Циклон над Сарыджаз - Коротеев Николай Иванович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/46
• Следующая

— Орозов. — Он взял у меня из рук документы, бросил взгляд на фотографию в удостоверении, на меня, снова сличил. — Слушаю вас.

— Нам нужно поговорить. В контору можно с вами пройти?

В кабинете три стула, телефон и печка железная, холод — что на улице.

— Подождите, я печку затоплю.

— Можно это сделать через пять минут?

— Конечно!

— Мы ищем банду Аргынбаевых.

— Я сам её ищу! — вспыхнул Орозов. — Они у меня шестерых убили, четырех коммунистов, двух комсомольцев! Они двадцать девять племенных английских жеребцов угнали. Сожрали, скоты!

— Поспокойнее, товарищ Орозов…

— Слушаю, — сцепив пальцы рук так, что костяшки побелели, Орозов уставился в пол.

— Работает в вашем отряде…

Орозов поднял гневный взгляд.

— Спокойнее, спокойнее… Работает в вашем отряде охранник на складе копченой рыбы, Ибрай его зовут?

— Знаю старика. Он ещё при царе Горохе здесь работал.

— Так вот, этот старик точно знает, где сейчас банда Аргынбаевых, знает, что Аргынбаевы намерены делать.

— Шайтан побери этого аксакала! Сейчас мы его…

— Подождите, подождите! Вызвать старика надо осторожно, подменить на дежурстве — и украдкой сюда.

— Не привык я от своих скрываться… — пробормотал Орозов, но, посмотрев на меня, на мою одежду бродяги-оборванца, гмыкнул: — Извините, я не хотел вас обидеть…

— Дальше слушайте… Моего товарища, Хабардина, вместе с человеком в тулупе, посадите в смежную комнату. Стены тут фанерные — они наш разговор с Ибраем услышат.

— Так надо?

— Так надо.

— А что же Ибраю-то сказать?

— Ревизия приехала, бумаги спрашивает.

— И то, действительно, ревизуют нас чуть не каждый день. Сосед у нас беспокойный — всё пишет, пишет на нас. И то мы не так делаем, и то не так храним, и тут-то у нас убытки… А… Я говорю майору, ну, командиру тасаральскому, приезжай, посмотри. Ведь ни разу не был! А пишет!

— Вы за Ибраем пошлите, товарищ Орозов…

Орозов сорвал телефонную трубку и, успокоившись, приказал капитану съездить на склад, подменить Ибрая и привезти в штаб, мол, ревизоры требуют, с бумагами. Потом Орозов стал растапливать железную печурку, а я сходил за Хабардиным и Ахмет-ходжой и поместил их в смежную комнату.

Ибрай, высокий сутулый старик с холеной бородой, вошел в кабинет степенно, вежливо поклонился, положил на стол принесенные документы. В комнате вкусно запахло копченой рыбой, и я почувствовал, что давно бы пора поесть. Сидя у открытой дверцы печурки, я полуобернулся к Ибраю и спросил:

— Скажите, пожалуйста, где сейчас находятся Исмагул и Кадыркул Аргынбаевы?

Глядя на командира дивизии, а не на меня, Ибрай ответил:

— Не знаю я, где Исмагул и Кадыркул Аргынбаевы. В тридцать первом году куда-то скрылись, сбежали… Больше ничего не знаю. Нет у меня известий… Ничего не знаю.

— Вы с ними недавно виделись!

— Кто мог так сказать? Вранье! — старик вскинул бороду. — Клевета! Клевещет кто-то!

Тут из соседней комнаты выскочил Ахмет-ходжа:

— Врешь! Ты врешь! Я им всё рассказал! Правду сказал! Ты знаешь, где они!

— А-а-а… — протянул старик, искоса глянув на Ахмет-ходжу. Он спрятал руки в рукава халата и, набычившись, уперся бородой в грудь. — Ты, значит… Уж всё сказал…

— Сказал! Правду сказал!

— Всё?

— Все!!!

— Идем, — и Хабардин тронул Ахмет-ходжу за плечо. Они вышли.

А старик Ибрай сел, долго и пристально смотрел на меня, поцокал языком, головой покачал:

— Опоздал ты, начальник, пожалуй…

— Что?! — вскипел Орозов.

Но Ибрай не обращал теперь на него внимания.

Я продолжал греть руки у огня, хоть сердце у меня екнуло громко, мне показалось, словно селезенка у лошади; сказал совсем тихо, спокойно:

— Опоздал я или не опоздал, не вам, гражданин, судить… Где они?

