На высотах твоих - Хейли Артур - Страница 39

• Предыдущая
• 39/112
• Следующая

— Мне понятна важность передислокации ракетных баз на север, — сказала Милли. — Я знаю, что вы говорили о спасении производящих продовольствие земель от осадков. Но тогда, значит, мы действительно идем к войне, так что ли?

Нужно ли признаться ей, что лично он убежден в неизбежности войны и в необходимости готовиться к ней с целью выживания? Хауден решил, что этого делать не следует. Это ведь тот самый вопрос, от которого публично ему придется всячески уклоняться, так почему же не попрактиковаться прямо сейчас?

— Мы стоим перед выбором, Милли, — объяснил он ей, тщательно обдумывая слова. — И должны сделать выбор, пока это еще имеет какой-то смысл. Кстати, зная то, что мы знаем, у нас это единственный выбор. Но есть и соблазн повременить с ним, увильнуть от решения, сложить руки в надежде, что неприятная правда как-нибудь рассосется сама собой. Нет у нас на это больше времени, — в подтверждение своих слов он энергично покачал головой.

Она осторожно спросила:

— Но ведь убедить людей будет нелегко?

На лице премьер-министра промелькнула улыбка.

— Думаю, что да. Возможно, у нас здесь, в конторе, придется попотеть и посуетиться.

— В таком случае я попытаюсь навести здесь порядок. — Она ощутила, как на нее нахлынули восхищение и любовь к этому человеку, который на ее глазах достиг столь многого, но останавливаться на этом не намеревался. Нет, это было не то прежнее чувство, сейчас оно было гораздо глубже — она хотела оградить и защитить его. С радостной гордостью она осознавала, что нужна ему.

Джеймс Хауден почти вполголоса сказал:

— У вас здесь всегда порядок, Милли. Поверьте, для меня это очень много значит. — Он поставил чашку на стол — сигнал к окончанию передышки.

Через сорок пять минут, в течение которых у премьер-министра побывали три визитера, Милли пригласила к нему в кабинет достопочтенного Харви Уоррендера.

— Прошу садиться, пожалуйста, — холодным тоном предложил Хауден.

Министр по делам гражданства и иммиграции опустил свое длинное раздавшееся туловище в кресло перед столом. Смущенно поерзав, он обратился к Хаудену нарочито дружелюбно:

— Слушай, Джим, если ты пригласил меня, чтобы сказать, что я тогда свалял дурака, позволь мне первому в этом признаться. Чертовски сожалею, что так получилось.

— Поздновато немного, к несчастью, — язвительно ответил Хауден. — К тому же, если хочешь вести себя, как городской пьянчуга, то прием у генерал-губернатора для этого не лучшее место. Полагаю, тебе известно, что на следующий же день об этой истории говорила вся Оттава.

Хауден с неодобрением отметил про себя, что костюм на его собеседнике давно бы уже не мешало погладить.

Уоррендер старательно избегал встречаться глазами с раздраженным взглядом премьер-министра. Он пренебрежительно отмахнулся:

— Да знаю я, знаю.

— Я имел бы полное право потребовать твоей отставки.

— Надеюсь, вы не станете делать этого, премьер-министр. Искренне надеюсь на это. — Харви Уоррендер подался вперед, и Хауден заметил крупные капли пота на его лысеющем темени.

“Не прозвучала ли скрытая угроза в его тоне, в самих словах? — спросил себя Хауден. — Трудно определить с полной уверенностью”.

— И если позволите, добавил бы вдогонку такую мысль, — проговорил с ласковой улыбкой Уоррендер, — graviora quaedam sunt remedia periculus, что в вольном переводе из Вергилия[34] значит: “Некоторые лекарства опаснее самих болезней”.

— А еще я где-то у него читал об ослином реве, — обрезал Хауден; пристрастие Уоррендера к цитатам из древних неизменно его раздражало. Премьер-министр сухо продолжил:

— Я собирался сказать, что решил ограничиться предупреждением. Не вынуждайте меня передумать.

Уоррендер вспыхнул и пожал плечами. Потом едва слышно пробормотал:

— И вот я умолкаю.

— Я пригласил вас главным образом в связи с этим новым инцидентом в Ванкувере. Похоже, там возникла одна из тех досадных ситуаций, каких я настоятельно просил избегать.

