Обитель Варн - Витич Райдо - Страница 2

двух небоскребов, что таращатся в небо слепой чернотой окон. За ними тихо и

уютно, но девушка туда не дойдет. Еще пара десятков шагов, пара минут ожидания.

Терпение, терпение…

Варн насторожилась — навстречу им двигался одинокий прохожий — худощавый,

высокий мужчина. Он ей не нравился — силуэт, стремительная и уверенная походка,

запах, не раз уже использованное и пополненное НЗ, и разбуженная кундалини,

греющая его чакры. Охотник встречает охотника?

Девушка ускорила шаг, Варн чуть отстала.

— Вадим! — воскликнула радостно девушка и бросилась навстречу прохожему.

- `Вадим', - передразнил тот. — Почему не позвонила? Приключений захотелось?

Темнота, улицы безлюдны. Все нормальные люди уже либо дома, либо подъезжают к

нему. В машине!

— Да, в том-то и дело! День такой неудачный и вечер хуже некуда. Прямо полоса

невезения. Шеф до макушки загрузил, только закончила, в машину села, какой-то

ненормальный на повороте подрезал. Теперь машина в сервисе, а я домой пешком.

Темно, холодно, страшно — девушка жалась к мужчине. А тот слушал и вглядывался

в темноту за ее спиной. Чудился ему силуэт человека.

Варн максимально слилась с тенью облетающего дерева, но уходить не торопилась.

Ей было жаль терять жертву. Она почти чувствовала нектар на языке и хотела, чтоб

иллюзия превратилась в реальность. Если б не мужчина, она б, пожалуй, напала

прямо сейчас.

— Ничего странного не заметила? — тихо спросил он у своей женщины. Настолько

тихо, что та еле расслышала. Но Варн четко услышала каждое слово, уловила

интонацию и поняла подтекст — он насторожился и чувствует ее, как она его. И оба

не отступят. Вот только у Варн есть одно, незначительное с виду, преимущество —

она не знает и не понимает слово смерть. Оно пусто для нее, как для него сказки

о любви капризных женщин.

— Нет, я ничего не заметила, а что? — насторожилась девушка и испугалась.

Обернулась, силясь разглядеть в темноте причину столь странных вопросов Вадима,

но ничего не увидела. — Пойдем домой, — предложила, зябко передернув плечами.

— Да, Марина, — кивнул он, но не двинулся.

— Вадим, пойдем, мне страшно! — потребовала настойчивей Марина.

Тот нехотя повернулся к ней, обнял и медленно повел к арке. Варн тенью

скользнула следом за парой.

Мужчина остановился:

— Ты иди, Мариша, я за тобой.

— Вадим… — она не понимала.

— Иди, — процедил. В голосе не просьба — приказ, и тон грубый, властный,

недовольный. Видимо, девушке еще не доводилось видеть таким. И отступила,

обидевшись и растерявшись одновременно.

— Иди, милая, иди, — повторил мужчина, внушая и успокаивая, уже мягче, но не

менее настойчиво. Она поддалась, сделала неуверенный шаг в сторону от него и от

Варн. Та не сдержала стон сожаления, губы искрились от злости, тело

приготовилось к прыжку.

— Беги!! — предостерегающий крик мужчины подстегнул девушку и толкнул Варн к

нападению. Она прыгнула и напоролась на его удар, впечаталась в кирпичный забор

и, спружинив от него, в полете отвесила ответный удар противнику. Мужчина

отлетел и рухнул на землю. Марина закричала и тут же смолкла, услышав странный

завораживающий звук — Варн смотрела на нее, щуря черные глаза, в которых,

казалось, нет зрачков, и словно пела.

Вадим поднимался с земли.

— Уходи!! Не слушай ее!! — попытался перекрыть своим криком странную манящую

чудесную мелодию. Или песню? Или что-то еще не имеющее названия? И губы, что

издавали эти звуки, влекли к себе и сама певица — стройная, ирреально красивая,

гордая и сильная. Идеал. Мечта, звезда.

Иди ко мне — звали вишневые губы, такие же приметные на абсолютно белом, неживом

в своей красоте лице, как и черные глаза, в которых играли искры безмятежных лет,

прошедших, как миг, таких дорогих, что нет сил думать о них не плача, не сожалея.

Но они вернулись и зовут, и нужно сделать всего лишь шаг, чтобы вновь обрести

утерянное счастье, покой и безграничную любовь, которая окутает все существо,

пронзит каждую клетку восторгом и негой…

— Стой!!

Вадим криком пытался остановить любимую и силой — Варн.

Чарующая мелодия стихла, Марина скривилась, готовая расплакаться от огорчения и

щемящей тоски, что вытеснила из сердца радость и счастье.

— Уходи!! — врезалось в мозг яростным грохотом.

Девушка вздрогнула и очнулась. Взгляд еще стремился к предмету обожания —

странной женщине, но глаза уже видели и Вадима. Тело еще не слушалось, мозг

соображал вяло, да и не хотел соображать вовсе. Ей хотелось спать так сильно,

что она б легла прямо здесь, на мокрую плитку асфальта, но где-то на краю

сознания плавало глупое, нервирующее ее правило, взятое, бог знает где — нельзя

спать на улице, на сырой земле.

Она видела, как мечутся две фигуры — Вадима и женщины, и понимала — они дерутся,

и не воспринимала данный факт иначе, чем кадры фильма или сценку особо бездарной,

компьютерной игры для юных фанатов какого-нибудь особо заумного и давно забытого

вида рукопашного боя. Ей вдруг стало смешно — женщина так красиво двигалась,

взлетала высоко и легко, словно парила и пела ту чудесную мелодию даже

движениями. Вадим же был неуклюж и груб. Бил всерьез, промахивался, получал

плюху, падал и вновь неуклюже вставал.

Она не узнавала его — этот человек был слишком груб с женщиной, бился со всех

сил, неистово, зло, не делая скидки ни на возраст, ни на пол, ни на красоту. И

бил, стараясь попасть по лицу.

— Как ты смеешь так себя вести с ней? — возмутилась Марина и упала, мгновенно

заснув. И не видела, как женщина вспорхнула вверх черной птицей и исчезла в ночи.

А Вадим, тяжело дыша, шатаясь, подошел к девушке и опустился рядом прямо на

грязный асфальт. Долго вслушивался в ее ровное, сонное дыхание, набираясь сил,

прежде чем доставить ее и себя домой.

— Она вернулась ни с чем, — Ойко злорадно усмехнулась, качнувшись к Бэф.

Лесс облизнула разбитые губы, затравленно следя за вожаком. Что он скажет, что

сделает? Пятая охота неудачна. Наверняка это выведет его из себя.

Широкоскулый мужчина с задумчивым взглядом огромных карих глаз, покачивал пустым

хрустальным фужером и, как обычно, не торопился высказать свое мнение. И как

обычно — по его лицу невозможно было определить, какое оно.

Его мощный обнаженный торс обнимали тени, и мужчина казался расслабленным, не

годным ни к нападению, ни к сопротивлению. Но и это было обманом, как и

равнодушная безмятежность лица, как вальяжная поза, которую он занял в кресле,

как небрежность одеяния — лишь легкие домашние брюки и знак вожака на груди — то