— В Тасаральском рыбтресте… У бригадира Наубанова Таукэ… У брата жены Аргынбаева-старшего… Наубанов Таукэ и до войны работал в Тасаральском рыбтресте… На войну пошел, без руки вернулся… Опять бригадиром стал… Верят ему… Он кандидат партии… На фронте, говорит, вступал… Вот он, Наубанов Таукэ, и достал им справки, чтоб паспорта получить… Племянники его, Наубанова Таукэ, в Караганду людей послали. За паспортами… Должны… те люди уже вернуться… Вчера!

Ибрай говорил очень-очень медленно — жилы из меня тянул. А я грел руки у огня, слушал его; не заметил, как костяшкой к дверце прислонился, увидел только, когда содрал ожоговый пузырь.

— Вчера! Вче-е-ра-а… — протянул Ибрай.

— Врешь! — не сдержался Орозов.

— Не-ет, начальник, — по-прежнему обращаясь ко мне, протянул Ибрай.

— Спросим… К семье Наубанов вернулся?

— Вернулся.

— И сколько у него детей?

— Пятеро.

— И он руку на фронте потерял?

— По локоть. Да вы сами, сами у него спросите!

— Спросим, — не сдержался я.

— Спроси, спроси, начальник. Наубанов Таукэ у меня на квартире спит.

Я рассмеялся, и мне стоило больших усилий остановить свой хохот. Хохот, который мне самому очень не понравился: сдавали нервы после двухмесячного преследования.

Справившись с собственным смехом, я протянул в тон Ибраю:

— И спро-осим… Товарищ Орозов, прикажите капитану доставить сюда Наубанова Таукэ…

Когда капитан ушел, я полуобернулся к Ибраю:

— Раз я опоздал, скажите, гражданин, куда ж братья Аргынбаевы со своей бандой направились?

— В Синцзян…

— Дорога известная… Старая басмаческая дорога, — усмехнулся я. — Значит, сейчас они, если ушли, то идут по пескам Сары-Ишикотрау, а может быть, по долине Или, скрываясь в тугаях. К Аягузскому перевалу направляются…

Мы смотрели друг на друга, нагло улыбались и кивали понимающе.

— Чтоб найти их, тебе аэроплан нужен, начальник, — Ибрай попытался раздвинуть в улыбке губы, сведенные страхом и злобой.

— Есть самолет! — хлопнул ладонью по столу Орозов. — Он вас…

Я поднял руку:

— Подождите, товарищ Орозов. Видите, аксакал забавляется.

— Как это забавляется?

— Да так… Либо Таукэ и на фронте не был и руку не терял…

Орозов перебил:

— Знаю я однорукого Таукэ!

— …либо не ушли никуда Аргынбаевы! Может быть, пока… ещё…

Дверь отворилась. На пороге стоял наспех одетый человек в полушубке, чуть бледный, с быстрым взволнованным взглядом.

— Что стряслось, Ибрай-ака?

Тот отвернулся.

Я встал, властно приказал:

— Наубанов, подойдите!

Таукэ сделал три четких шага ко мне:

— Не оборачивайся! — и Орозову, кивнув на Ибрая. — Увести гражданина в отдельную комнату. Пусть капитан неотлучно находится при нём. И чтоб ни с кем ни слова! Увести!

Когда мое приказание было выполнено, я сказал Таукэ:

— Садись. Ты брат жены Аргынбаева?

— Да.

— Ты достал племянникам справки для получения паспортов?

— Да. Они с фронта вернулись. Справки у них из госпиталя. Под Сталинградом ещё воевали. Контузии.

— Остальные пятнадцать — тоже из-под Сталинграда?

— Не-ет… Из разных мест. Все со справками — на излечении. На поправке. Временная работа. Рыба, хлеб — сыты. Хорошо поправлялись.

— Женщины с ними есть? — это был мой первый вопрос.

— Две.

— Одна или обе врачи?

— Одна врач, другая медсестра.

Не выдержали у меня нервы:

— Ты бригадир рыбаков или бригадир бандитов?

— Не понимаю… Зачем кричать? Почему надо кричать?

— У вас под носом делались эти справки! Когда должны вернуться люди с паспортами? Те, что в Караганду ездили…

— Вчера. Но не приехали.

— Вы уверены? А почему Ибрай говорит — приехали?

— Нет. Хотели приехать. Их два дня назад в Караганде ещё видели. Люди сегодня с поездом приехали — они их не встречали.

— Пойми, Таукэ, ты пустил к себе в дом бандитов. Они убили шестерых в Бурылбайтале, троих в Киргизии…

— Мои племянники не могли меня так обмануть.

— Где люди, которые поехали за паспортами?

— В Караганде, утренним поездом приедут. Мои племянники не могли меня обмануть — они честные люди.

• Предыдущая
• 19/46
• Следующая