— Ах, вот оно что! — в глазах Харви Уоррендера засветился растущий интерес. — Я получил подробный отчет по этому поводу, премьер-министр, и могу изложить вам все обстоятельства.

— А мне это не нужно, — нетерпеливо оборвал его Джеймс Хауден. — Руководить своим собственным ведомством — это ваша работа, а у меня в любом случае есть дела поважнее. — Он невольно повел взглядом по раскрытым папкам с материалами по межконтинентальной обороне, ему не терпелось вновь заняться их изучением. — Все, чего я хочу, чтобы это дело было улажено и исчезло со страниц газет.

Уоррендер недоуменно поднял брови:

— А не противоречите ли вы сами себе? То вы говорите мне, чтобы я сам управлялся со своим собственным ведомством, то, не переводя дыхания, приказываете уладить это дело…

Хауден вновь прервал его — уже со злостью:

— Я требую, чтобы вы следовали политике правительства — моей политике, а состоит она в том, чтобы всемерно избегать спорных иммиграционных дел, особенно в нынешнее время, когда нам предстоят выборы в будущем году и… — поколебавшись, добавил:

— Многие другие вещи. Мы с вами все это уже обсудили в тот вечер. — Помолчав, едко добавил:

— Хотя, может быть, вы не помните.

— Я не был настолько уж пьян! — в свою очередь, вспылил Харви Уоррендер. — Я высказал вам все, что думаю о нашей так называемой иммиграционной политике, и мнения своего не изменил. Или мы примем новые честные законы об иммиграции и признаемся в том, что мы делаем и что каждое правительство до нас…

— В чем признаемся?

Джеймс Хауден поднялся на ноги и стоял, уперев ладони в столешницу.

Подняв на него глаза, Харви Уоррендер произнес тихо, но решительно:

— Признаемся в том, что проводим политику дискриминации. А почему нет? Это же наша — наша собственная страна, разве не так? Признаемся в том, что ставим барьер цветным, что у нас есть расовые квоты, что мы не пускаем негров и азиатов, признаемся в том, что так было всегда, — так с чего вдруг мы будем поступать по-другому? Признаемся в том, что нам нужны англосаксы и что нам нужна резервная армия безработных. Давайте признаем, что у нас существует строгая квота для итальянцев и всех таких прочих и что мы старательно регулируем число католиков. Хватит притворяться! Давайте напишем честный закон об иммиграции, в котором назовем вещи своими именами. Давайте перестанем надевать один лик для Объединенных Наций и лизаться с цветными, а совсем другой носить дома…

— Вы что, с ума сошли? — не веря своим ушам, прошептал Хауден. Он не сводил глаз с Уоррендера. Конечно, этого и следовало ожидать — примерно то же самое Уоррендер излагал и во время приема… Но тогда Хауден отнес это на счет алкоголя… И вдруг вспомнил слова Маргарет: “Мне иногда приходит в голову, что Харви Уоррендер слегка тронулся умом”.

Уоррендер прерывисто дышал, ноздри его трепетали.

— Нет, — ответил он. — Я не сошел с ума. Просто устал от этого чертова лицемерия.

— Честность — прекрасное качество, — проговорил Хауден. Гнев его улегся. — Но то, что вы предлагаете, есть политическое самоубийство.

— А откуда это известно, если никто еще не пробовал? Откуда нам знать, что людям не понравится, если мы скажем то, что им уже давно известно?

Совершенно спокойно Джеймс Хауден спросил:

— Какую вы видите альтернативу?

— Имеете в виду, если мы не примем новый закон об иммиграции?

— Да.

— Тогда я буду всеми силами добиваться строжайшего соблюдения того закона, что действует ныне, — твердо заявил Харви Уоррендер. — Я буду соблюдать этот закон без всяких исключений. И никаких хитростей и очковтирательства, никаких потайных лазеек с черного хода ради того, чтобы неугодные вам вещи не попадали в газеты. Может быть, тогда все увидят, каков он есть, ваш этот самый закон, на самом деле.

— В таком случае, — ровным голосом произнес Джеймс Хауден, — я предлагаю вам подать в отставку.

• Предыдущая
• 39/112
• Следующая