Противостояние - Витич Райдо - Страница 24

пряча автомат под ватник, а все равно видно, что оружие прячет.

Дед косился, косился и молвил:

— Вы, чьи ж будете? Партизаны, поди? Цветочки вона садите? А там люди мрет!

— Тише дед, — процедил мужчина. Но старика понесло:

— А вота выкуси! — выставил ему кукиш, поводья натянул, останавливая телегу. —

А ну хеть отсель, сучьи дети!

— Что так сурово-то, отец? — недобро уставился на него Эринбеков.

— А то, что совести у вас нема! А и у меня ее к вам не будет! Геть сказал!

Сашек переглянулся с Леной — нехорошо. Если дед еще громче орать начнет, до беды

недолго.

— Ладно, ножками пойдем, не обломимся.

Слезли, ящик сняли.

Дед тут же коняку хлестанул, подгоняя:

— Шоб вам не жилось, а маялось, хадюки! — крикнул через плечо.

Сашек рожу скривил и вдруг за дедом ринулся. Перехватил поводья, лошадь

остановил и деда за грудки схватил, тряхнул:

— Ты не белены объелся, старый? Ты чего лаешь?

— А то… а то… — и вдруг плюнул парню в лицо.

— Сдурел?! — рявкнул тот.

Старик притих, а все равно смотрит волком. Тагир Сашка от скаженного потянул:

— Не вяжись.

Тот сплюнул в сторону и процедил в лицо колхозника:

— Не был бы ты седым, я б тебя сейчас так украсил — мать бы не узнала!

И выпустил.

Старик телогрею поправил и бросил парню в след:

— Был бы молодым, как вы цветочки не садил. А бил бы энту сволоту немецку,

покамест патронов було, покаместь силов хватало! Ууу! — кулаком пригрозил и

наддал коню, чтоб поспешал.

Ребята переглянулись и рассмеялись.

— Интересно, а чего его в Барановичи с телегой послали? — протянула Лена.

Мужчины посерьезнели. Сашок плечами пожал:

— Пытать не буду, и так умылся. Ну, его, дурной какой-то.

— Правильный старик, — улыбнулся Тагир. Лена прищурилась и рванула за дедом,

нагнала и рядом пошла:

— Деду, а деду, а зачем тебя в Барановичи послали?

— Тебе, какая печаль? — опять «залаял».

— Ну, бить-то ты меня не будешь, надеюсь? — улыбнулась.

Старик насупился, грозно поглядывая на нее, губами пошамкал и заворчал:

— Что с тя, девки, возьмешь? А вота дружки твои! Ряхи наели. Ружо у их, гляньтя!

А толку — пшик! Окопалися, сучьи дети! А тама вона мертвяков полон лес! Пленил

солдатиков немец-то, загнал и забыл! Каждный день как мухи мрут! А вы тута

цветочки садитя! Тьфу на вас!

Лена потихоньку отстала, мужчины ее нагнали:

— Ну и? — спросил Сашок. — Умыл?

— Под Барановичами лагерь военнопленных, — сообщила глухо, переводя услышанное

от деда на внятный язык. — Высокая смертность. Фрицам плевать на них: согнали и

забыли. Ни еды, ни воды, ни медпомощи. Вот они и умирают. Местных трупы убирать

гонят, свозить на телегах. Куда — не знаю.

Дальше шли молча, мужчины как язык проглотили, да и девушке говорить не хотелось.

Настроение к черту уехало.

— Отыграемся еще, — сказал Тагир уже у Бугра — камень.

Радость от появления радиоприемника в отряде была огромной. Мужчины весь вечер

шутили, с уважением поглядывали на добытчиков, а те друг на друга не смотрели —

паршиво отчего- то на душе было.

С того дня изменилось к Лене отношение и командира. Она стала настоящей связной

и начала курсировать из отряда в Мозырь, Пинск, Ганцевичи, Баранавичи, передавая

сводки с фронта подполью, принося в отряд данные о фашистах.

В городах, деревнях, поселках появились листовки подполья, загремели взрывы.

Белорусская служба порядка "Полесская сечь" провела акцию по "освобождению

Полесских земель от "большевистской заразы". К сентябрю "летучие отряды"

перебили и рассеяли на линии Столин, Сарны, Олевск, Овруч, больше пятнадцати

тысяч не сумевших прорваться к своим и оставшихся воевать на оккупированной

территории советских войск.

Часть влилась в отряд имени Ленина.

За сентябрь партизанам с помощью подполья удалось взорвать электростанцию,

водокачку, повредить железную дорогу, пустить состав с бронетехникой под откос,

убить более двухсот только полицаев.

В ответ режим ужесточился. Если с самого начала фашисты не миндальничали с

населением, с первых дней руководствуясь в своих действиях лишь двумя правилами:

террор и принуждение, то к сентябрю вовсе озверели. По деревням и весям

прокатилась волна жестоких репрессий. Народ притаился, не зная кого винить, к

кому примкнуть.

Полицаи зверствовали наравне с гитлеровцами, искали «бандитов», как называли

партизан, но хватали всех кого хотели, вешали, жгли, расстреливали, а заодно

грабили и насиловали. А наряду с настоящими советскими партизанами начали

активно действовать и Белорусская народная партызанка. Они были против и красной

и коричневой чумы, но при этом грабили и убивали, как последние, вламывались в

хаты, уводили скот, забирали последнее.

Простые люди не понимали, кто есть кто, не знали, кому верить, кому нет, и

затаились.

А меж тем, надвигались не только холода, но и голод.

В начале октября Лена несла очень важный груз из Ганцевичей. Путь лежал мимо

деревни и она решила, завернуть, во-первых, немного обогреться, во-вторых,

узнать что-нибудь, в — третьих, в заветном кармане на спине были три листовки.

Было бы хорошо наклеить их и здесь, чтобы люди знали — война не закончилась

победой фашистов, их войска не маршируют на Красной площади, товарищ Сталин жив,

а Красная армия героически стоит за каждый клочок родной земли, а не сдается

полками, как писали в газетах и листовках фашисты.

Завернула и попала в облаву. Полицаи из местной жандармерии и группа СС сгоняли

всех на площади и церквушки. Прикладами, пинками выгоняли из домов всех от мала

до велика. Схватили и Лену. За шиворот притащили к стоящему перед толпой офицеру

и пихнули в ноги. Девушка прокатилась и сжалась, решив, что самое лучшее,

изобразить дурочку.

— Встат! — рявкнул переводчик. Девушку подняли и, она увидела… Игоря.

Глаза в глаза, лицом к лицу — перед ней в немецкой форме офицера СС, в черном

блестящем плаце, заложив руки за спину, с каменным лицом стоял ее брат! Холеный,