Фантастика 1988-1989 - Кузовкин Александр Сергеевич - Страница 90

Да, совсем забыл предупредить. По профессии я — герой научно-фантастических произведений, рукописных и опубликованных. А мой палач — типичный автор таких произведений.

Итак, сижу в ракете. Нажимаю на разные кнопки, двигаю рычагами. Создаю видимость, что готовлюсь к старту. И тут выясняется, что автор еще не выбрал вид топлива. Баки пусты. Пришлось поднапрячься и взлететь на честном слове. Хорошо еще, что в пути пробыл недолго — всего одну страницу. На посадке, правда, натерпелся страху. Иные авторы любят аварийные ситуации, взрывы аннигиляторов и переломанные ребра. Но на этот раз, хвала аллаху, обошлось. Зарылись в грунт по иллюминаторы — и все.

Ну, думаю, повезло с автором. Зря на него грешил. Все-таки какойникакой, а инженер человеческих душ. Вот тут-то он себя и показал. Не теплый душ, а целый водопад радиоактивного дождя обрушился на корабль. И тянулось это три дня и две страницы.

— Эй! — кричу автору. — Ты что там себе думаешь? Продукты еще в пути кончились, о неприкосновенном запасе ты забыл. Помру ведь от голода! Без меня рассказа не будет, гонорара не получишь! Давай, делай что-нибудь!

Смотрю в иллюминатор — дождь кончился. А к кораблю ковыляет какой-то абориген, хилый старикашка. Обрадовался ему, как родному. Выскочил навстречу, по спине хлопаю. Он тоже хлопает, но только глазами. И бледно улыбается, потому что нас разделяет высоченный языковой барьер.

— Как общаться будем? — шепчу автору. — Нарисуй-ка машину-переводчика или дай мне способность к телепатии.

— Мой творческий метод запрещает использовать расхожие приемы плохой фантастики, — гордо заявляет автор. — Сейчас придумаю что-нибудь посвежее…

Пока он тужился, абориген вдруг оказался в халате и чалме. Погладил заскорузлыми ладонями желтоватую бородку и заговорил на чистейшем узбекском языке.

— Хорош творческий метод! — ехидно шепчу автору.

А он отводит глаза и делает вид, что это его не касается.

Потом мы со старикашкой, который на поверку оказался довольно прытким, гонялись за небольшим динозавром. Еле-еле поймали и съели. Только присели под развесистым рододендроном отдохнуть и пообщаться, как на нас напала орда дикарей. Во главе ее прыгала и размахивала каменным топором Баба Яга — точь-в-точь такая же, как в известном кинофильме. На поясе у нее болтались скальпы (наверное, их автор стащил у Фенимора Купера).

Дикари схватили старикашку и повесили на рододендроне вверх ногами. А рядом приспособили меня. Висим мы день, висим второй. Не так страшно, как скучно. Подозреваю, что автор хочет женить одного из нас на прелестной Бабе Яге. Но твердой уверенности нет, поэтому помалкиваю, чтобы случайно не подсказать. И все эти два дня (полторы страницы) дикари беснуются под нами. Рожи корчат, скальпами размахивают. Кричат что-то, правда, не по-узбекски.

Потом старикашку куда-то уволокли, а меня спустили на землю и привязали к стволу того же развесистого рододендрона. Баба Яга клыки скалит, ладони потирает. Неужели съесть хочет? Так и есть! Вприпрыжку приближаются ко мне дикари с наточенными до блеска ножами (это автор перебросил нас из каменного века в железный). Корча мерзкие рожи, дикари намыливают мне голову. Потом быстро и аккуратно обривают наголо. «Слава аллаху! — думаю. — Теперь скальп снимать будет трудновато».

Но действительность оказалась ужасней.

Представьте себе картинку: космонавт при полном параде (черный костюм-двойка, галстук, мокасины) привязан к рододендрону. На бритую голову с раскидистых листьев капают остатки радиоактивного дождя. Гвоздика из петлицы выпала, рожа тоскливая. К космонавту подплывает прекрасная Баба Яга с желтыми клыками на изготовку. Минуту любуется своей жертвой, а потом бросается ей на шею и с размаху кусает (или целует?) в щеку. Потом в другую.

Взвыл я не своим голосом и отпал, то есть потерял сознание. Когда очнулся, то увидел, что лежу на носилках. Рядом сидит прелестная Баба-Яга. А дикари на высоко поднятых руках несут нас сквозь густой лес. Испуганно кричат попугаи, макаки швыряются ананасами. Вот впереди послышался ужасный грохот, и скоро я увидел беснующийся водопад — весь в водяных брызгах и переливах радуги. Он срывался со скального ложа и низвергался в пропасть, наполненную мраком и туманом. Полный страшных предчувствий, я сел в носилках. Баба Яга все так же скалила клыки и смотрела на меня с вожделением. Меня передернуло. В это время дикари остановились у края пропасти и, не задумываясь ни на секунду, обрушили носилки в бездну. Вместе со мной!

«Ну, ты даешь! — подумал я об авторе. — Пора свою судьбу брать в собственные руки!»

Я несколько раз перевернулся в воздухе и вошел в бурлящую воду ногами. Затем быстро растворился в бешеных струях, утекая как можно дальше от глаз автора. В тихой заводи я выпал в осадок, сгустился, сколлапсировался до размеров электрона, испустил квант энергии и со скоростью света выскочил из рассказа. Автор стоял у окна и смотрел в небо. Губы у него шевелились. Видно, придумывал для меня новые мучения. Тогда я отрастил себе мощную ногу, как у бывшего спартаковца Вагиза Хидиятуллина. Разогнался и пнул что есть силы автора в зад.

И впервые в жизни почувствовал полное удовлетворение.

«Выдается горе! Настоящее горе! Безутешное… Выдается за деньги! Чем больше вы горя у меня возьмете, тем больше денег за него получите!» И чем громче выкрикивал старик-выдавала, предлагая свой необычный товар, тем печальней и безнадежней звучал его срывающийся одинокий голос. Народ бодро подваливал к чудо-предпринимателю, заинтересованный получаемым, но, потоптавшись около него в нерешительности и подумав немного о предлагаемом, уныло отваливал в сторону. Сгорбившись под тяжестью огромного сундука, свисающего на лямке, перекинутой через вызывающе худое плечо, старик напоминал когда-то мощную, но уже сухую ветку вишни, склонившейся к земле, не в силах противостоять появившейся у ее основания трещине. И, как подпорка в ее безнадежном положении, напротив старика наконец остановилась пара типичных прохожих с явным намерением заключить сделку.

— В чем дело, старик, из сил выбивающийся? — удивился один из них. — Ты продаешь или покупаешь?

— Если меняешь, то на что? — спросил другой.

— Трудно ответить… — задумался старик. — Предлагая вам горе, выходит, что я продавец… Заплачу деньги — покупатель… Взамен мне ничего не нужно… Я напрасно стараюсь и не знаю, как это называется, заключил старик; и груз не по плечу заставил его согнуться еще ниже.

— Так ты, что же, психически ненормальный? Душевнобольной, стало быть?..

— У меня болит душа, но психически я нормален.

— Разве так бывает?

— А чего не бывает на белом свете? — в свою очередь удивился он.

— Ну да ладно об этом… Взять у него копейку, что ли? — спросил один из горе-клиентов.

— Тогда уж рубль… — заметил другой.

— Или сотню?

— Может быть, тысячу?

— Несколько…

— Десятков…

— Сотен…

— Миллион! — выкрикнули они одновременно.

— Пожалуйста, пожалуйста… — согласился старик.

Он поставил сундук на землю и, попытавшись выпрямиться, перевел дух. Откинув крышку, вынул из сундука потрепанный зонт, чистую рубашку, две коробочки с необходимой в обиходе мелочью, письма, бумаги, еще что-то в матерчатом кульке, и, наконец, — на дружелюбные лица двух прохожих беззастенчиво взглянули аккуратно уложенные пачки купюр.

— Сто пачек, в каждой сто штук сторублевок, — пояснил старик и жестом пригласил подойти поближе.

Взглянув и затем приглядевшись к столь для них ненаглядному, тот прохожий, с копейки начавший, почесал затылок и спросил:

— Чем же вы оплачиваете горе дешевле ста рублей?

— К сожалению, вы у меня не первые… — печально пояснил старик, — и я знаю спрос…

Тишина. Тишина на миллион рублей. Практически полная тишина. И неожиданно робкий, прямо-таки дешевый в этой тишине, диалог: