Западня для леших - Алексеев Иван - Страница 17

• Предыдущая
• 17/88
• Следующая

На военном совете дьякон продемонстрировал чертеж, изображающий во времени и пространстве нападения внутри города и в его окрестностях, а также перемещения застав, секретов и дозоров леших. Демонстрацию чертежа он сопроводил подробными объяснениями, из которых следовало, что, во-первых, в большинстве своем действия разбойных ватаг выглядят как согласованные, во-вторых, с некоторых пор о перемещениях леших им становится заранее известно. Допросы пленных ничего не дали: попадалась, в основном, шелупонь, которая ничего не знала. Все истории выглядели стандартно: намедни пил в кабаке, подсели мужички, угостили, сдружились, предложили взять добычу… Таким образом, продолжение прежней тактики не имело смысла. Назрела необходимость перекрыть утечку сведений о наших действиях и попытаться нащупать головку разбойного люда, столь хорошо организованного и многочисленного. И для этого следовало опереться на местные силы, которые доподлинно знали обстановку и готовы помочь.

Дымок, давно готовивший тайную встречу с митрополитом, согласно кивнул. Ропша также согласился с выводами дьякона, со вздохом посетовал на свою старость и неумелость, поскольку в таких делах, как ловля разбойников, он сроду не участвовал и учиться ему уж, пожалуй что, поздно. Однако он слышал краем уха, что есть в Москве человек, который может подсобить: стражник плотницкой слободки Степа. О его храбрости и честности ходили среди простого московского люда многочисленные легенды. Решено было отправить к нему для начального знакомства не особников или десятников, а кого-нибудь из лихих бойцов, с которым Степа, судя по рассказам о нем, быстрее нашел бы общий язык.

По пустынной улице, по которой Михась с бойцами шел для встречи с местным стражником, бодрой рысью навстречу им вылетел малец лет десяти-двенадцати, оседлавший хворостину, в дерюжной рубахе навыпуск и частично целых портках из аналогичной материи. Увидев увешанных оружием незнакомцев в иноземном одеянии, он резко остановился, разинул рот и вытаращил на них круглые глазенки.

– Здорово, дружинник! – приветствовал его Михась, остановившись и привычным жестом поднося ладонь к берету. – Как служба?

Малец не отвечал, завороженно уставившись на леших.

Михась присел так, чтобы оказаться вровень с малышом, улыбнулся, по-свойски подмигнул:

– Слышь, боец, мы дозорные, царевы слуги, ищем стражника Степу. Будь другом, проводи нас к нему.

По-видимому, знакомое имя и улыбка Михася возымели положительное действие на мальчугана. Он обрадованно закивал, ответил чистым звонким голоском:

– Пойдемте, дяденьки, он туточки живет, рядышком!

Потом перевел взгляд на торчавшую над правым плечом присевшего Михася рукоятку сабли, наискось висевшей у него за спиной. Робко протянул руку, коснулся пальцем стального набалдашника в форме клюва, провел по стержню, обмотанному почернелой буйволовой кожей, перехваченной спиралью из толстой витой серебряной проволоки, погладил гарду, покрытую изящной насечкой.

Михась по-дружески похлопал его по плечу:

– Успеешь еще, брат, в эти игрушки наиграться… Пойдем-ка к Степе: служба не ждет!

Дом стражника располагался за высоким забором из широких, потемневших от времени плах. Над забором густо свисали ветви яблонь с еще маленькими зелеными завязями. Малец ухватился за кованое железное кольцо, висящее на калитке, смело постучал. В глубине двора скрипнула дверь избы или сарая, послышались твердые быстрые шаги, и калитка распахнулась. Степа был высок, широк в плечах и, может быть, чуточку тучен. Его белокурые, слегка рыжеватые волосы были по-казацки коротко пострижены в кружок, вислые усы тоже, пожалуй, напоминали о лихих запорожцах. В первое мгновение Михасю показалось, что он его где-то уже видел, затем это мимолетное ощущение ушло: кого только Михась не встречал на своем коротком, но бурном веку! Увидев леших, стражник напрягся, его лицо слегка покраснело, брови сдвинулись. Но он без колебаний шагнул вперед, по-хозяйски встал перед четверкой, посмотрел в упор сначала на Михася, затем на каждого из бойцов.

– Кто такие? – сурово спросил он.

