Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И воскликнул я, вставая: «Прочь отсюда,
птица злая!
Ты из царства тьмы и бури, – уходи опять туда,
Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья,
черной,
Удались же, дух упорный! Быть хочу —
один всегда!
Вынь свой жесткий клюв из сердца моего,
где скорбь – всегда!»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И сидит, сидит зловещий, Ворон черный,
Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда,
Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, на полу дрожит
всегда,
И душа моя из тени, что волнуется всегда,
Не восстанет – никогда!
7
- Предыдущая
- 7/13
- Следующая
Перейти на страницу:
