Фантастика 1988-1989 - Кузовкин Александр Сергеевич - Страница 80

— Маша-а-а! Машка-а-а!

— Это Катька Свиридова, — подсказал Маше отчетливый шепот, но она и сама узнала голос Свиридовой и остановилась.

Свиридова улыбалась, отдуваясь после пробежки. Она была бледной и так похудела, что коленки над белыми гольфами торчали сильнее, чем прежде. Наверное, не поправилась до конца, и Машу это внезапно рассердило: могла бы полежать еще недельку, но нет, нужно встать и пойти на репетицию. Тоже мне Джульетта!

— Как наши ребята? — спросила Катя.

— Как Вадим Киселев? — шепотом перевел автофон ее потаенную мысль.

— Нормально, — ответила Маша после паузы. С тех пор, как ей вручили автофон, приходилось каждую секунду быть настороже: ведь она слышала и слова и мысли, а отвечать нужно было только на слова.

Они дошли до перекрестка и остановились.

— Светофор, наверное, сломался. Слишком долго горит красный, — шепотом доложил автофон Катину мысль.

«Торопится, — подумала Маша, — соскучилась… А нос острый, глазки маленькие. Что Вадим в ней нашел? Читает много? А я что, читать не умею?» Светофор был исправен. Красный свет сменился желтым, затем зажегся зеленый. Они перешли улицу.

— Сегодня все придут? — спросила Катя.

И без автофона Маша понимала, что интересует Свиридову опять же только Вадим. Раздражение ее стало еще сильнее. От автофона она знала: сама она Вадима нисколечко не интересует, и это было особенно обидно и, как ей казалось, несправедливо.

Она понимала, что бессильна что-либо изменить, но смириться с этим не могла. Зная, что краснеет, когда говорит неправду, Маша подошла ближе к витрине булочной, наклонилась и, будто поправляя ремешок босоножки, сказала, стараясь, чтобы голос прозвучал безразлично:

— А разве тебе не звонила Кузя? Сегодня репетиции не будет.

Маша вдруг почувствовала, что автофон выскальзывает из нагрудного кармана кофточки, но подхватить его не успела, он негромко звякнул об асфальт. Это было ужасно. Маша встала на колени, поддела непослушную пластинку ногтями, потерла о юбку и торопливо осмотрела с обеих сторон. С виду приборчик казался целым. Она облегченно вздохнула и поднялась.

Свиридова все еще стояла рядом. Глаза ее блестели.

— Значит, идти нет смысла? — негромко спросила она. — Это даже хорошо. У меня тысяча дел!

Это было вранье и еще раз вранье. Маша могла в этом поклясться, но автофон почему-то молчал.

Директор впервые держал автофон в руках, хотя прежде видел фотографии в отчетах. Розовая керамическая медалька. Легкая, почти невесомая… И такая страшная!

Будь его, директора, воля, изобретатель мог бы долго еще объяснять, что автофон — это просто усилитель. Что человек все чувствует и сам, а память его хранит всю информацию буквально с первых часов появления на свет — все, что когда-либо видел, слышал, читал. Все до слова, до буквы, звука! Автофон лишь усиливает неясные ощущения и бессвязные воспоминания, превращает их в точную информацию. Словом, помогает человеку полностью овладеть тем, что ему и так принадлежит.

Может, это и верно. Но лишь отчасти, думал директор, слушая доводы Короткова. Хорошо, конечно, иметь при себе что-то вроде карманной энциклопедии, готовой при любом затруднении дать точный, взвешенный совет. И если бы возможности автофона этим ограничивались, директор пожал бы изобретателю Короткову руку и дал бы на эту тему любые деньги, даже оторвал бы от собственных исследований. Но возможности изобретения были гораздо шире. Автофон усиливал мысли не только хозяина, но и тех, кто его окружал.

Директор не хотел, чтобы кто-то копался в его мыслях, и не хотел знать чужие. И не потому, что ему было, что скрывать. Нельзя отнимать у человека право выбора между тем, что говорить вслух и что умалчивать. Нельзя полностью обнажать его душу. Ведь определенная и необходимая закрытость — часть того, что делает человека человеком. И даже будь все люди абсолютно чисты, директор был бы против того, чтоб автофон появился на свет.

Но исход споров с Коротковым был уже предрешен. Представители Космоцентра, давая заказ, заверили: использоваться автофоны будут в космосе, и только в космосе, причем за этим будет установлен строжайший контроль, исключающий любые злоупотребления.

Это было заявлено вскоре после того, как при посадке на космодроме в Теплом разбился Волощенко. Автопилот корабля вышел из строя, и космонавт спешил вручную сдвинуть рычаг управления, забыв, что его по-прежнему держит автомат, и некому было напомнить, что нужно переключить управление с автоматики на ручной режим, а когда он об этом вспомнил, времени уже не было… Директор хорошо знал Волощенко. Перед тем, как уйти в отряд космонавтов, тот работал у него в лаборатории.

— И куда его? — спросил он, подбросив автофон на ладони. — В карман или на шею?

— Если шея не очень длинная, можно в нагрудный карман, — пошутил Короткое.

Он произнес это скороговоркой, и директор подумал, что они беседуют уже минут пятнадцать. Поколебавшись, он поднес автофон к уху и услышал шепот:

— Как бы ему повежливее?.. Вот незадача, люди ждут, а я тут болтаю… Ах да, он же слышит!..

— Работает, — сказал директор и улыбнулся. — Не смущайтесь, я не обижусь. Дела есть дела. Один вопрос. Испытания начались?

Короткое кивнул.

— Сегодня второй день.

Директор не знал, кто первым предложил испытать восемнадцать готовых автофонов на детях. Об этом заговорили все сразу.

Дети физически активнее взрослых! У них очень подвижная психика! Гейзеры эмоций, и никаких стрессов! Двойная система кровоснабжения сердца! Месяц испытаний заменит год проверки даже в космосе! Дети — испытатели «в квадрате»!..

Директор сдался лишь после того, как ученый совет проголосовал за. Но месяц он не дал. Неделю — и ни часа больше. И вот уже второй день восемнадцать девчонок и мальчишек — дети сотрудников Института — испытывали автофоны.

И второй день автофоны испытывали их.

Белый мяч с черными пятиугольниками бежал чуть впереди. Митька мог гнать его так хоть на край света, и никуда бы он не делся.

— Справа, — коротко шепнул автофон. Митька машинально провел рукой по груди и почувствовал медальку под мокрой футболкой. Терять автофон было нельзя. Бегать с ним, прыгать, купаться, ходить на голове — можно, даже нужно. Но терять — ни в коем случае.

Справа, как и подсказал автофон, бежал Ипполит. Здоровый лось, с ним сталкиваться ни к чему. Митька подождал, когда Ипполит окажется ближе, и послал мяч вперед.

— Быстрее к воротам, — подсказал шепот.

За шесть дней Митька убедился, что автофон не ошибается. Поначалу было даже странно: вроде фитюлька и фитюлька, но с ним не промахнешься — почище рентгена просвечивает, сразу видно, что кругом народец не очень, любви к нему не испытывает.

Впрочем, он и раньше это подозревал. И думал, что причину знает: так уж устроены люди, казалось ему, они не любят, когда кто-то высовывается. Вот отнеси он квадро- и видеоаппаратуру в мусоропровод, раздави каблуком часы с телевизором, что отец привез из командировки в подарок, надень вместо фирменных кроссовок «Кимры», тогда сразу все полюбят, тогда будешь «свой парень».

Такая точка зрения казалась ему бесспорной, и даже в мыслях к этой теме он не возвращался, иначе автофон дал бы ему знать, что не любят его лишь потому, что он сам никого не любит.

Митька оказался впереди в самое время. Достаточно было подставить ногу, и мяч свернул в ворота. Вратарь подобрал с земли палку и начал выкатывать мячик из коричневой жидкой грязи.

Кому-то придется отмывать, подумал Митька про мяч, и автофон с готовностью подсказал:

— Хомутову.

Митька удовлетворенно кивнул. Хомутову не вредно. Таких людей не жалко. Впрочем, предатели вообще не люди. Когда совет класса обсуждал, кому ехать в Крым, в молодежный лагерь, и весь класс, вся эта шушера насыпалась на Митьку: он, мол, плохой товарищ, ненадежный человек и так далее, Хомутов, Хомут, с которым он дружил с первого класса, встал и сказал, что Митька заносчив и на него положиться нельзя. Из класса не взяли двоих — его и двоечника Ипполита.