– Дружинники боярина Ропши, поморы, назначены государем в дозор по Москве, – четко доложил Михась.

Степа еще раз пристально осмотрел леших, посторонился:

– Заходите в избу, дружинники, гостями будете.

По деревянной дорожке, окруженной грядками с невысокой еще зеленью, они прошли в крепкую пятистенку, сложенную из удивительно огромных даже для изобильной лесом местности бревен. В избе было чисто, уютно, выскобленные полы устланы домоткаными половичками, печь аккуратно выбелена. На стене на колышках висела большая тяжелая сабля в потертых ножнах, скорее напоминавшая меч. Рядом с ней стояла старая пищаль угрожающих размеров, которая вызвала у леших затаенную профессиональную усмешку. В уголке под образами за прялкой сидела пожилая женщина: мать Степы. Он не был женат, отец давно погиб, о братьях и сестрах сведений у леших не было. Старушка не спеша поднялась навстречу гостям, взглянула строго и чуть вопросительно. Когда лешие, сняв береты, перекрестились на образа в красном углу, степенно им поклонилась.

– Маманя, встречай гостей: дружинников-поморов.

– Здравствуйте, гости дорогие, проходите к столу, – сильным, глубоким голосом произнесла старушка и пошла собирать угощение.

Лешие и Степа сели на широкие скамьи, дождались, пока мать поставит на стол чашки, кринку с медовухой, миску моченых прошлогодних яблок, ржаной каравай.

– Здравы будьте, дружинники!

– И ты будь здрав, страж московский!

Выпили, помолчали.

– Мы к тебе, Степан, за советом. Поставил нас государь в дозоры да разъезды. Дело для нас новое, Москвы не знаем, так что после недельной службы появились вопросы без ответов. Выловили мы всякую шелупонь, но толку нет: главные разбои в стороне, в обход наших застав и дозоров делаются. Ты человек опытный, в слободке твоей порядок удивительный, не подскажешь ли, как нам лучше царев приказ исполнить?

Степан сидел, откинувшись спиной к печке, чуть опустив голову, и сосредоточенно разглядывал опорожненную чашку из-под медовухи, которую вертел в левой руке.

– А что ж ко мне-то идете с вопросами, хлопцы-молодцы? Неужто друзья ваши, опричники, не вразумят вас, царевых слуг усердных, советом да указанием?

Михась задумался. Он почувствовал в словах Степы какой-то подтекст, может быть, скрытый вызов, но пока причина явно недоброжелательного отношения стражника ему была не ясна.

– Да мы к ним, вообще-то, пока не обращались… – начал он.

Тут внезапно послышался настойчивый стук в калитку. Степан мгновенно вскочил, бросился открывать. Лешие тоже поднялись, подошли к воротам. Запыхавшийся мужичок, возбужденно размахивая руками, скороговоркой сообщал стражнику о произошедшем где-то неподалеку лихом деле.

– Николька-Каин, собачий сын, намедни из острога вернулся… Вечор загулял, конечно. А сегодня наутро, гад, пошел в кузню, к Селивану, где раньше работал… Селиван-то его до острога еще выгнал вон за баловство… А сейчас он с подмастерьями на заработках. Так Каин – чтоб ему! – замок сбил, громит все в кузне с грохотом адским, поджечь грозится… В такую погоду ведь слободка вся как ни на есть сгорит!!!

Степа, без слов отстранив мужичонку, бросился из калитки на улицу. Мужичок помчался за ним, крича вдогонку: «Саблю, сабельку-то захвати! Каин совсем озверел ведь!»

Лешие, как по команде, плавным бесшумным бегом устремились вслед за стражником, почти сразу догнав его и как бы прикрыв сзади и с боков. Кузня оказалась недалеко. Вокруг нее толпились несколько мужиков, в стороне голосили бабы, плакали ребятишки. Одна из половинок широкой дощатой двери была выбита и валялась на земле, вторая косо висела на одной петле. Из сумрака дверного проема раздавался грохот и нечленораздельный рев. Уже попахивало дымком.

– Что стоите, мужики? – крикнул собравшимся перед кузней Степа.

– Так тебя дожидаемся! Самим-то как же: и кузня чужая, и Каин-душегуб не посмотрит, что земляки…

• Предыдущая
• 17/88
• Следующая