Врата смерти - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 45

– Опять расходы. Нужно будет завтра нормальную исподнюю рубаху купить. Не все же время ее в овчине, как хрустальную вазу, держать?

С этой мыслью он, не раздеваясь, забрался на перину рядом с пленницей и благополучно заснул.

Из постели его вытряхнули многочисленные испуганные крики.

«Нападение!» – пронзил ведуна испуг. В здешнее время враги могли объявиться откуда угодно и когда угодно. С предельной стремительностью он натянул сапоги, влез в поддоспешник, накинул броню, опоясался и выскочил наружу... Хорошо хоть – не с саблей в руках.

Десятки селян – дети, бабы, мужики – стояли на берегу, подпрыгивая, размахивая цветастыми платками и просто руками, вопили, словно их режут, обнимались и даже целовались. А по реке медленно, величаво ползли, ползли и ползли расколотые на крупные и мелкие куски бледно-желтые льдины.

– Стало быть, ближайшие пару недель в Русу мне не попасть, – сделал вывод ведун. – Пока весь лед не сойдет, никто даже корыта на воду не спустит. И в Муром не уйти, там тоже на тракте реки вскрылись. И вообще никуда до половодья не уйти. Попался. Ладно, пойду на торг, раз уж разбудили. Подберу чего-нибудь для пигалицы.

Купить чистую длинную полотняную рубаху подходящего размера труда не составило. Как не составило и надеть ее на пленницу – прямо поверх связанных рук. С постели Олег девчонку поднял, усадил на стул, ноги привязал к ножкам табурета, лишив возможности к бегству.

– К окну тебя посадить, чтобы не скучно было? Хотя какая тут разница, – тут же спохватился ведун. – Стекол же еще нет. А створки открывать рановато. Хоть ледоход и начался, но еще холодно. Чего молчишь? Имей в виду, нам с тобой еще месяц вместе как-то жить придется. Если будешь плохо себя вести, то я, конечно, намучаюсь. Но и тебе несладко будет. Молчишь? Ну, как хочешь, молчи.

Середин спустился в трапезную, заказал себе еды, кваса – но есть пошел в светелку, расположившись напротив пленницы:

– Вот это гречневая каша с тушеной свининой. Очень, очень вкусно. Это квас, он очень хорошо утоляет жажду. Это расстегай с лососиной. Обожаю пироги с соленой рыбкой, это моя слабость. Хочешь? Ладно, дело твое.

Он взялся за трапезу, с наслаждением уминая ароматную кашу и прихлебывая крупными глотками квас. Утолив первый голод, снова поинтересовался:

– Так ты есть станешь, или голодовку объявила? – Он протянул руку, выдернул у невольницы кляп.

Та громко сглотнула и прошипела:

– Пить...

Олег налил ей кваса, поднес к губам, дал возможность напиться и снова вернулся к еде. Предупредил:

– Мы с тобой из одного мира. Мира чародеев. Попытаешься сказать что-то лишнее или непонятное, сразу вгоню кляп обратно в рот. Понятно объясняю?

– Лжешь! Мы разные, разные! – Промочив горло, пигалица снова злобно зашипела: – Я из стаи, а ты проклятый смертный, жалкий человечишка! Ты корм, корм! Вы все корм!

– Опа! – удивился Середин. – Откуда столько ненависти к честному люду?

– Честный люд?! – опять зашипела ведьма. – Разве честные люди отнесут своего ребенка в лес? Бросят там беззащитного умирать? Даже росомахи и белки, даже птицы и олени – все о своих детях заботятся! И только вы их в лесу бросаете на смерть. На смерть! Вы подлые пиявки! Вас уничтожить нужно! Всех, всех!

Ведун посмотрел на ее странный для здешних мест разрез глаз, на непривычно темные волосы и начал догадываться, с чего все пошло. Надо полагать, какая-то из здешних баб, гульнув с заезжим купцом, решила не показывать мужу откровенно не похожего на него ребенка. Вот и вся загадка.

– Тебя отнесли в лес... – пригладил он бородку. – Но волки не сожрали тебя, а забрали, приняли в стаю.

– Берегиня малинная меня укрыла, – впервые потеплел голос пленницы. – Она и к стае определила, ее послушались. И дедушку лешего, видно, тоже. Стая меня выкормила, волки братьями стали. Берегиня научила, как ветрами и взглядами, деревьями и словами править. Дедушка больше про корни и травы сказывал, про то, как мороки ставить и смертных в чаще кружить. Как подросла, лес мне доверять стали. Они на зиму спать уходят, а я за них правила. Стаю кормила, прочего зверя берегла.

– Знаю я, как ты его берегла. Путников волкам скармливала, чтобы сыты были и лосей-оленей не трогали.

– Туда вам и дорога! – оскалилась пигалица. – Нечто мясо ваше ценнее кабаньего?

– Звать-то тебя как?

– Хозяйка леса я!

Олег только рассмеялся. В чаще, где жила одна берегиня, один леший и одна человеческая душа, личных имен, естественно, не требовалось. Да и какое имя могли дать человеку волки?

– Волки серые, – задумчиво сказал он. – Серый, Сергей... Нет, это имя не девичье. Серая... Сирень – вот что будет звучать благозвучно! Я стану звать тебя Сирень. Сирень, ты хочешь кушать?

Голод не тетка – к середине дня ведьма ела кашу как миленькая и квасом запивала. Разумеется, с ложечки – Олег был отнюдь не дурак, чтобы высвобождать выпестованную лесной нежитью и озлобленную на весь род людской чародейку. Кто знает, каким фокусам ее научили существа, тщательно скрывающие свои тайны от простых смертных? Выходя из комнаты, он еще и рот ей затыкал, дабы наговоров в его отсутствие не нашептала. Однако, жалея девчонку, надолго старался не отлучаться. Да и хлопот в Твери было у него совсем немного: святилище местное навестить, Маре поклониться; спросить, кто из местных людей торговых и когда собирается в северную сторону плыть, мимо Русы. Купцы отвечали, что тронутся дня через три-четыре после ледохода – и ждали этого момента с нетерпением. Оказывается, весеннее половодье заливало глубокой водой многие отмели и пороги, так что ладьям удавалось пройти своим ходом мимо некоторых волоков и добраться до самых глухих селений, в другое время года недоступных.

– Ты не спеши, мил человек, – убеждал его хозяин постоялого двора. – Задатка не давай. Друг мой давнишний тоже по делам торговым вскорости поплывет. Уговорюсь – вдвое меньше прочих за дорогу с тебя возьмет. Струг у него небольшой, да ходкий. Еще и раньше прочих доберешься.

Олег не спорил. Он никак не мог дождаться, когда наконец кончится ледоход – а льдины все плыли и плыли, словно где-то наверху, в истоках, разваливался на пластины гигантский, нескончаемый айсберг.

– Дня два еще, да и кончится. Вода, вон, вроде как подниматься начала. Знамо, смоет мусор всякий с берегов, да и очистится. – Мужчина выставил на стол перед постояльцем горшок тушенной с грибами и капустой баранины, крынку кваса и такую же – хмельного меда. – Соседи жалуются, ночью волки к самому тыну подходили, выли, под ворота скреблись. И ниже, в знахарской веси тоже стаю видели.

– Я же предупреждал, волков появится много, – кивнул в ответ Середин. – Проклятье давешнее их к тракту приманивало. Они путников и резали. Ныне проклятие снято, вот серые и разбрелись. Скоро уйдут, чего им тут делать? Через тын они курочек разве что унюхать могут, но не сожрать.

– Сие я понимаю. Однако же люди пугаются, беспокоятся. Опять же, у тебя тут волчица живет странная, колдун ты, еще кого-то с леса привез, после чего волки и заявились. Ропщут люди, думы нехорошие появляются. Может, прибить ее от греха?

– Кого?

– Ну, волчицу эту?

– Думы, думы... Откель они берутся, любезный? С чего селяне взяли, что я колдун?

Хозяин смутился и принялся старательно вытирать стол.

– Два дня, говоришь? – переспросил Олег. – Иди, договаривайся с приятелем своим, пусть скорее струг на воду спускает. Уплыву отсель при первой возможности, и не станет у тебя никаких дурных дум.

– То не у меня, чародей. Я же вижу, ты человек честный. В постояльцах-то разбираюсь, как мне без этого?

– Договаривайся, – повторил Олег, забирая полусогнутой рукой горшок и крынки. – Уплыву – обоим нам спокойнее выйдет.

– Может, помочь донести, мил человек? – спохватился мужик.

– Не нужно, сам... – отказался Середин.

Поднявшись наверх, он пересадил пленницу прямо вместе с табуретом от стенки к столу, вынул кляп, налил в кружку кваса, поднес к ее губам. Пигалица попила, облизнула губы: