Обитель Варн - Витич Райдо - Страница 4

каверзу на месте посадки, нечто среднее меж битым стеклом, разъяренным циклопом

и острыми шипами, и сгруппироваться в предвкушении оного. Однако посадка

оказалась на удивление мягкой. Они словно нож в масло, вошли в густую пахучую

жижу и забарахтались, пытаясь правильно определить направление движения в

кромешной тьме.

Минут десять они то ли ползком, то ли брассом, сжав губы, чтоб не попробывать на

вкус угощение сержанта, дыша через раз, чтоб избавить обоняние от душного амбре,

двигались в никуда. Наконец увидели блеклый просвет и погребли активнее.

Каменный мешок, в котором они оказались, не имел видимых путей выхода. Девушки

огляделись — стены с небольшими, но с частыми острыми шипами, уходили в

бесконечность арочного потолка, на котором горела цифра I. Первый этап. Они

вернулись в исходную точку, сделав круг по нижнему уровню.

Люция издала рассерженный звук, то ли стон, то ли вздох. Алисия не стала тратить

время и силы на эмоции — что толку лишний раз озвучивать свое отношение к ОНВ в

общем и сержанту Стокману, в частности? Она прикинула, что ползти по стене,

обдирая руки о шипы, срываясь и вновь поднимаясь, не стоит. Уши от новобранцев,

что останутся к концу подобного восхождения, вряд ли получат зачет от Стокмана.

Есть еще один вариант — менее ущербный для тела. Девушка извернулась в вязкой

жиже, вывинчивая свое тело из нее, как штопор из бутылки марочного вина и

вскинула обе ладони, целясь на края стены справа. Две липучки из запястных

браслетов ушли вверх, высвечивая траекторию восхождения красными линиями.

— Вперед, — скомандовала она Люции и, с трудом выбравшись из грязи, пошла

вверх, перебирая ногами по стене и работая пальцами — сжала до напряжения,

разжала, сжала — разжала. Красная нить страховки сворачивалась обратно в браслет,

поднимая девушку. Маликова отставала минуты на две. Много. Такими темпами они и

к ужину не успеют. Обед-то явно им улыбнулся по дружески тепло, как сержант,

отдающий приказ заступить на суточное дежурство по охране периметра. Ладно, герр

Стокман, еще полтора года таких праздничных будней, и вы сами искупаетесь в этой

вонючей жиже!

— И все-таки, я его убью, — без прежнего энтузиазма заметила Люция, взбираясь

на узкий край перекрытия.

— Теперь уже только глубокой ночью, если сильно повезет, — с некоторым

осуждением заметила Алисия и, стараясь удержать равновесие, пошла по тонкому, да

еще и закругленному краю стены на ровную широкую площадку, что еле угадывалась

впереди. Люция с тоской посмотрела ей в спину, но подвиг не повторила — поползла,

ворча, словно древняя, выжившая из ума старуха, по краю, оседлав его, как лошадь.

Мысль, конечно материальна, — подумала Алисия, сильно надеясь на то, что хоть от

одной изреченной вслух, сержант хотя бы подавится омлетом. И молчала,

поддерживая подругу в душе, но не тратя силы на звуковое подтверждение. Что

толку вдвоем об одном говорить, да еще теми же словами? И принялась настраивать

себя на повторное рандеву по кругам ада имени сержанта Стокман. Семь кругов до

той злосчастной арки, откуда они свалились сюда, и не меньше до выхода, а значит,

и до ужина, пусть не мягкой, но постели, пусть не горячего, но душа, пусть не

долгого, но отдыха.

Они вывалились из учебного тоннеля на лужайку у главного офицерского корпуса,

когда звезды на небе уже стали бледнеть.

— С прибытием, — посмотрел на них сержант сверху вниз.

Девушки с трудом поднялись и вытянулись перед ним, стараясь придать взгляду

безмятежно тупое выражение. Последнее получалось легко, первое — с трудом.

Взгляды горели от любви ко всем сержантам Отечества, коих в одном каменном

квадрате лица представлял Стокман.

Мужчина смерил их ответным взглядом, полным тех же негасимых чувств, и процедил:

— Ваш лимит времени вышел четыре часа назад. Итог — незачет. Повтор прохождения

в девять утра после построения. Свободны!

Девушки развернулись и направились в казарму.

— И все-таки я его убью! — третий раз пообещала Люция.

Алисия лишь мысленно присоединилась к ней. На слова сил не осталось.

Глава 2.

Ее ложе было мягким, просторным и теплым. Но тепла она как раз не чувствовала, а

холод — да. И каждый раз просыпалась от озноба, долго жалась к оббитым краям

саркофага, надеясь согреться.

Эту постель ей предоставил Бэф. Она твердо помнила о том, но не помнила, когда и

из-за чего ей выпала подобная честь. Небольшая зала с витражными окнами была,

пожалуй, самой уютной в костеле, да и во всем замке, но она чувствовала себя

здесь мало неуютно — одиноко. Это чувство вспыхивало в тот момент, когда она

просыпалась от холода, пробирающегося, казалось, даже в мозг, и тут же исчезало,

чтоб вернуться вновь в следующий раз. Порой вслед за ним возникали и вопросы —

откуда берется это чувство? В чем его причина? Мучает ли оно хоть еще одно

существо, кроме нее? Знакомо ли оно другим Варн?

Как правило, она лежала с закрытыми глазами и честно пыталась найти ответы на

эти вопросы, но, задавая их себе, она фактически сразу забывала их суть и смысл,

а потому и поиски становились тщетными. Сегодня у нее возникло ощущение, что все

чувства, вопросы и ответы уходят вслед за снами и возвращаются лишь в свою пору.

Как у Варн есть пора отдыха и пора охоты, так и у них.

Ноздри защекотал знакомый запах — Бэф?

Лесс открыла глаза и убедилась, а если б умела — удивилась. Вожак не только

пришел в одиночество ее спальни, так еще терпеливо ждал, когда она соизволит

проснуться и поприветствовать его. Он сидел на краю ее саркофага и водил пальцем

по ободу фужера, зажатого в руке. Пустого с виду, на деле наполненного до краев.

Лесс села и постаралась преданно посмотреть в глаза вожака, но взгляд

притягивала субстанция в фужере. Нектар из множества жизней. Как, когда? У кого-то

охота оказалась удачней? У кого? А она так и не смогла…

Тень сожаления мелькнула в глазах Лесс и исчезла, но все же была замечена Бэф.

Он протянул Варн фужер:

— Возьми. Знаю — ты голодна.

Она взяла без раздумий, с жадностью отхлебнула и прикрыла веки от наслаждения.

Внутри стало тепло и светло. Мрак, живущий в ней и выхолаживающий каждую клетку

каждую частицу ее сути, отступал. В ушах зазвенело, словно лопнуло тысяча таких

хрустальных бокалов и рассыпалась осколками по мраморному полу. Так обычно

смеется Бэф. И его смех, что глоток нектара…

Сильные руки подняли ее с ложа, прижали к груди и закружили по зале, вознося к

своду, на котором с обвалившимися от времени лицами, руками, крыльями, пели

ангелы на фресках. Лесс приоткрыла глаза — Бэф наблюдал за ней и явно был

доволен. Что ж, она тоже. Голод, покрывший наледью каждую чакру, отступил, и

Лесс могла поклясться, что услышала удар собственного сердца — один, но явный.